Мужчина сидел на скамейке в позе не испуганной, скорее удивленной. Неподвижные глаза застыли на смотрели в упор на подошедших. Валентина задрожала, отвернулась. Александр пытался строить из себя героя, вроде глядел на убитого. На самом деле он видел что угодно — парк, скамейку, но только не сам труп.
— Личность установили? — спросил он начальника полиции.
— Да. Некий Грязнов Антон Алексеевич.
Теперь следовало проверить догадку самого Александра. Если подтвердится, он на правильном пути.
— Анатолий Михайлович, а этот человек имел отношение к политике?
— Непосредственное. Он был активным монархистом.
— За одни убеждения убивают редко. Нужны еще и действия.
— Он действовал. По моим сведениям их группа участвовала в подготовке у нас правого монархического переворота.
— Тогда понятно.
— Что вам понятно? — поинтересовался Корхов.
— Одна идея, которая превращается в реальность.
— Эх, Александр Николаевич, — вздохнул Старый Лис, — ежели бы вы определились с друзьями, поверили бы мне, может, кое-каких трагедий удалось бы избежать. А то сперва вроде договорились, потом пошли на попятную. Так дела не делаются. Ну-с, ничего не желаете сообщить?
— Думаю, причина в политике.
— Не только вы об этом думаете. Они вон тоже. Горчаков увидел знакомых работников спецслужб, мужчина и женщина направлялись к Корхову. Мужчина коротко бросил:
— Господин начальник полиции, вы обязаны кое-что сообщить.
— С какой радости?
— У вас тут творятся дела, которые уже привели к международному скандалу. И англичане, и немцы потребовали от нашего правительства выдачи убийц их граждан.
— Фигу с маслом не хотят? Убийства произошли на территории Старого Оскола. Мы и будем их судить. По нашим законам.
— Вы не поняли, дело политическое.
— А я считаю — действует обычный уголовник. Я обязан его поймать и поймаю. О тайнах следствия, естественно, докладывать никому не собираюсь. Недовольны? Обращайтесь в высшие инстанции. А еще лучше, если президент или премьер-министр позвонит мне и скажет: «Анатолий Михайлович, введи этих людей в курс дела». Тогда расскажу все, как на духу.
— Вы пожалеете о своих словах, — впервые подала голос женщина. И опять они ушли, хотя и начальник полиции, и журналисты понимали, что скоро вернуться. И разговор будет проходить в другой тональности.
— Вот что, детки, — Анатолий Михайлович обратился теперь к Александру и Валентине. — Вот тут рядом есть кафе, кажется «Ромашка». Зайдите туда и ждите меня. Я пока кое-что здесь закончу.
— А зачем нам вас ждать? — поинтересовалась Валентина.
— Поведаете обо всех ваших изысканиях и гипотезах. Считайте это моим официальным распоряжением.
Что оставалось делать Валентине и Александру? Подчиниться.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Горчаков предложил своей подруге на выбор несколько блюд. Она отказалась, после увиденной в парке картины ее тошнило от одного только упоминания о еде. Она даже специально села спиной к залу, чтобы не наблюдать трапезу других.
— Как тебе наш начальник полиции?
— Честно, — немного подумав, промолвила Репринцева, — он мне понравился.
— Сложный человек. И смелый.
Она вдруг вспомнила прокатившиеся по ее стране аресты военоначальников. До простых людей доносились разные слухи: как маршалы и генералы поливают друг друга грязью, обвиняют в измене, стучат. Как же так? Кадровые военные, участвовали в боях и вдруг пасуют перед какими-то тыловыми крысами, нацепившими на себя мундиры НКВД? Недавно отец сказал матери (Валентина случайно услышала): «Куда пропала офицерская честь? Неужели они готовы терпеть унижения, лишь бы им продлили рабское существование? Почему не взбунтуются, не скинут этого кровавого пса Ежова? А заодно и того, кто стоит за ним?»
«Кто за ним стоит? — Валентина похолодела от слов отца. — Так ведь это же сам.»
Нет, имя вождя она не посмела произнести даже в мыслях.
— Смелый, — согласился Александр. — Но хитрый.
— Может, таким и должен быть начальник полиции? Появился Анатолий Михайлович, плюхнулся за стол рядом с ними, подлетевшей официантке сказал:
— Чего-нибудь посытнее и пожирнее. И водочки грамм сто. нет двести.
— Вы можете есть после всего, что увидели? — поразилась Репринцева.
Корхов внимательно посмотрел на нее и отменил заказ:
— Принеси мне, голубушка, обычной минеральной воды.
