Каким тогда князем станет для них Карн? Вроде сидит такой смиренный, но может это лишь на тризне, и лишь при отце, а как начнет править, так и пойдут беззакония твориться? Ведь он еще и власти не знал, а уже дочь старого князя не чтит. Слухи ходят нехорошие о супружестве этом. И Горлунг, чего ждать от неё? Не будет она никому помогать, да и не сможет, если всю любовь новый князь дарит Агафье рыжей. Да и потом, говорят Горлунг более не целительствует, ибо боги отвернулись от неё. Недобрые предчувствия глодали, словно волки серые добычу, сердца люда торинградского.
Горлунг менее всего думала о том, что отныне ей есть, где княжить. Ранее она отдала бы всё за такую возможность, но теперь, когда появилась земля, когда она стала настоящей, не номинальной княгиней, радости не было. Почему? Она сама не знала ответ на этот, казалось бы, простой вопрос. Почему всё так изменилось, так быстро? Иногда крамольная мысль закрадывалась в её голову: «Может, счастье не во власти, не в подчинении слабых?». Но она, как истинная дочь своего отца, гнала эту мысль прочь от себя, с силой сжимая ладони.
Дружинники запели песни хмельные, веселые, с почестями провожая душу князя своего в иной мир. Запели нестройным хором, что могло вызвать лишь улыбку в другое время. Но ни князь Фарлаф, ни князь Карн не поддержали песнь эту. И даже новая княгиня не стала петь песнь дочери, потерявшей отца. Всё это обеспокоило люд еще больше, простые жители Торинграда с тревогой переглядывались между собой, видя такое отношение к покойному.
А потом начался самый захватывающий поединок — Даг вышел против Яромира. Два воина, равные друг другу в мастерстве, жестокие в сече, скрестили мечи возле насыпанного кургана.
Замерли все вокруг, любуясь ими: могучий Даг против ловкого, гибкого Яромира. Словно птицы кружили воины по полю ратному, то сходясь, то отбегая друг от друга. Оглушительный скрежет мечей стоял, когда скрещивали дружинники их. Ни Даг, ни Яромир не хотели проиграть в битве этой, ведь тот, кто победителем выйдет, станет лучшим воином дружины нового князя Торинграда. И бились они за первенство это люто и страшно. Их красивые широкоплечие фигуры быстро передвигались по полю, увертываясь от мечей противника. Яромир был меньше ростом и легче, но Даг был сильнее и опытнее.
Горлунг наблюдала за битвой этой спокойно, ведь бои на тризне шли до первой крови, и, когда Яромир слегка задел Дага мечом, считала, что бой должен закончиться. Яромир победил, всё так, как и должно быть, достойнейший стал победителем. Её глаза скользили по красивой фигуре Яромира, по его сильным, натренированным рукам, держащим тяжелый меч, острие которого было в крови Дага.
Но Даг не принял своего поражения, сделал новый выпад, и поединок продолжился под одобрительный гул дружинников. Только тогда Горлунг поняла, что кто-то один из этого боя не выйдет живым, и, не отрываясь, глядела за происходящим, моля Фригг и Тора о победе Яромира. Но в угрожающем лязге мечей она лишь слышала последнюю предсмертную песнь железа во славу Яромира. Почему она ей слышалась? Горлунг не знала, но чувствовала, что последний раз любуется своим ладой. От этого страшного предчувствия всё замерло внутри неё, все мысли о своей несчастливой жизни покинули её, осталась лишь молитва богам. И тогда словно что-то промелькнуло у княгини молодой перед глазами, она увидела себя и двух маленьких девочек, разбирающих травы. Но видение это исчезло также быстро, как и появилось, а по шее Горлунг пот полился тонкими ручейками.
Дружинники кружили по ратному полю, нападая друг на друга. То Яромир теснил Дага, то Даг — Яромира. Боги решили исход поединка за воинов, Яромир оступился. Лишь на миг «Любостай» потерял равновесие, но для противника этого хватило. Всего мгновение и поле залито кровью Яромира, а Даг стоит над телом поверженного победителем. Затихли все, наблюдавшие за поединком, а потом рокот прошел по полю, приветствовавший победителя, лучшего воина дружины нового князя Торинграда.
Горлунг показалось, что солнце, еще мгновение назад высоко стоявшее над видокраем, опустилось, исчезло, наступила темнота беспросветная. Всё в ней умерло, душа испустила последний вдох вместе с Яромиром, в унисон. Ей казалось, что внутри неё образовалась пустота, Горлунг была настолько потрясена случившимся, этой самой страшной потерей в своей жизни, что не могла даже шелохнутся, в голове просто не укладывалось, что её ненаглядный Яромир больше ни разу не назовет её «светлой» или «княгинюшкой».
И в этот черный миг Горлунг, словно перестала видеть ратное поле, она увидела степь заснеженную и себя, бредущую по ней. А потом женщину светловолосую, зеленоглазую, просящую о чем-то, протягивающую к ней руки. Через мгновение всё исчезло.
Дружинники неспешно подошли к телу Яромира, его надобно было унести с ратного поля, чтобы военные игры во славу погибшего князя продолжились. Четверо дюжих мужчин подняли тело с земли и понесли к дружинной избе, где его будут готовить к погребению. Вот и закончился путь «Любостая» в подлунном мире. Он ушел из него один, так же как и жил.
Горлунг, глядя, как уносят Яромира, хотела вскочить, сорвать с головы ненавистный повойник и бежать к нему, бежать и причитать:
— Яромир, Яромирушка, милый…
Но Эврар не дал, стоя за её спиной, рында властно положил руку на плечо своей госпожи, не давая встать. Горлунг не понимала, что держит её на месте, смотрела вокруг, но словно ничего и никого не видела, и даже крикнуть не могла, словно боги лишили её речи, не было больше в ней силы.
— Не надо, светлая, ему уже не помочь, — прошептал ей на ухо Эврар.
Горлунг не понимала, что он говорит, почему её не пускает, она лишь сидела, глядя невидящим взором туда, где еще недавно лежал Яромир. Сердце её рвалось к нему, к тому, что осталось от её любимого.
Растерянный, ищущий взгляд княгини, её бледность, потерянность не остались не замеченными. Даже Карн с удивлением смотрел на свою жену, он не понимал, почему Горлунг так расстроена. Ведь всё утро, до тризны она была обычной, даже не пыталась изобразить горе по отцу. Зато всё понял Олаф. Глядя на Горлунг, на её несчастный вид, он вспомнил, как она смотрела на раненного, спящего Яромира. Олаф с горечью осознал, что Горлунг его любила. Женщина, ради которой он был готов на все, любила обычного бабника, пустого красавца. Чем он покорил её? Почему она любит этого Яромира, а не его?
— Князь, госпоже плохо, уведу её в покои? — спросил Карна Эврар.
— Веди, — удивленно посмотрев, ответил Карн.
Эврар почти волоком тащил Горлунг в покои, она шла медленно, словно не понимая, куда её ведут. Только у дружинной избы встрепенулась, начала рваться туда, понимаю, что там лежит то, что осталось от Яромира.
