До самого дома Анна ломала голову над тем, что же такого сказал Альфред тогда, и почему она не может это вспомнить. Воспоминания ускользали от неё, а она никак не могла ухватиться за них. От напряжения и странного возбуждения у Анны даже разболелась голова. Оставив Альфреда заводить машину в гараж, она подхватила пакеты и направилась к двери.
«Надо бы зажечь фонарь, ― подумала Анна, поднимаясь по ступенькам крыльца на веранду и вставляя ключ в замочную скважину. ― А то совсем стемнело. Почему Альфред не активировал отсроченное включение?..» Муж обычно ставил фонарь на таймер, и к их приезду мягкий искусственный свет заливал кусты бузины и жасмина.
Дверь открылась, и Анна тут же оказалась в полном мраке широкого коридора, переходившего в гостиную. Шторы были задёрнуты, хотя она точно помнила, что раздвигала их утром. Анна неловко скинула туфли и поставила на тумбочку пакеты. Она уже протянула руку к выключателю, но в последний момент замерла. Липкое чувство страха, заставлявшее шерсть на волчьем загривке подниматься, окутало её. В нос серой змейкой скользнул запах золы, полыни, спирта, чёрного винограда и вываренных костей.
В доме кто-то был. Кто-то посторонний.
Мрак гостиной казался непроницаемым, но Анне всё равно показалась, что она различает в глубине комнаты смутные фигуры. Отголоски запечатанной беременностью ликантропии давали о себе знать: она различала тридцать три оттенка серого.
― Алек! ― воскликнула она, вздрогнув от звука собственного голоса, настолько высоким и испуганным он был. ― К нам кто-то забрался! ― Анна хотела выбежать на улицу, но остановилась.
Огонь в камине вспыхнул резко и ярко, как будто подожгли порох. Пламя вырвалось из очага, лизнув каменную кладку и стены. Анна инстинктивно прикрыла глаза рукой, а когда опустила ладонь, смогла рассмотреть в ярком свете огня незваных гостей.
Старик в дорогом костюме стоял, опираясь на трость с резным набалдашником. Его густые, совершенно седые волосы спускались ниже плеч, а усы изгибались над тонкогубым ртом, кривившемся в едва заметной ухмылке. Тёмные глаза в упор смотрели на Анну. Смуглая кожа и весь облик навевали представления о чём-то восточном. Ей даже показалось, что в воздухе запахло пряностями и змеями. Старик выглядел смутно знакомым.
Второй гость сидел в кресле. Мужчина лет пятидесяти пяти с телом атлета: Анна видела, как перекатываются под тканью костюма бугры мышц. Чёрные волосы мужчины пересекала седая прядь, точно такая же перечёркивала короткую бороду. Его обсидиановые глаза были непроницаемы, в зрачках плясали отсветы пламени. На секунду Анне показалось, что она проваливается в бездну. Этого человека она узнала сразу: Павел Дорохов, кандидат в губернаторы, значит, старик…
― Добрый-добрый вечер, ― произнёс старик, ухмыляясь. ― Анюта, у вас замечательный дом.
― С кем имею честь? ― Анна старалась унять дрожь в голосе. Сердце гулко стучало в груди. Зная имя демона, можно им управлять. К сожалению, её гости не были демонами. Где же Альфред?
― Прошу меня простить, ― старик снова усмехнулся. Анну передёрнуло. ― Не успел представиться. Константин Львович Дорохов ― к вашим услугам. А этой мой сын ― Павел. Но его нет нужды представлять.
Павел Дорохов кивнул и медленно повернул голову. Обсидиановые глаза встретились с зелёно-карими глазами Анны, и ей показалось, что внутри у неё всё оборвалось. Смертельному врагу она не пожелала бы, чтобы на него смотрели таким взглядом. Было в глазах Павла, во всём его облике такое, что фотоаппараты и телекамеры передавали едва ли наполовину. Чернота плясала в больших зрачках, затягивая. На её дне плескалась ненависть.
― Аня, с кем ты разговариваешь? Всё в порядке?! ― Альфред возник на пороге чёрного хода. В правой руке он сжимал монтировку, по пальцам левой пробегали золотистые искры.
― Альфред, добрый вечер. ― Дорохов-старший повернулся к Альфреду. Его губы искривила презрительная усмешка. ― Вижу, ты покончил с оргиями на шабашах и остепенился. Ты выбрал милую девушку.
― Вы? ― Лицо Альфреда белело в полутьме. Отсветы огня придавали его янтарным глазам особый блеск. Впервые она видела на лице мужа такое изумление и… страх. Анна не могла спутать этот липкий запах. ― Нам не о чем говорить, Константин Львович. Уходите из моего дома.
