― Мама… ― Силы оставили Лию. Сделав шаг, она упала в объятия Серафимы. В заряженном воздухе что-то щёлкнуло, разорвалась струна, и запахло солью: Лия заплакала.
― Не плачь, ― тихо говорила Серафима, гладя рыдающую Лию по спине. ― Не плачь. Моя маленькая девочка, моя доченька. С Вадимом Борисовичем я тебе помочь не могу. Здесь у тебя полная власть, не у меня. Я всего лишь дух с временной свечой. Это твоя семья, и ты должна разобраться с мужем сама. Говори с Вадимом Борисовичем, главное ― не молчи и не тяни воз сама. Оставь и ему работу. Он и в лучшие годы нуждался в побудительном пинке. ― Серафима улыбнулась, беря лицо Лии в ладони. ― А вот с твоим папой я увижусь. Он у меня получит на орехи за свои упражнения в красноречии. Ведь его любовь тоже питает огонь моей свечи.
За спиной Анны с тихим шуршанием отодвинулась в сторону тяжёлая портьера, загораживавшая дверь в заднюю комнату. В ней стоял диван и хранился магический инвентарь. Альфред наклонился сзади к Анне и прошептал ей на ухо:
― Сейчас мы с тобой уйдём. Я могу держать силу свечи и за закрытой дверью. А ты, Аня, сейчас, кажется, заплачешь.
Анна кивнула и отложила в сторону блокнот. Она чувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы, а тошнота, преследовавшая её последнее время, возвращается.
― Я стала такой сентиментальной, ― прошептала Анна, оказавшись в комнате и без сил повалившись на диван, как была в брючном костюме и туфлях, которые отчаянно жали.
― Там сейчас всё так и искрится, ― Альфред махнул рукой в сторону кабинета, из которого доносились приглушённые голоса. ― Такое интенсивное мерцание я видел только в Мамонтовке. Надеюсь, ты не рассказала господину Генриху и Тамаре о том, что они ― очередная реинкарнация зачарованных душ?
― Я посчитала, что чем меньше они знают, тем крепче будут спать, ― ответила Анна. ― Алек, открой окно, пожалуйста! ― Ей стало так дурно, что закружилась голова. С утра Анна не смогла съесть ни кусочка, и блевать ей было, к счастью, нечем.
Альфред молча кивнул и распахнул окно, затем вернулся к Ане и присел рядом.
― Сходила бы ты лучше к врачу, ― произнёс он, перебирая в пальцах русые пряди Анны.
― Схожу, ― улыбнулась Анна, глубоко вдыхая пропитанный ароматами мокрой земли, прелых листьев и выхлопных газов воздух. ― Только с Лазаревыми закончим. Нам ещё Серафиму обратно отправлять. Кстати, как?
― Потом, ― отмахнулся Альфред. ― Отдыхай пока. ― С кончиков его пальцев сорвались крохотные золотистые искорки, а по телу Анны разлилось тепло. ― Поспи немного. Я разбужу, когда мать и дочь наговорятся.
Проваливаясь в густой дневной сон, Анна видела смазанного Альфреда, сидевшего возле неё, а потом отправившегося перебирать в ящиках высокого шкафа что-то терпко пахнувшее.
Альфред разбудил её, когда солнце уже клонилось к горизонту. Анна после дневного сна обычно просыпалась отдохнувшей, но сейчас она чувствовала себя разбитой и ещё более сонной, чем когда ложилась. Тошнота прошла, но голова казалась тяжёлой, как бронзовый колокол. Поправив причёску и пригладив одежду, Анна вышла следом за мужем.
― Анна Андреевна! Альфред Александрович! ― Лия, улыбаясь, смотрела на них широко распахнутыми глазами. В них плескалось безмерное восхищение. ― Спасибо вам!
― Не стоит благодарности, Лия. ― Альфред держался уверенно, как обычно. ― Мы просто сделали свою работу. ― За приём было уже заплачено. ― Жаль только, что вы всё забудете после заката.
― Почему? ― Лия с любопытством посмотрела на Альфреда.
― Вы соприкоснулись с материями и силами, недоступными рядовому обывателю. Это не заговор и не амулет, и даже не разговор с недавно умершим человеком. Это встреча с настоящим духом с той стороны свечи. Вы забудете подробности, но ощущения и чувства останутся. Раскурите в чаше зверобой, посмотрите в зеркало и всё уйдёт.
― Зеркало-Чтобы-Забыть, ― пробормотала Лия. ― Как в сериале «Десятое Королевство»⁷?
