Тина уже год как жила в Испании. Работала в балетной труппе. А Марина стажировалась в Колумбийском университете, приехала на месяц из Нью-Йорка.
– Сначала они писали, что Ромин убил свою жену. А теперь следствие открыло, что она погибла от руки любовника наркомана. Я позвоню Максиму. Я хочу поддержать его.
– Правильно, девочка. Тут что-то не так.
* * *
– Максим совсем никуда. Он не может ни понять, ни объяснить. Только твердит, что не убивал, и про птицу Феникс что-то. И про предсказание в стихах. Да кто ж его подозревать-то может?
– Он тебе-то рад? Видеть хочет?
– Об этом не говорили. Да и в утешительницы я не пойду. Так, сострадание.
– Сострадание – хорошо. Но помочь разобраться надо. Если получится. Мы можем с тобой навестить Максима Петровича?
– Спрошу.
* * *
Даже на лестничной клетке, у закрытых дверей, чувствовалось, что в доме предстоят похороны. Тело увезли в морг, но смерть осталась в избранном жилище.
Максим помог раздеться. «Спасибо, что пришли. Проходите» – сказал он механически и, следом за Анной Андреевной и Мариной, прошел в гостиную.
– Это моя тетушка, Клавдия Ивановна, – и представил тетушке посетительниц.
Какое-то время молчали. Марина преисполнилась горести: исчез привычный господин Максим Ромин. Знакомые черты с трудом просматривались в осунувшемся и измученном хозяине дома, все действия которого производились через невмоготу. Тетушка оказалась женщиной крупной, с властным и даже вызывающим выражением глаз, затаившихся на малосимпатичном лице. «Ну, мы-то за себя постоим» – вот что выражал ее взор.
Анна Андреевна нарушила тишину. Не нарушила, а просто влила звук голоса в молчание тяжелых мыслей.
– Максим Петрович, прости, чем мы можем тебя утешить? Только помолчать с тобою скорбно. Так и сделали. Но гибель супруги твоей таинственна и насильственна. И, чтобы жить дальше, нужно сделать трагедию раскрытой. Узнать, откуда пришла. Ты веришь – я только добра тебе желаю.
– Да, да, спасибо. Но ведь ведется следствие. И они говорят, что «нащупали нити», а скоро будет полная ясность.
– Я следствий никаких производить не собираюсь. Но я хочу помочь тебе, Тине, Марине. Всем, кто знал погибшую. Ты не обессудь.
– Вы что же это, провидица какая будете? Или наша русская мисс Марпл? – включилась тетушка, и на лице ее читалось осуждение.
Анна Андреевна смотрела на Максима. И он встрепенулся.
– Да, да, конечно. Не знаю, в чем ваша помощь может выразиться, но я хочу принять ее. В любом случае, с благодарностью за участие.
И впервые посмотрел на Марину, с открытой болью и теплотой.
– Анна Андреевна поможет, – как бы ответила она.
Сначала Вербина поднялась в спальню, прибранную, но зловещую. Пробыла там некоторое время. Максим показал почту в компьютере, распечатанное стихотворение – тоже. Сохранившееся стекло. И фотографии Елены. Вербина пристально вглядывалась.
Марина, с тетушкой, молчали в гостиной.
– А где фото с художником, о котором в газете писали? – задумчиво спросила исследовательница.
– Оно в материалах у следователя.
– Вы не могли бы выяснить, когда можно подъехать к нему? Скажите – у меня есть информация, что может быть интересной.
Максим узнал моментально.
– Сегодня в четыре.
* * *
– Ты должен собраться. Не барышня, чтоб вечно горе горевать. Помнишь? – какие бы не были горести – они пройдут. Надо только не сходить с пути. А он намечен правильно. Ведь ты же боец, Максимушка.
Тетушка Клавдия Ивановна присела рядом с Роминым и проговорила речитатив ровным, внушительным голосом. Он поднял голову, встретил ее убежденный взгляд.
Настенные часы, подгоняя, отсчитывали время.
* * *
Когда Марина и Анна Андреевна вышли на свежий воздух, они, не сговариваясь, остановились, словно отдышаться.
– Вот видите – Максим совсем не свой. И атмосфера жуткая, и эта тетя.
– Да, – Анна Вербина качала головой, – Все это может вылиться в психоз. Он о каких-то кошках думает, и крышах. И, похоже, мемуары собирается писать. Во всяком случае, как память о Елене. Все время к этой мысли возвращается. «Время, – думает, – начинаю я рассказ о Лене».
– Ну, он из тех, кто справится со всем. Не исключу, что он играет горе.
– Но ему нелегко – это ясно.
* * *
Следователь Гущин и Анна Вербина встретились. И, не начиная разговора, какое-то время друг в друга вглядывались.
– Так какой же информацией вы располагаете, – спросил Гущин, слегка откинувшись в кресле и положив руки на подлокотники.
