Через несколько минут, угомонившись, они сидели возле лодки и курили как ни в чем не бывало.
— А ты ничего парень, — ударился в рассуждение Егор Харитонович. — На полном серьезе, между протчим… Вот появился ты в деревне, разок по улице прошелся, а я себе говорю: вот смотри, мировой парень прибыл! Да брось ты, чего надулся! Сварганю тебе пароход. Егор хоть и газанет когда на повороте…
— Хвастун ты, Егор Харитонович, — сказал ему Рязанцев. — И дурачишься без меры.
— Просто так жить — скукота одна, — признался Егор Харитонович. — Ладно, посидели, отдохнули… Так чем не глянутся тебе эти пузыри-поплавки?
— Вообще-то они не помешают, — согласился Рязанцев.
— Ну вот, — хмыкнул Егор Харитонович. — Крылья счас приваривать?
— Какие еще крылья? — не понял Рязанцев.
— Иначе она не полетит.
— Пока достаточно, чтобы плавала, — Саша Иванович развернул заляпанные мазутом чертежи. — Смотри сюда, Егор Харитонович, и разумей… В передней части лодки навешиваем косилку или так называемые тральные грабли для сгребания скошенной массы. Положение режущего аппарата при работе можно изменять с помощью лебедки. Понятно?
— Это мне было известно до того, как ты родился. Одно неясно: каким паром будем двигать этот комбайн?
— К этому я как раз и перехожу, — Саша Иванович старается не обращать внимания на колкости. — В задней части лодки, на корме то есть, на специальную раму ставим самоходное шасси. Полуось левого редуктора цепями соединяется с гребным колесом. Что это дает? При такой схеме, Егор Харитонович, можно использовать все передачи коробки скоростей трактора и, что очень важно, пользоваться задней скоростью. Управлять косилкой будет один человек, то есть ты, из кабины трактора.
— Почему, опять я? — тут же закричал Басаров. — На хрена мне это надо! Она потонет, а мне отвечать, да?
— Ни в коем случае не потонет! — Саша Иванович нервно поправляет очки. — Мой расчет показывает, что глубина погружения лодки составит не больше тридцати сантиметров. Практически мы получаем возможность косить у самого берега.
— Ну и косите на здоровье! — хмуро отозвался Егор Харитонович. — Взяли моду, как что — Егора за бока. Свет клином на Егоре не сошелся?
Рязанцев не отвечает, будто не слышит.
— Молчишь, да? Между протчим, такого вредного человека, как ты, днем с огнем не найти. Сопит в две дырочки, а свое гнет. У председателя выучился, да? Учись, учись, все одно ума не прибавится.
— Какой уж есть, — вздыхает Саша Иванович. — А вот крепления здесь явно слабоваты.
— Как раз! Не придумывай. Раз Егор делал, то порядок!
— Егор Егором, а есть еще такая наука, сопроматом называется. То есть изучает прочность различных материалов.
Рязанцев попытался популярно изложить суть этой мудреной науки, но Егор Харитонович остался при своем мнении.
— Начхать! Егору твой сопромат ни к чему. У Егора не глаз, а ватерпас. Раз отмерил, а там хоть сколь режь, промашки не будет.
— А пословица рекомендует поступать наоборот, сначала семь раз отмерить, — поправил Рязанцев бесшабашного корабела.
— Мне пословица не указ! Понял? Ишь, крепление ему не глянется! Егора он будет учить! Да не родился такой человек…
Басарова понесло, заботалил. Саша Иванович незаметно исчез, а Егор Харитонович все выкрикивал свои вопросы. Опомнившись, он удивился.
— Смылся очкарик! Не выдержал критики!
Постояв у лодки и почесав в задумчивости затылок, Басаров включил сварочный аппарат и положил на днище еще один ряд креплений.
На другой день Рязанцев прибежал на машинный двор раненько. Егор Харитонович делал вид, что присутствие инженера и изобретателя его нисколько не интересует. Выгибая деревянной колотушкой железные листы, Басаров изредка бросал как бы в пустоту отрывистые фразы:
— Ходят тут всякие… Сопроматы изучают…
— Давай, давай! — подзадорил его Рязанцев.
— А, это ты! — Егор Харитонович изобразил на своем небритом и уже грязном лице почти натуральное удивление. — То-то я смотрю…
— Да брось ты! — Рязанцев поморщился. — Закурить бы дал лучше.
— С этого и начинал бы, — Егор Харитонович достал папиросы, сам тоже закурил. — Между протчим, насчет креплений ты прав, с меня пол-литра. Могу прямо счас слётать.
— Слётаешь, слётаешь, — пообещал Рязанцев, делая глубокие затяжки и пуская дым в лицо Басарову. — Послезавтра лодка должна быть на воде. Глазков требует.
