богослужения вне реформированных синагог. Таким же бюрократическим путем проведена была школьная реформа. Консистория предписала открывать в каждом городе по одной школе, где религию и библейский язык должен преподавать учитель-еврей, а общеобразовательные предметы («немецкое обучение») — христианин. Частное обучение в старых «хедерах» запрещалось. В 1810 г. в Касселе были открыты первое начальное училище нового типа и семинария для подготовки учителей. Все эти нововведения требовали больших расходов, для покрытия которых приходилось увеличивать обложение общин. Податное отягощение, в связи с недовольством новыми порядками, вызвало много жалоб со стороны общин.
Но уже близился конец эфемерного королевства Вестфален: оно пало вместе с Наполеоном (1813), а с ним распалась и вся новая организация еврейства. Коротка была эра полной эмансипации: едва шесть лет просуществовал вестфальский оазис равноправия на территории Германии. Свободно вздохнули в этот короткий промежуток два десятка тысяч евреев, раскрепощенных, превращенных из «терпимых» в граждан. Многие шли на этот огонек свободы: из отсталых стран Германии группы бесправных переселялись в Вестфален. Коротка была и эра внутренних реформ, предпринятых Якобсоном. Они, впрочем, были обречены на неудачу и помимо политического кризиса. У Якобсона было одно хорошее побуждение: путем реформ облагообразить духовную жизнь евреев, сделать ее более привлекательною для нового поколения «образованных», которых отталкивали от еврейской общины и синагоги их обветшалые формы. Но рядом с этим побуждением стояло другое, обращенное к внешнему миру: желание переделать на немецкий лад синагогу, школу, общинный строй с целью импонировать христианам. Не замечая более глубоких причин отпадения образованного класса, Якобсон все надежды возлагал на церемониальные реформы, проводимые вдобавок сильною рукою бюрократии. Он превратил консисторию в фабрику реформ, которые навязывались общинам, и не обращал внимания на протесты недовольных. Как большинство деятелей той революционной эпохи, Якобсон не понимал способа эволюционной реформы, идущей от исторических корней. Подобно Фридлендеру и другим вождям нового еврейства, он отрицал идею еврейской национальности, и вся его работа сводилась к поверхностному компромиссу между безверием и верою, «очищенною» по последней моде.
Еще короче, чем в Вестфалии, был промежуток эмансипации в старом гнезде бесправия — Франкфурте-на-Майне. Когда в сентябре 1806 года прежний имперский город с его мрачным гетто очутился в полосе наполеоновского Рейнбунда (выше, § 29), евреям казалось, что наступил час их освобождения. Консервативная франкфуртская община была еще очень далека от берлинского вольнодумства, и тем не менее и в ней что-то зашевелилось: дух времени проникал в гетто сквозь пробитые берлинским просвещением бреши и волновал, звал к новой жизни. Группа просвещенных франкфуртцев основала свободную гимназию «Филантропин» для воспитания еврейских детей в духе современности (1804), и новое учреждение стало цитаделью реформы. Весть о заседаниях собрания нотаблей в Париже в июле 1806 года подняла дух франкфуртских прогрессистов и тем сильнее окрылила их надежды, что в те же дни Наполеон взял в свои руки судьбы Германии. Во Франкфурте образовался союз передовых людей под именем «Gesellschaft zur Förderung des Glückes der Israeliten», который поставил себе целью пересадить французские реформы на почву Германии. В ноябре 1806 г. из Франкфурта был послан в Париж приветственный адрес собранию нотаблей, покрытый 250 подписями. В адресе восхвалялись великодушие французской нации, «разбившей оковы столь долго угнетаемого народа», благодеяния «бессмертного Наполеона», созвавшего лучших людей еврейства для «очищения нашей религии», и «мудрые ответы» парижского собрания на вопросы императора; выражалось пожелание, чтобы «прекрасный пример Франции распространился и по ту сторону границ этой империи». Франкфуртский адрес был прочитан в парижском собрании в тот момент, когда оно готовилось уступить место «великому Синедриону», и председатель Фуртадо ответил германским приверженцам наполеоновского культа письмом в том же духе. Спустя два месяца представители франкфуртской общины, раввин Соломон Триер и Исаак Гильдесгеймер, имели уже счастье заседать в парижском Синедрионе. В одном из последних заседаний франкфуртские депутаты заявили, что их община всецело присоединяется к решениям Синедриона и готова подчиниться им, «после того, как наши братья будут пользоваться равными гражданскими правами, какими уже пользуются евреи Франции и Италии». Связь внутренней реформы с эмансипацией была ясно установлена в этом заявлении, и паломничество франкфуртцев в Париж получило здесь надлежащее освещение.
Между тем новая власть во Франкфурте не спешила с актом эмансипации. Глава Рейнбунда, князь-примас Карл Дальберг, должен был сообразовывать свой французский либерализм с планами своего суверена, Наполеона I, которые в то время клонились больше к «исправлению», чем к освобождению евреев. С другой стороны, не так легко было преодолеть глубоко укоренившуюся юдофобию христианского бюргерства, теперь представленного в обновленном франкфуртском Сенате. Эта каста патрициев и мещан, веками терзавших обитателей гетто, оказывала упорное сопротивление всякой попытке улучшить их положение. На первом плане стояло упразднение гетто, но и тут Дальберг должен был ограничиться частичными облегчениями. Тотчас по прибытии во Франкфурт он распорядился о допущении еврейской публики в городские сады, что раньше строго запрещалось. И когда евреи его просили отменить всю давившую их средневековую конституцию, пресловутую «Stättigkeit» 1616 года, он в рескрипте от 27 декабря 1806 года ответил: «Предоставление равноправия невозможно без единодушного, определенного и формального заявления бюргерства, ибо предки Франкфуртских бюргеров основали город и допустили туда евреев на определенных, ограничивающих их права, условиях». Однако, в угоду новому режиму, решено было сделать евреям небольшие уступки и смягчить некоторые особенно жестокие пункты в старой «Stättigkeit». В назначенной князем-примасом особой комиссии долго вырабатывался проект новой еврейской конституции, которая была опубликована в конце 1807 года под названием: «Neue Stättigkeitsund Schutzordunung der Judenschaft». Этот регламент устанавливал следующие общие положения: особый еврейский квартал сохраняется, но площадь его может быть расширена в сторону примыкающих частей города; число семейств не должно возрастать против прежней нормы (пятьсот)[41]; новый брак разрешается только в случае вакансии в пределах этой нормы, и то для состоятельных людей; ограничения в торговле остаются, но зато евреи допускаются к ремеслу и земледелию; общинное самоуправление поставлено под строгий контроль городских властей: раввинами могут быть только лица, обучавшиеся в немецком университете философии и восточным языкам и выдержавшие особый экзамен в лютеранской консистории (!) в присутствии правительственного комиссара; еврейские школы должны быть преобразованы по типу немецких и подчиняться общей школьной дирекции. Даже религиозные обряды взяты под контроль: для совершения операции обрезания требуется письменное заявление комиссару. Главная же реформа заключалась в том, что вместо прежних налогов, разных «шутцгельдер» и «концессионсгельдер», установлен общий ежегодный налог с франкфуртской общины в размере 22 000 гульденов. Подписывая новый регламент, князь-примас присовокупил, что с течением времени возможны «сообразные с духом века» изменения в этом акте или даже полная
