на грудь колдуна, и это призрачное касание породила волну боли.
Тогда Тилвас понял, что это по-настоящему.
Пэйярту.
К нему пришел сам пэйярту – Белый Лис, хранитель кедровых лесов. Один из сильнейших характерных рёххов, герой многочисленных легенд – коварный, хитрый, опасный Белый Лис.
Который сейчас с живейшим интересом смотрел на Талвани.
– Да… Я… вижу… духов… – едва слышно прохрипел Тилвас. – Здравствуй… пэйярту…
Лис хищно облизнулся.
– Ты даже имя мое знаешь.
– Да.
– Откуда?
Тилвас закашлялся кровью. Ему было слишком тяжело говорить. Он попробовал прикрыть глаза, чувствуя, как растворяется в волнах боли, как молочная белизна небытия постепенно окутывает его пуховым одеялом, но тут лис пэйярту вдруг изо всех сил ударил его лапой по груди.
– Говори, человек! Говори! – приказал он, и глаза его еще сильнее разгорелись алым. – Это ты охотился сейчас за слявкойли? Зачем мы тебе? Что это за магическая вещь у тебя в кармане? Не смей умирать! Говори!
«Боги-хранители, да зачем ему это… Он не знает про подселение?.. Идиотский пэйярту…» — мысленно простонал Тилвас, но все-таки начал рассказ. Едва слышно, запинаясь. Если он замолкал, призрачный Лис бил его когтями по груди – и судя по тому, что эти удары ощущались очень болезненно, Лис не жалел сил.
Когда Тилвас рассказал ему всё об Ордене Сумрачной Вуали, пэйярту вдруг встал на него всеми четырьмя лапами и стал деловито ходить туда-сюда.
– Что ты делаешь? – простонал Тилвас, ощущая тяжелое давление духа.
– Думаю, что можно вставить в центр твоего артефакта взамен отсутствующего куска.
– Зачем?..
– Я хочу объединиться с тобой, человек.
Тилвас попробовал рассмеяться. С каждым смешком кровь струйкой вытекала у него изо рта. Лис раздраженно махнул хвостом.
– Ничего смешного, – прорычал он, скалясь.
– Еще как смешно. Меня хочет спасти пэйярту.
– Мне нет дела до твоего спасения, человек! Я просто тоже хочу познать материальную жизнь. Я ушел сюда, в Нчардирк, несколько сотен лет назад. Я не знал о том, что мы можем объединяться с людьми. Теперь знаю. И не собираюсь упускать свой шанс.
– Вы – характерные и не можете с нами объединяться. Это запрещено.
– Ты правда думаешь, что мне не плевать? – блеснул глазами пэйярту.
– Мне сейчас тоже плевать, – просипел, соглашаясь, Тилвас. – Но я не умею проводить ритуал.
– Жить захочешь – проведешь. Так. Мне кажется, вот это подойдет для внутренней части артефакта, – лис зубами приподнял дурацкий амулет в виде ворона, который каким-то чудом не разбился, продолжая висеть на шее аристократа. – Давай. Запихивай меня туда, а потом в себя. Нет ничего невозможного. Есть только недостаточно нужное.
– Учти: мы оба можем погибнуть, – едва слышно пробормотал Талвани.
– Я не могу. Я же дух. А ты так и так сейчас сдохнешь – хотя бы попробуй, что ли.
И лис, ощерившись, вложил амулет юноше в руку.
19
Сцена у водопада
Infandum renovare dolorem.
«Ужасно снова воскрешать боль».
В этой части своего рассказа Тилвас Талвани надолго замолчал.
Мы втроем дошли до края долины Лайстовица, и теперь земля перед нами обрывалась куда-то вниз. Там, невидимые в темноте, бурлили потоки водопада, ревевшего по другую сторону ущелья. Водопад был высоким, маслянисто-черным и опасным в ночи. Мне пришлось задрать голову, чтобы увидеть его верхушку и гребень горы. Наверное, он куда выше, чем та скала, с которой упал Тилвас шесть лет назад. Но даже если так, больно представить, что Талвани чувствовал во время падения. И, конечно же, после него.
Взъерошенный Мокки вытащил из кармана флягу, которую прихватил в избушке целительницы, и без слов протянул ее артефактору. Тилвас улыбнулся, будто оттаивая от своих темных воспоминаний. Он приподнял фляжку, салютуя, но пить не стал.
– В общем-то мы оба тогда ошиблись, – сказал аристократ уже бодрее. Он сел на краю ущелья и свесил ноги в пустоту. – Я, когда пытался провести ритуал. И пэйярту, когда сказал, что не может погибнуть, потому что он дух.
Тилвас подобрал какую-то палочку и на рыхлом клочке земли нарисовал большой круг, а в нем кляксу.
– Ритуал подселения происходит следующим образом, – объяснил он. – У артефакта Объединения есть внешняя часть и внутренняя, на них нарисована схема-маршрутизатор, зачарованная под конкретного рёхха. Колдун шепчет заговор, и рёхх добровольно входит во внешнюю часть. После этого вставляется внутренняя часть, и схема зажигается, отмечая маршрут. Колдун надевает амулет на клиента, и рёхх перетекает в него. Так должно быть согласно плану. У нас же получилось прах знает что. Амулет с вороном не был оригинальной запчастью, схема на нем отсутствовала, да и форма подкачала. Пэйярту равен кроткому рёхху, умноженному примерно на тридцать, и артефакт не предназначался для такой мощи. Я понятия не имел, какой заговор читать, а еще я как бы умирал, поэтому прошептал что-то почти наугад, вкачав в заклинание всю свою оставшуюся энергию и благополучно отключившись. Белого Лиса это не смутило: он «зашел» в артефакт и… – Тилвас вдруг коротко хохотнул, – застрял. Будто хвост прищемило. Дверью. Межпространственной.
Мокки тоже было хмыкнул, но аристократ погрозил ему пальцем:
– Не вздумай ржать, Бакоа. Над собственным горем могу смеяться лишь я сам.
– Да не больно-то и хотелось. Я чихнуть собирался: у меня аллергия на лисий мех.
– С каких это пор? – я посмотрела на него с укором.
– Аккурат с того момента, как ты заявилась в мою гильдию с этим придурком.
Тилвас стер с земли свой рисунок и бросил палочку вперед, где ее тотчас сломали и закрутили тугие струи водопада.
– В общем, застрявший пэйярту не обрадовался и попробовал выйти обратно. Ритуал не предполагал такого трюка. Лис упирался, а ведь силища пэйярту – это не шутки. Он так упорствовал, что… Хм. Представьте себе эффект от разорвавшейся резинки в пакете с мукой. Взрыв. Сумятица. Полная неразбериха. Мы с пэйярту смешались, перепутались и слились в одну сущность, расколотую между моим телом и амулетом. – Он похлопал по украшению в виде двуглавого ворона. – Поэтому я и умираю, если снять медальон. Ко мне не только возвращаются старые раны, но еще нас с пэйярту как бы разрывает. Причем обоих. Однако в тот момент ритуал казался величайшей победой… Когда я очнулся, то понял, что мое тело излечилось. А еще я был очень, – он ухмыльнулся, – очень доволен собой. И могущественен. И вообще – неприлично хорош.
– То есть ты утверждаешь, что завышенная самооценка досталась тебе от лиса? – я вскинула брови.
Тилвас прищелкнул пальцами и указал на
