― Вот как. ― Лия на мгновение замолчала, а затем произнесла: ― Раньше я даже не представляла, каким должен быть человек, чтобы очаровать вас, ― она улыбнулась.
― Не расстраивайся больше. ― Маргарита Алексеевна крепко прижала к себе Лию. ― Ты ни в чём не виновата. Ты приносишь счастье: вон, как Вадим Борисович возродился. А своему отцу ты дала смысл жизни. ― При словах Маргариты Алексеевны Лия потупилась. Именно Громова спасла жизнь её отцу, когда он решил покончить с собой, вскрыв вены.
― Пойдём к гостям, ― произнесла Маргарита Алексеевна, не давая Лие погрузиться в раздумья и сожаления. ― У вас с Вадимом Борисовичем ещё танец. И помни: сегодня ты ― королева.
Каждый шаг обратно в банкетный зал был для Лии дорогой в огонь.
― Я меняю дни на расстояния от Москвы до Константинополя-поля-полями, мне доступно тайное знание, как свернуть пространство-время желанием. ― Наконец-то играла Хелависа, а не жуткая в своей молчаливости классика Бетховена, Прокофьева и Чайковского.
Лия сидела на кровати, обхватив себя руками, и смотрела в одну точку. Свадебное платье, туфли с бантами и фата в беспорядке лежали на полу. Лия скинула их так быстро, как только могла. Ей казалось, что ещё чуть-чуть, и она задохнётся в ослеплявшем белом наряде. Вот бы и она могла перекраивать мир одним только желанием.
Отец после танца напился водки и отключился: Алиса и Олег увезли его домой. Маргарита Алексеевна и Евгений Николаевич уехали к своей маленькой дочке сразу же после отца. Тёзка-Ильин вызвал для себя и Лизы такси: Бакланова ― в общежитие, а Леший ― на железнодорожный вокзал. До его дома шла одна электричка. Как говорил он сам: «Три часа на электричке, а потом по трясине пять километров пешком»³.
Электрический свет продолжал её день, заливая спальню холодными лучами. Лия видела свое мутное отражение в стекле балкона, но не хотела присматриваться. Она и так знала, что там увидит. Кружевное белоснежное белье давило, косточки бюстгальтера врезались в кожу, а пояс чулок сдавливал талию не хуже корсета. Натруженные за день ноги ныли, а обильно покрытые лаком волосы колтуном сбились на одну сторону. Лия провела рукой по глазам и с удивлением увидела на пальцах чёрную крошку туши. Странно. Она стирала макияж, который ещё сохранился после церемонии и банкета, так яростно, словно это он был виноват в том, что Лия осталась одна против целого мира.
Вадим Борисович неслышно вошёл в комнату и присел рядом с Лией на кровать. Он снял пиджак и галстук и расстегнул рубашку. Его загорелое и крепкое, несмотря на возраст, тело обычно притягивало к себе взгляд, но сейчас Лия лишь коротко посмотрела на мужа и отвернулась. Обручальное кольцо нестерпимо жгло безымянный палец.
Лия Ильинская вошла в огонь.
***
Лия рассказывала, а Анна делала пометки в блокноте: «Замалчивание проблем», «В.Б. уходит от ответственности», «Очная ставка для Л., В.Б. и Д.А.» Свечи с ароматом бергамота курились. Отсветы пламени плясали в драгоценных павлиньих хвостах. Отчаяние Лии пахло смолой и полынью. То самое отчаяние, о котором говорил Воланд, когда бросаются к гадалкам, а родные лгут⁴.
― После классической музыки вы выбрали для прослушивания именно песню фолк-рок группы Мельница. Попробуйте применить сюжет песни на себя, поставить себя на место центрального персонажа. ― Анна слышала разные истории, но от рассказа Лии веяло какой-то всепоглощающей безнадёгой. Эта девушка действительно любила, и её тоже любили, но выразить это чувство не умели.