Едва официантка отошла, он потребовал, чтобы журналисты начали рассказ. Александр взглянул в глаза Валентине и прочел в них настоящее доверие к полицейскому. Этот факт сыграл ключевую роль.
Обо всех их приключениях Корхов внимательно выслушал. Особенно его заинтересовали оргии в подземелье Варвары. Анатолий Михайлович удовлетворенно проговорил:
— Есть за что привлечь голубушку. За организацию нелегального притона. Она, правда, станет это отрицать. Да и заступники найдутся, туда ведь многие высокопоставленные ходят. Зачем? С девушками побаловаться. Все дамы, которых вы там увидели из публичного дома мадам Жозефины (в простонародье Мани Лягушкиной). На остальное им наплевать.
— И только? — поразился Горчаков. — Но ведь там культ всякой чертовщины. Как возможно такое в православной стране?
— Э, милый, закон нужен. А его нет. Если так дело дальше пойдет, сатанисты у нас и в армии будут служить на командных постах, и министерские портфели носить. А попробуй, тронь их, тебе тут же в морду — права личности и прочая дребедень.
— Такого быть не может? — сказала Валентина.
— Не может? — усмехнулся Корхов. — А вот у вас в Свияжске в 1918 году по инициативе Троцкого и Демьяна Бедного установили памятник Иуде Искариоту. Хорошо, недолго простоял. Как говорится: раз попробовали, не удалось, во второй раз поставят его на века.
Валентине было страшно это слушать, и не потому, что дело с памятником касается страны, в которой она живет. Она чувствовала, как после посещения храма в ней что-то стало меняться, как ее угнетало все, что против Божественного.
— Обросший шерстью человек в доме у колдуньи, кто он?
— Поговаривают, сынок Варвары. Она его с детства прятала от посторонних глаз.
— Почему он спас нас? — в раздумье спросил Александр.
— Кто знает! Увидел, что людей силой привели, и пожалел. Иногда шкура звериная, а душа человечья. Но чаще — наоборот.
Затем Анатолий Михайлович попросил ребят уточнить некоторые детали их встреч с сотрудниками театра, с представителями местного ВКП(б), с банкиром Ереминым. После этого Горчаков сделал общий вывод по особо тяжким преступлениям в городе:
— Причина убийства Зинаиды Петровны Федоровской не в ее нелегальной коммерции, не в мести любовника. Я не исключаю, что она являлась агентом иностранной разведки. Все говорит за это.
— Согласен, — сказал Корхов. — По нашим данным она была связана с Советами.
— Так Либер оказался прав? Выходит, она коммунистка?
— Для того, чтобы работать на ту или иную страну, не обязательно разделять господствующие там идеи. Причина может быть очень проста: деньги. А покойница их любила.
— Получается, Коровин и Прошкин в курсе? — всплеснула руками Валентина.
— Не обязательно. Скорее, даже нет. Но у них были другие дела; похоже, они тоже промышляли золотишком. Нелегальный ввоз и вывоз. Коровин из богатой семьи, только дедушка лишил его наследства. А жить хочется, и хорошо жить!
— Вот тебе и на! — поразилась Репринцева. — У меня были кое-какие сомнения насчет этого. Только что в гостинице я сама это высказала Прошкину. А ведь Коровин предложил мне зайти к нему сегодня, он предоставит данные о Федоровской.
— Не ходите, — махнул рукой начальник полиции. — Ничего он вам не предоставит. Его информация лишь уведет вас от истины.
— Я продолжу, — сказал Горчаков. — То, что смерть Федоровской связана с политикой, говорят последующие убийства иностранных агентов Либера и Дрекслера. А теперь и монархиста Грязнова. Получается прелюбопытнейшая вещь: он убивает агентов разных разведок, а также людей, по его разумению нарушающих покой Старого Оскола.
— Согласен, — Анатолий Михайлович заинтересованно посмотрел на журналиста. — Продолжайте, молодой человек.
— Мой редактор Алевтина Витальевна считает, что у нас слишком много гостей. Среди них есть те, кто пытаются втянуть Старый Оскол в преступные игры, ликвидировать нашу независимость. И таких в городе немало. Возможно, и убийца решил, что не совершает ничего криминального, наоборот, своими действиями утверждает покой и благоденствие.
— Глупец! Он вызывает панику, страх. О каком покое можно говорить? — возмущенно проговорила Валентина. — Нет никакой логики.
— Не спеши, — возразил Александр. — Вначале люди действительно будут бояться. Потом, когда увидят, кого убивают, успокоятся. Не смотрите на меня так, господин Корхов, это может быть логикой преступника.
