в гетто, местами унижаемых скотскою податью Leibzoll и опутанных сетью ограничений в торговле. Петиционеры просили имперскую депутацию снять с евреев рабское иго и предоставить им гражданские права, дабы «слить этот народ с немецкой нацией». В то же время франкфуртская община послала в Регенсбург трех своих представителей (один из них был Яков Барух, отец тогда еще юного Людвига Берне) для непосредственных переговоров с христианскими делегатами Франкфурта и других германских городов. Их рассказы о бедствиях обитателей гетто, угнетаемых бюргерством, произвели сильное впечатление на некоторых делегатов. Но регенсбургская конференция не хотела вмешиваться во внутренние дела отдельных германских государств и посоветовала франкфуртским евреям обратиться с своими жалобами к своему непосредственному начальству, тому же городскому совету, на который они жаловались. Находившийся в Регенсбурге делегат этого совета, Бетманн, с радостью сообщил во Франкфурт об отклонении еврейских ходатайств конференцией, которая «многократно осуждала эти повторяемые через каждые два слова рекламации во имя прав человека». Сердился также и реакционный император Франц II, когда ему докладывали содержание «революционной» записки Франкфуртских евреев (1803). Прошло еще три года в бесплодных ходатайствах перед неумолимым городским советом во Франкфурте и императором в Вене. И только в 1806 году совершился исторический кризис: вследствие побед Наполеона и образования Рейнского союза под протекторатом Франции австрийский монарх Франц II должен был отказаться от векового титула германо-римского императора и остаться при австрийской короне (август). А через месяц прежний имперский город Франкфурт был отдан Наполеоном в управление бывшему майнцскому курфюрсту, ставшему теперь князем-примасом новообразованного Рейнбунда. Средневековая история франкфуртского еврейства кончилась.
§ 30. Реформы в Пруссии и эдикт 1812 года
Наполеоновские войны 1806—1807 годов нанесли жестокий удар самому большому из германских государств, Пруссии. Поднявшее меч в XVIII веке государство Фридриха Великого пало от меча в военную бурю начала XIX века. Тильзитский мир сократил наполовину территорию Пруссии: у нее были отняты почти все ее польские провинции, из которых теперь образовалось Герцогство Варшавское, и области между Эльбою и Рейном, вошедшие в состав Вестфальского королевства под управлением Жерома Бонапарта, брата Наполеона. Кроме того, проигранная война поставила прусских правителей в унизительную зависимость от французского императора. Тогда король Фридрих-Вильгельм III стал думать о смягчении режима абсолютизма и о внутренних реформах. Началась реформаторская деятельность либерального правительства Штейна и Гарденберга, направленная к ослаблению старого сословно-цехового строя и к расширению местного самоуправления. Тут вспомнили о самом угнетенном классе, жертве сословного государства: о евреях. В конце 1808 года, в связи с реформою городского самоуправления, за еврейскими жителями было признано право «местного гражданства» (Ortsbürgerschaft) и представительства в городских советах. В мещанской грамоте (Bürgerbrief), которая выдавалась еврею, говорилось, что ему предоставляются все права и преимущества местных обывателей, но с «сохранением его общегражданского положения». Таким образом прежние «шутц-юден» получили мещанские, но не гражданские права: они стали Stadtbürger, но не Staatsbürger. За гражданско-политические права им предстояло еще долго бороться.
Прерванная в 1792 году борьба за эмансипацию (выше, § 27) возобновилась в 1808-м. Ее вели представители трех наиболее передовых еврейских общин: Берлина, Кенигсберга и Бреславля. Вследствие временной оккупации Берлина французами король и министры находились тогда в Кенигсберге, и этим воспользовалось местное еврейское общество, чтобы напомнить правительству о необходимости разрешения еврейского вопроса в духе новых реформ. Король поручил составление проекта по этому вопросу своему министру, барону Шреттеру, старому бюрократу, который в прежнее время ревностно охранял все жестокие законы Юденрегдамента. Вынужденный покориться духу времени, Шреттер уловил в нем именно то, что в тот момент стало модным в самой Франции: наполеоновскую концепцию еврейского вопроса. Он хорошо знал, что властелин Европы вырвал у парижского Синедриона отказ от титула «еврейской национальности» и только что своим «позорным декретом» даже ограничил права евреев в Эльзасе и рейнских провинциях. Эта система государственной опеки примирила Шреттера с реформою. Консервативный министр нашел энергичного сотрудника в лице одного либерального чиновника в Кенигсберге, криминалрата Бранда, который уже давно защищал равноправие евреев и теперь находился под влиянием «парижской моды» в еврейском вопросе. Бранд убедил Шреттера, что предоставлением гражданских прав евреям можно нанести удар иудейству, если поставить условием эмансипации отказ евреев от своей национальной культуры[37]. Министр поручил ему составить в этом духе проект для представления королю. В октябре 1808 года проект был готов. В нем Бранд развил свою мысль, что евреям в Пруссии нужно дать гражданское равноправие с целью уничтожить их национальную обособленность. До сих пор, объяснял он, неправоспособность евреев ставилась в связь с их религией, и такая постановка морально выгодна евреям, ибо в наш век веротерпимости нет смысла ограничивать в правах иноверцев; на самом же деле не религия, а национальность и желание евреев в ней оставаться вызывают неприязнь к ним остального населения. Французы с немцами вступают в брак, а евреи нет. Они «остались народом в народе» и останутся таковым, пока не будут допущены свободные смешанные браки, без обязательного крещения еврея, а это станет возможным после включения евреев в состав гражданского общества.
Получив проект Бранда, Шреттер представил королю доклад, в котором доказывал, что настало время разрешить еврейский вопрос в том же направлении, как это делается в других государствах, то есть дать евреям гражданские права, но вместе с тем возложить на них все гражданские обязанности, в особенности же воинскую повинность. Шреттер не скрывает, что он и теперь считает евреев вредным в государстве элементом, но раньше он думал обезвредить их репрессиями, а теперь убедился, что эту цель можно скорее достигнуть равноправием, как средством нивелировки и обезличения еврейского национального типа. Внешний гнет, рассуждает он в своем докладе, сдавливает евреев в одну густую упорную массу, обладающую огромной силой пассивного сопротивления; репрессии и ограничения в правах «так укрепили связь между членами этой нации, что ни одно правительство не может ее ослабить, а тем менее порвать, пока существует нынешнее устройство евреев... Необходимо дать евреям новую конституцию для того, чтобы подкопать и разрушить их национальность (ihre Nationalität zu untergraben) и постепенно довести их до того, чтобы они не стремились образовать государство в государстве». За этим докладом следовал проект, где были поставлены следующие условия признания евреев гражданами: 1) евреи должны носить фамильные имена, 2) носить одежду немецкого покроя и стричь бороду, 3) употреблять немецкий язык в своих торговых книгах и всяких деловых бумагах. Далее разрешаются смешанные браки между евреями и христианами без перемены религии, с тем чтобы дети от таких браков следовали религии отца до совершеннолетия. Раввинами в
