избегали каких-либо разговоров с солдатами. Накинув на плечи шинели, Корнелий и Гига Хуцишвили пошли в штаб, чтоб узнать новости. У входа в первую казарму под железным навесом стоял капитан Алексидзе и беседовал с каким-то пожилым человеком в военной шинели. Разговаривали они так таинственно, осторожно, словно опасались, что их может кто-нибудь подслушать.
— Эстатэ! — вскрикнул Корнелий.
— Да, это он, — сказал Гига.
Эстатэ Макашвили выглядел в солдатской шинели старше своих лет. Подняв воротник и заложив руки в карманы, он мрачно смотрел на лужу, по которой от дождевых капель расходились круги.
К Алексидзе и Эстатэ присоединились Геннадий Кадагишвили и Еремо Годебанидзе. У них тоже были встревоженные лица. Они тоже стали под навес, точно дожидались выноса гроба.
Корнелий и Гига подошли к группе.
— Разрешите, господин капитан, — обратились они к Алексидзе, остановившись и отдав ему честь.
— Разрешаю… — процедил командир.
Подошедшие поздоровались с Эстатэ.
— Правда, что турки уже в Батуме? — спросил Корнелий.
— Точно еще не знаю. Но возможно… — уклончиво ответил Эстатэ и, подумав, добавил: — Кажется, Батум уже занят. Но пока никому не говорите об этом. Падение Батума еще не означает, что война проиграна. Нужно крепиться, друзья!
— А почему вы в шинели?..
— Я записался в армию.
— А не знаете, почему нашу батарею продолжают держать в Тифлисе?
— Скоро и нас отправят, — вмешался в разговор Алексидзе.
Все молча и печально продолжали стоять под навесом.
— Все складывается очень и очень грустно, — рассуждал Эстатэ, не поднимая головы. — Судьба Грузии остается неизменной. Как и в прошлые века, турки несут нам смерть и разорение…
— Да, несчастная наша страна! И мы не можем дать им достойный отпор, — заметил Кадагишвили.
— Где же выход? — спросил Эстатэ.
— По-моему, — ответил после долгого раздумья Гига, — мы не понимаем той простой вещи, которая была так понятна царю Ираклию.
— А именно?
— То, что без помощи России нашему народу грозила гибель от персидских и турецких нашествий, то, что и сейчас без этой помощи не защитить Грузию, — ответил, подавив волнение, Гига.
Эстатэ косо посмотрел на него.
— О какой помощи вы говорите? Ведь в России советская власть. Там идет гражданская война, и мы отрезаны от нее. А между нами и Европой стоит преградой Турция.
Спор затянулся. Все, за исключением Корнелия, обрушились на Хуцишвили.
— Спор излишен, — заявил наконец Годебанидзе. — Факт остается фактом. Грузии сейчас не от кого ждать помощи.
— Мы одни, но скоро, очень скоро Грузия при помощи Европы залечит свои раны, и тогда побежит от нее вся эта волчья свора, — попытался подбодрить своих опечаленных друзей Кадагишвили. — Турция недолго будет стоять преградой между нами и Европой! Я верю в будущее Грузии!
— Когда же, когда придет это время? — нетерпеливо воскликнул Эстатэ. — Нет, мы должны уже сегодня, сейчас показать себя…
В это время в бригаду приехал генерал Чиджавадзе. Он привез радостную весть — турки разбиты у реки Чолок.
4
Победу у Чолока обеспечили не столько закавказское правительство или военные и организаторские способности генерала Азизашвили, сколько патриотизм, мужество и стойкость простых людей, поднявшихся на защиту своих очагов, своей родины, решивших преградить врагу путь к Кутаису. Этот патриотический порыв охватил все население Грузии.
Народный порыв захватил и офицеров и командующего войсками в Западной Грузии генерала Азизашвили: они действовали вопреки указаниям правительства и высшего военного командования.
Азизашвили выступил первого апреля с тремя эшелонами из Самтреди, чтобы занять позицию на правом берегу реки Чолок и остановить продвижение турок к Кутаису. Многие считали счастливым предзнаменованием то, что войска выступили в поход 1 апреля, в день прилета, по народному поверью, ласточек в Грузию.
В эшелоны входили партизанский отряд полковника Пурцеладзе, отряд рабочих, сформированный инженером Хундадзе в Шорапанском, Чиатурском и Тквибульском районах, и две батареи под командой капитанов Журули и Караева — силы, явно не достаточные для того, чтобы остановить наступление турецких войск. Но этот небольшой отряд сыграл в начале операции роль костяка, на который потом как бы опирались все войска. Добровольцы воодушевляли их своим патриотизмом и мужеством. Вскоре стали формироваться, выступать на фронт и другие добровольческие отряды.
Правый фланг войск генерала Азизашвили упирался в море у поста Святого Николая, а левый — в Аджаро-Гурийские горы. Турки могли продвигаться только по двум направлениям: на правом фланге — вдоль полотна железной дороги через реку Чолок и на левом — по Лихаурскому ущелью, к Озургетам. Перед центром позиций тянулись непроходимые для войск болота.
Отряд инженера Хундадзе расположился вправо от Чолокского моста, а отряд полковника Пурцеладзе — влево. Капитаны Журули и Караев выбрали для батарей позицию за станцией Натанеби и около Натанебского моста. Вскоре из Самтреди прибыл бронепоезд.
Из Тифлиса и Кутаиса подходили все новые и новые подкрепления. К Азизашвили явилось много жителей окрестных сел с просьбой зачислить их в войска. Приходили даже старики и дети. Они говорили, что знают все тропинки в натанебских болотах и могут хорошо вести разведку. В деревнях началось формирование новых партизанских отрядов.
Увеличился и приток офицеров в войска. Среди них выделялись полковник генерального штаба Костыль и капитан Павлов. Азизашвили назначил первого начальником своего штаба, а второго командиром одного из полков.
Костыль, раненный у Чолока в ногу, добрался ползком до Озургет с очень важным боевым приказом командиру 1-го полка. Впоследствии он был убит в бою под Кобулетами и похоронен с большими воинскими почестями в Тифлисе.
До 6 апреля шло укрепление чолокских и озургетских позиций. Теперь Азизашвили располагал таким количеством войск, что мог рассчитывать на успех операции.
Шестого апреля крестьяне-старики, пробравшись через болота, пришли в штаб и сообщили о взятии турками Кобулет и о движении турецких войск к Натанеби.
Азизашвили держал бронепоезд в резерве. Он решил использовать его в том случае, если бы турки бросили свои главные силы против правого фланга. Для того чтобы укрыть бронепоезд от артиллерийского обстрела, железнодорожные рабочие, вызванные из Самтреди, проложили ветку от Чолокского моста к лесу.
Едва была закончена эта работа, как поступило донесение, что по Озургетскому шоссе и вдоль железнодорожного полотна к Чолоку движутся две колонны турецких войск.
На рассвете турки приблизились к Очхамурскому мосту. Батарея Журули открыла по ним огонь. Наши окопы безмолвствовали, словно в них никого не было: солдаты замерли, ожидая, пока турки выйдут на открытое поле, раскинувшееся между лесом и рекой.
Прошло еще несколько минут, и бой начался. Бронепоезд, выйдя по сигналу Азизашвили из леса, с грохотом помчался к Натанеби. Турки заметили его только тогда, когда он уже миновал Очхамурский мост. Решив остановить поезд, они пустили навстречу ему полным ходом моторную дрезину.