— Пускай он сам попробует, а мы посмотрим. Требовать — это не работать, ума не надо. Да я!..
— Не заводись, — остановил Рязанцев уже готового кричать Егора Харитоновича. — Давай без шуток.
— Тогда гони подмогу, — потребовал Басаров. — У Егора не десять рук… Слушай, дорогой! — оживился он. — Давай-ка сюда Костю Петракова. Милое дело! Да и сам можешь денек повкалывать. Тебе это, между протчим, пойдет на пользу.
Костя явился, когда Басаров и Рязанцев прилаживали тяги управления косилкой. Петраков, уже изрядно поработавший на разных тракторах, посмотрел и предложил совсем неожиданный вариант.
— Не учи ученого, — начал было Егор Харитонович, но Костя и Саша Иванович уже заспорили, выхватывая друг у друга карандаш. Басаров не остался в стороне и понес тарабарщину из смеси терминов, услышанных от Рязанцева.
К вечеру Саша Иванович не выдержал.
— Все, мужики, хватит… Иначе до зимы прокопаемся. Завтра спускаем на воду и там доделаем, если что не так.
Много народу сбежалось смотреть, как волокли косилку к Большому озеру. Зрители ждали, что вот спихнут корыто на воду, заведут мотор и начнет косилка кромсать камышовые заросли. Но сразу не получилось. То лебедка барахлила, то заклинивало транспортер для сброса камыша. Грязные и мокрые изобретатели провозились чуть не до вечера, и только терпеливые пацаны дождались торжественного момента.
Егор Харитонович сел на водительское место, поправил и потуже натянул фуражку.
— Полный вперед! — заорал он.
Забурлила вода под гребным колесом, покачиваясь, лодка тронулась с места. Застрекотала косилка, уткнувшись в зеленую стенку камыша. Дрогнули высокие остролистые стебли и толстым пластом легли на воду.
ИЮЛЬ
1
Ольга расчертила лист бумаги на клетки, долго и старательно заполняла их: что будет делать, куда пойдет в каждый отпускной день. Это занятие чуть заглушило неотвязную изматывающую тоску. Она стала замечать за собой желание закрыть глаза и больше их не открывать. Затаив дыхание, Ольга подолгу сидела неподвижно, со страхом прислушиваясь к себе, пытаясь понять, что же такое происходит с ней. «Так недолго и свихнуться», — ругала она себя, но какое-то время спустя опять сидела затаясь, уставившись в одну точку…
Свои расчеты она показала Алексею, но выбрала для этого не совсем удачное время. Он целый день мотался по дальним болотинам, где косили сиротское сено из осоки.
— Глупости это, — сказал он, посмотрев график отпуска. Сказал не домашним голосом, а будто бы находился в конторе и будто бы эту бумагу ему подали на подпись. — Нет ничего скучнее отдыха по заранее намеченной программе. Прелесть и ценность отдыха в его стихийной организации.
«Порой он просто невыносим», — подумала Ольга и посмотрела на Алексея без обиды, а скорее сожалеючи. Он заметил это и добавил, словно оправдываясь:
— Я высказал лишь свое мнение. Отпуск твой и распоряжайся им, как сочтешь нужным.
К тому моменту, как ехать в райцентр оформлять отпуск, Ольга вконец извела себя подозрениями, что или Алексей окончательно разлюбил ее, или сама она разлюбила, но жизнь становится в тягость. Стали вспоминаться разные давние мелкие обиды, непонятости, лепиться одно к другому, образуя мрачную картину.
Побродив в таком настроении по райцентру, Ольга написала заявление об уходе из библиотеки и отнесла в отдел культуры.
Московский поезд через Увалово проходит в четырнадцать десять. Алексей сам повез Ольгу на станцию. Всю дорогу она молчала, зачем-то все снимала очки и старательно протирала стекла. Без очков ее глаза делались большими и удивленными.
Он тоже молчал, хотя понимал, что надо бы говорить и говорить. Что-нибудь легкое, веселое, отвлекающее. Но не находилось таких слов.
До поезда оставалось еще с полчаса. На пыльной привокзальной площади ветер кружил обертки от мороженого и хлопья рваных газет. Солнце было в самой силе, жгло неистово, в его сторону невозможно глянуть.
Они прошли на перрон, сели на скамью, приваленную к толстому корявому стволу могучего разлапистого тополя, усеянного белыми пуховыми сережками. К ним подошла бездомная дворняга со свалявшейся шерстью, просительно глянула на одного; другого. Ольга открыла сумку, достала из целлофанового пакета кусок мясного пирога. Благодарно виляя хвостом, дворняга без жадности взяла пирог и убежала в кусты.