― Конечно, нас никто не приглашал, ― усмехнулся старик, проигнорировав слова Альфреда. ― Тебя, помнится, тоже никто не просил вмешиваться в дела водохранилища.
― Если вы сейчас попытаетесь начать скорбеть об Ирине Илларионовне, то напрасно. ― Альфред широким шагом пересёк комнату и встал между Анной и Дороховыми. Она чувствовала, как часто и гулко бьётся сердце мужа. ― Я помню, что тогда случилось.
― Но никому ничего не сказал, ― утвердительно произнёс Дорохов-старший. ― Побоялся, что и всякие твои делишки всплывут. Кстати, о делах, я слышал, ты какое-то время провёл без магии. Каково это: чувствовать себя отвергнутым и никчёмным? О, не отвечай! Я прекрасно знаю, что ты чувствовал.
― Зачем вы пришли? ― Анна не видела лица Альфреда, но волна сокрытой до поры до времени силы перекатывалась в его крови. ― Не затем же, чтобы поговорить о моих чувствах?
― Нет, ― согласно кивнул старик, качнувшись. ― Я пришёл сказать тебе, что не осуждаю за то, что в тот раз ты выбрал не ту сторону.
― В вашем осуждении или одобрении я не нуждаюсь, ― сухо проговорил Альфред.
― Как всё меняется, ― скривился Дорохов-старший. ― Было время, когда ты кланялся мне в ноги, соревновался с Пашей и, прости меня Гасящий, заглядывал в рот пророчице Ирине! ― В голосе старика сквозила ненависть такой силы, что у Анны свело нутро. Как можно так ненавидеть жену?! ― О, дорогая Ирина Илларионовна всегда вызывала трепет. Её любили, её уважали и боялись, а пророчества слушали, открыв рот! Что она вообще такого в своей жизни предсказала: появление трёх певчих птичек? Всё Иришка врала. Ха-х! ― Старик смачно сплюнул в огонь.
― Вы всегда любили позлословить за спиной жены, ― сухо произнёс Альфред. На его открытой воротником рубашки шее неистово пульсировала жилка.
― Я всегда говорил то, что думал, ― махнул рукой Дорохов-старший. ― Глупая Ирина Дорохова.
― И при этом она всё равно оставалась в два раза умней, чем вы.
― Ты как был подхалимом, так и остался, ― хохотнул Дорохов-старший. ― Ты корчишь из себя великого колдуна, но ты и вполовину не так силён, как хочешь казаться! Но своей жене ты, конечно, говоришь обратное. Уверен, что она тебе верит. Даже ребёнка тебе родит. Знаете, кого ждёте, Анюта? ― Тёмные глаза старика светились ехидством. Ему явно доставляло удовольствие доводить Альфреда до белого каления. Сердце Анны уходило в пятки. Она давно так не боялась.
― Пока нет. ― Собственный голос показался слабым и жалким. Анна не удержалась и вцепилась в плечо Альфреда, сжимая пальцы до хруста костей. Она заглянула в глаза мужу. На его лице не дрогнул ни один мускул, только янтарные радужки горели в свете камина, отражая искажённых Дороховых.
― Жаль. ― Тонкие губы старика под усами скривились в усмешке. ― Очень жаль.
Ребёнок в ней особенно сильно толкнулся. Анна, не сдержавшись, тихонько ойкнула. Павел Дорохов перевёл взгляд тёмных непроницаемых глаз и, не мигая, посмотрел на её живот. Он усмехнулся, и от этой усмешки мороз пробежал у Анны по коже.
― Беременной женщине не нужны ни обереги с амулетами, ни всё золото мира. Ей нужно, чтобы рядом был муж. Будет несчастье, если с ним что-нибудь случится и ребёнок вырастет без отца. ― Это были первые слова Павла за всё время, и он явно не бросал их на ветер.
― Мой сын говорит немного, ― с гордостью произнёс Дорохов-старший. ― Но его слова твёрже камня.
― А ещё руки и сердце. ― В голосе Альфреда звенели горечь и гнев. ― Только так он мог совершить то, что совершил.
― Не тебе осуждать моего сына! ― вспыхнул Дорохов-старший. Он отошёл от камина и, опираясь на трость, приблизился к Альфреду почти вплотную. Старик оказался ниже Альфреда на полголовы: ему приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза. Константин Львович шумно выдохнул, и Анна поняла, что за запах сопровождал его: Дорохов-старший был пьян. ― Павел в сто, нет, в тысячу раз сильнее и могущественнее тебя! Что получил ты от Лешего? Ничего! Что получил Павел от мёртвых? Всё!