― Потому что я иду по огненной дороге, и никому нет дела до того, что я горю. Я инфантильная и прячусь за сюжеты песен и фильмов, чтобы как-то отгородится от происходящего, ― ответила Лия. ― А когда я пыталась поговорить с Вадимом Борисовичем после свадьбы, он махнул рукой, психанул и отвернулся. Вот так я и узнала, что отец, оказывается, хотел поговорить, а Вадим Борисович… как обычно. Слитно, как хештэг его жизни. А ещё он допоздна сидит на работе, а после сразу же закрывается в своей комнате. ― Лия говорила и говорила. Анна была права: девушке нужно выговориться. ― Я последнее время часто думаю, что было бы, будь моя родная мама жива. Она бы не позволила отцу так себя вести. Или всё было бы ещё хуже. Алиса ― хорошая женщина, она никогда не терроризировала меня упрёками, я вижу, что она меня понимает. Она сама вышла за моего отца, который был вдовцом с маленькой дочкой, поломанной карьерой и суицидом за плечами, но я не могу получить от неё той поддержки, которая мне нужна! Я не хочу грузить её своими проблемами, я… я запуталась! ― Лия вздохнула и продолжила:
― И ещё кое-что, Анна Андреевна. ― Лия сцепила руки в замок и огляделась, как будто боялась, что её услышит кто-то ещё. ― Вы наверняка сочтёте меня сумасшедшей, но в уборной на банкете мне показалось, что я слышала голос мамы. И что-то как будто коснулось моего плеча. Вот здесь. ― Лия спустила край блузки и показала Анне едва заметный след от ожога, который и правда напоминал по форме кончики пальцев. Осадочный след пламени потухшей свечи Гасящего. ― Он проявился не сразу. И серебряный ключ раскалился. Что, если… мама пыталась связаться со мной? ― Во влажных карих глазах Лии отражались хвосты павлинов. Она говорила как на исповеди. ― Я знаю, кто вы, Анна Андреевна, и кто ваш муж: я читала о вас в интернете. Могу я поговорить с Альфредом Александровичем? Пожалуйста!
― Нет нужды, ― спокойно ответила Анна. Павлины на тонких серебряных крючках неспешно танцевали. ― Дело в том, что вы правы, Лия. Ваша мать ― Серафима ― на самом деле пыталась связаться с вами. А вчера она нашла нас с Альфредом Александровичем. ― Анна решила опустить подробности. ― Вы можете поговорить с Серафимой прямо сейчас. Но у вас не так много времени: пламя её временной свечи будет гореть только до заката. У Гасящего очень жёсткие лимиты. ― Анна видела, ощущала всем телом, что Лия верит. Так становятся Хозяйкой Серебряного Ключа.
― Тот самый Гасящий, которого видит слепой дровосек? ― Осознание Лии, электризуясь, заполняло комнату. Анна слышала биение её сердца, почти видела движение крови и ощущала на языке солёный вкус слёз. ― И птица Сирин тоже… ― Лия осеклась. Она тоже чувствует в Маргарите силу, поняла Анна. ― Значит, на этот раз воображение не сыграло со мной злую шутку…
― Да, Лия, ― Анна чуть коснулась кончиками пальцев прохладной руки Лии. ― Так вы хотите поговорить с Серафимой?
Лия только кивнула. Её щёки порозовели, а частое дыхание с шумом вырывалось изо рта. Напряжённая и настороженная, Лия огляделась. Её глаза влажно поблёскивали, но она не плакала. Анна поразилась её силе: сама она давно бы рыдала.
Послышался звук приоткрываемой двери. Анна повернула голову, отчего хвосты павлинов описали смазанную сине-золотую дугу. В кабинет Бюро, который Анна и Альфред использовали попеременно для сеансов магии и психологической помощи, вошла Серафима.
― Здравствуй, Лия. ― Её тихий голос, казалось, звучал в голове, заполняя собой каждый уголок пространства. ― Меня зовут Серафима Лазарева. Я ― твоя мать. ― Столько грустной нежности было в её словах, что Анна почувствовала, как к горлу подкатывает комок. Как же повезло Альфреду в соседней комнате! За годы работы с мужем Анна научилась становиться тенью, когда необходимо. Иногда её это задевало, но сейчас она была рада этому.
― Мама? ― Лия резко поднялась со стула. Анна видела, как Лия дрожала. ― Это и правда ты? Как?!
― Твои боль, гнев и любовь привели меня сюда. ― Серафима подошла ближе. ― А Серебряный Ключ указал дорогу.
― Если ты не мираж Каркозы⁵, скажи, какую колыбельную ты пела мне в детстве? ― Лия верила в Страну Снов, Гасящего и пестрокрылую Сирин, но всё же сомневалась в том, на самом ли деле её мать вернулась с того света, чтобы поговорить с ней. И задавала, по мнению Анны, совершенно правильные вопросы. Много кто мог скрываться под личиной доброго друга. Уж в этом она убедилась.
― «Скифскую» Марины Цветаевой, ― чуть улыбаясь, ответила Серафима. ― Ещё до того, как её спела Хелависа⁶. Я тогда почти угадала мотив.
