Воины уже готовились к сече. Дружина была в радостном возбуждении, еще бы, не каждому воину в жизни дается такая возможность прославиться, защищая землю своего князя. Если бы Торин был только воином, дружинником, хирдманном, он бы тоже радовался. Но он был — властителем земли этой, князем, и теперь покушались на то, что было отвоевано и заново отстроено им, и это не могло приносить ему радость.
Не находя в себе более сил ходить кругами по замкнутому пространству одрины, князь Торин пошел в гридницу. Но в гриднице не было никого, с кем князь мог бы поделится своими сомнениями и страхами, только девки теремные мыли очаг. Торин невидящими глазами смотрел на них, а в голове вертелась мысль: «Смогу ли отстоять землю? Суждено ли мне еще поправить? Неужели великий Один меня так покарает за отступничество, что отберет землю, мою землю?»
Любава — одна из девок, моющих очаг, обернулась, почувствовав взгляд князя на себе. Испугалась, что не угодила чем-то, но князь Торин смотрел на неё скорее задумчиво, чем недовольно. Любава нервно сглотнула, не к добру князь так смотрит на неё. Неужели призовет на ложе? Ведь нет ничего хуже этого, вон сколько девок рассказывали, как князь бил их, терзал… Надо уйти поскорее с глаз, авось забудет.
И Любава быстро подхватила деревянную кадку с грязной водой, и пошла к выходу так, словно за чистой водицей поспешила. Но поскольку она нервничала, то шла неровно, расплескав воду грязную по полу, с которого смели старую солому.
Торин, словно очнулся, понял, что стоит так, глядя на очаг и девок, его чистящих, уже довольно давно, решил выйти на майдан, посмотреть на ратные бои дружины своей, подумать. Убедится, что готовяться бревна для постройки новых укреплений, да прикинуть сколько деньков, потребуется, чтоб возвести новые стены вокруг Торинграда.
Но князю Торину не суждено было более увидеть солнце, он поскользнулся на воде, разлитой Любавой, падая, Торин ударился головой о кованную ножку скамьи. Князь сам не заметил, как подкралась к нему Морена лютая. Умер князь так, как и боялся, глупо и нелепо, от руки женщины. Затихли девки теремные, не зная как поступить, стояли, зачарованно глядя, как под княжеской головой образуется ярко-красное пятно.
* * *
Весть о смерти Торина Прекрасе принесла княгиня Марфа. Княжна плакала, как ребенок, на груди у матери, даже то, что отец отрекся от неё солнцеворот назад, не изменило любовь Прекрасы к нему. Она истинно горевала о смерти Торина, пожалуй, Прекраса была единственным человеком, что искренне скорбел о князе торинградском.
Княгиня Марфа по мужу не печалилась, слишком много раз обижал он её за эту длинную и тяжелую жизнь, что прожили они вместе. Марфу даже посетила мысль о том, что теперь Торин будет рядом со своей любимой Суль, но, к счастью, не подле Марфы. Княгиня верила, что душа мужа будет томиться в Хеле варяжском и никогда более они не встретятся.
Горлунг же узнала о смерти Торина от княгини Силье. Та хотела поддержать невестку, утешить в сей горестный час. Но Горлунг опять удивила княгиню Силье, она не горевала, только усмехалась, думая о той глупой смерти, которой умер её отец. И ни капли жалости не испытала она по отношению к Торину, будто они были совсем чужими друг другу, хотя так, по сути, оно и было.
* * *
Княгиня Марфа, обняв себя за плечи, сидела на ложе в своей одрине. Прекраса, наплакавшись вволю, спала, девки теремные присматривали за Растимиром, гости из Фарлафграда хозяевами ходили по двору.
А Марфа не плакала, ей не было жалко Торина, нет, ей было жаль лишь себя. Завтра, завтра утром её убьют, дабы погрести вместе с Торином. И никто, и ничто не остановит волхвов: у неё нет ни маленьких детей, ни защитника, никого. Завтра князем Торинграда станет Карн, а новой княгиней Торинграда станет Горлунг. Никому нет дела теперь до неё. Она теперь никто, впрочем, как и раньше. Что же будет с Прекрасой и Растимиром? Ну не позволит же Горлунг их изгнать, она же сестра Прекрасе. Хотя, кто её знает, эту Горлунг, она такая же, как Торин, немногословная и жестокая, что за мысли у неё в голове?
Вот и все, жизнь прошла, она прожита так быстро, и эта ночь — последняя. Больше ничего не будет, никогда. Интересно, что думают другие княгини в подобную ночь? Наверное, принимают свою участь с благодарностью, ведь супруги давали им место подле себя, а взамен забирают жизнь. Таков порядок, установленный в подлунном мире богами.
Последняя ночь её жизни в мире живых, жизни, в которой не было ни тепла, ни любви, ни света. Единственное доброе, что было — это Прекраса, но она уже взрослая, у неё уже есть Растимир. Вот и все, за что Марфа была благодарна Торину. Больше ничего хорошего он ей не дал.
Внезапно княгиня подумала, что более не будет у неё унижений, всё закончилось. Но и любви не будет. Сможет ли она видеть Дага? Никто не знает, ибо из Ирия [93] еще не вернулся никто. Хотя души, души умерших-то бродят по подлунному миру, пугая живых. Может, и её душа сможет бродить по Торинграду, смотреть на трех любимых людей: на Прекрасу, Растимира и Дага.
Никогда не познать ей более любви мужской, ласки, горькая у неё судьбинушка была здесь, безрадостная. И тут княгиня Марфа вдруг осознала, что боги ведь дают ей еще одну ночь, ночь жизни, а, может, и ночь любви. Посмеет ли она? Вспомнила Марфа ночи, проведенные с супругом, теперь уже мертвым, вспомнила унижения, оскорбления, синяки и решила — посмеет. Последняя это воля её, ведь пока она еще княгиня. Открыв дверь, увидела Марфа одну из девок теремных, и сказала:
— Марфа, кликни ко мне одного из дружинников — Дага, слово мне молвить ему надобно.
И так в Торинграде любили и почитали свою княгиню, что Макфа и не заподозрила в просьбе княгини что-либо дурное, кликнула Дага.
Дружинник был немало удивлен тем, что княгиня Марфа позвала его. По дороге из дружинной избы к ней в одрину Даг ломал голову над тем, что ей понадобилось, и, в конце концов, пришел к выводу, что, наверное, княгиня Марфа попросит присмотреть за княжной Прекрасой и её мальцом. Всё-таки он ведь один из лучших воинов в дружине Торинградской.
Войдя в покои княгини, Даг потрясенно остановился возле двери, ибо княгиня Марфа встречала его с головой непокрытой, русые волосы её были свободно распущенны по плечам, как у славницы. А та смотрела на его высокую, широкоплечую фигуру, седые волосы и русую бороду, серые глаза и не могла налюбоваться.
— Закрой дверь, Даг, — взволнованно сказала княгиня.
Дружинник подчинился, прикрыл дверь и, обернувшись к Марфе, выжидающе замер, склонив голову в поклоне.
— Даг, ты же знаешь, что завтра будет тризна[94], служительница смерти[95] уже готовит тело князя Торина к прощанию.