– Моя дочь была любимой ученицей Елены Ниловны, замечательного педагога. А воспитанница Марина чуть не вышла замуж за Ромина два года назад. Так что моя информация о доубийственном периоде почти полная, уважаемый Виктор Васильевич.
– Это интересно, и очень поможет следствию. Спасибо. – и он вопросительно посмотрел на посетительницу.
– Анна Андреевна – выручила Вербина. Мой муж – доктор наук, профессор, астроном. Моя мать – доктор наук, профессор Вербина. Она психиатр, ее научные труды изучают во всех вузах страны и мира. Я старалась впитать откровения неба и тайны человеческой души, и это тоже моя информация.
– Все это, Анна Андреевна, очень впечатляет. Но какую ПОЛЕЗНУЮ информацию вы можете дать нам по делу Роминой? Или ее убийцы Поленова? Они в одном морге обслуживаются.
– Виктор Васильевич, поверьте мне. Я хочу получить информацию, нужную всем. И попытаться внести ясность, пока не поздно.
– Да куда уж спешить, всех поубивали.
– Вот. Шутите вы горько. Неравнодушный. Виктор Васильевич, случается, я предвижу будущее. И в тайнах прошлого бывают откровения. Вот вы сейчас думаете: «А черт те что городит эта дамочка. Отчего же миг такой напряженный, будто в преддверии события?»
– Не события, а открытия. Да и кто вам сказал. – и Гущин не договорил. Смотрел на Вербину испытующе. Молчал не долго.
– Так, незаурядная Анна Андреевна. Спасибо, что пришли, и намеренья у вас добрые. Мы не совсем серые, слышали о Мессинге, Ванге. И если ваши опыты не растянуты во времени, то давайте попробуем.
– В первую очередь я хотела бы видеть скульптуру.
Вербина тщательно осматривала абстракцию. Некоторое время, сомкнув веки, держала на ней ладони. Проглаживала руками по всей протяженности. Потом отставила, окинула взглядом, и сказала: «Да льше».
– Да, Анна Андреевна. Вы скажите только – что?
– Покажите мне фотографию, где Елена и художник вместе.
С фотографией Вербина разобралась быстро и, возвращая, наметила:
– Нужно в морг. И, Виктор Васильевич, это будет точка.
– Как точка? Вы скажите, кто убийца?
– Нет. Точка опоры. И будет, что сказать.
* * *
И в морге пробыли недолго. Сначала Вербина занималась Еленой, да и почти все время ею. Анна пытливо всматривалась в застывшие черты, как бы беседовала с покойницей. Ее интересовали руки. Много смотрела на смертельную впадину.
– Прямо в сердце попал и разорвал его, – Гущин шепотом то ли уточнил, то ли разъяснил. Анна Андреевна заметно думала.
– Давайте на художника посмотрим.
По сравнению с открывшимся беднягой Поленовым, Елена была торжественной мраморной богиней. Никита. Видимо, последняя доза сразу оборвала его существование, не успев разгладить черты в блаженном забвении. Косметологу предстояла большая работа перед прощальным ритуалом.
Анна Андреевна встала между покинувшими этот мир. Поочередно взглянула. Сама прикрыла лица простынями, и, повернувшись к Гущину, медленно, но уверенно пошла к выходу.
* * *
– Художник не мог убить Елену, да и не сделал этого. Нужно работать со скульптурой, – Анна Андреевна выглядела усталой и неудовлетворенной.
– Как, Анна Андреевна? Но столько улик и мотивов, – цеплялся за версию Гущин.
– Послушайте, Виктор Васильевич. У вас одна из версий. Ищите другую. В скульптуре этой огромный заряд негатива до сих пор ощущается. Она и сама кого хочешь убьет.
– Я ее в сейф убрал, где вещдоки. И запер, – вяло усмехнулся Гущин.
– Правильно, – но Вербина вернулась к задаче. – Виктор Васильевич, давайте узнаем историю этой художественной загогулины. Наверное, Ромин знает.
Максим знал только о приблизительном времени появления скульптуры в коллекции – середина минувшего октября.
– Вы справьтесь в галерее на мосту «Багратион», – отослал Максим.
Связались с галереей «Венеция». Там знали постоянных клиентов, и Елена Ромина была из их числа. «Ей всегда сообщали о новых поступлениях, но она и сама часто привозила стекло с Мурано». Подъехавший консультант, при первом взгляде на сине-серебристую скульптуру определил: «Эксклюзив. Не от нас. Островок маленький, мы работаем со многими фабриками, знаем всех маэстро. Взгляните на подставку, изделие должно быть подписано». Автографа не было. Только надпись: «Великолепная». Название? «Вы можете связаться с этим островом? Пусть помогут определить, что за работа, когда куплена?» – Гущин обратился с просьбой и тут же подумал: «Чушь». Консультант сделал снимок, обещал навести справки. Анна Андреевна собиралась распрощаться, но Гущин ответил на телефонный звонок.