― Скорее в фильме, как у меня, ― усмехнулся Альфред. ― Я вижу, вы не расстроены.
― Я не то что бы верила в магию, ― заметила Лия. ― Но я была готова. После того, как я едва не отказалась от любви к Вадиму Борисовичу, я принимаю всё, что вижу своими глазами.
― Вы очень мудрая и сильная девушка, ― почтительно заметил Альфред. ― Для меня очень ценно встретиться с Хозяйкой Серебряного Ключа. Вы что-то хотели сказать, Серафима? ― Он обернулся к Лазаревой, которая негромко покашляла.
― Моя свеча ещё не догорела, ― произнесла Серафима. ― Остался ещё твой отец, Лия. ― Она заправила за ухо дочери прядь волос. ― Он же не сменил замки после твоего ухода?
― Папа сказал, что я всегда могу вернуться домой, ― ответила Лия. ― Как в той песне о севере. Да, у меня есть ключи.
Лазарев спал на боку, поджав ноги в светлых домашних штанах и с голым торсом. Его чёрные с нитями серебра волосы разметались по подушке, а кончики вьющихся прядок лезли в глаза. Лазарев вытянул вперёд левую руку, кисть которой свисала с кровати. На загорелой коже чётко виднелись длинные старые шрамы. В квартире пахло парфюмом, яичницей, строительной пылью, полынью и женскими духами. Нотки шафрана выделялись особенно чётко. Значит, постоянная девушка у него всё же была. У Анны в голове не укладывалось, как можно спокойно идти к человеку, для которого ты умерла много лет назад. Успевшему жениться, развестись, завести любовниц и по-настоящему отпустить. Работа в Бюро научила её: если она чего-то не понимает, это не значит, что этого не могут делать другие.
Серафима сказала, что ни Лие, ни Дрелихам лучше не показываться Дмитрию. Она должна поговорить с ним сама. Поэтому они остались стоять в дверном проёме: Лазарев лежал к ним спиной. Улыбнувшись дочери, Серафима развернулась и пошла к Дмитрию.
Анна почувствовала, как к горлу подкатывает комок, не имевший ничего общего с тошнотой. Она видела призрак, пришедший через время и пространство к своему возлюбленному, который давно отпустил её и забыл. И мать, и дочь Лазаревы любили так, что Анна даже боялась представить. Если её любовь к Альфреду была подобна широкой спокойной реке, то Серафима и Лия любили неистово. Словно водопад низвергался с гор, срываясь холодным потоком на камни.
― Сейчас я не подпитываю её свечу, ― прошептал Альфред так тихо, что Анна скорее почувствовала слова в его дыхании, чем услышала. ― Она горит на этой силе.
Серафима ступала так неслышно, будто по паркету скользил блуждающий огонёк. Она остановилась рядом с кроватью, и опустилась на колени. Её тонкие, как показалось Анне, почти прозрачные пальцы коснулись волос Лазарева и отвели мешавшую прядь.
― Отпусти нашу доченьку, Дима, ― негромко произнесла Серафима, проводя рукой по волосам Лазарева. ― Отпусти, как когда-то отпустил меня. Она взрослая девочка. Помоги ей и поддержи её. На Вадима Борисовича ты повлиять бессилен.
― Серафима? ― Лазарев вздрогнул и попытался приподнять голову, но Серафима нежно заставила его опуститься обратно на подушку. ― Ты жива или я умер?
― Нет, ― нежно улыбнулась Серафима, гладя Лазарева по голове.
― Ясно. Значит, я вижу прекрасный сон. ― Голос его звучал невнятно. Лазарев засыпал. ― Если ты Серафима ― дух, призрак, моё воображение ― спой мне ту колыбельную. Я тебе не говорил, но она мне всегда нравилась. А про Лию… я тебя услышал. Пойму и прощу.
― Как по синей по степи да из звёздного ковша, да на лоб тебе да… — Спи, синь подушками глуша… ― Серафима пела не так хорошо, как Маргарита, но Анне хватило и этого, чтобы расплакаться. Она стояла, глотая слёзы и украдкой глядя на Альфреда и Лию.
Лия казалась белой в полумраке коридора, а Альфред с интересом рассматривал мешок цемента. Анна отвела взгляд и рассеянно посмотрела на неровный ряд кубков, стоявших на полке искусственного камина. На стене висели вставленные в рамки грамоты и фотографии совсем юной Лии в экипировке фехтовальщика. Белый цвет ей очень шёл, отметила Анна, на свадьбе она должно быть выглядела великолепно и грустно. Анна украдкой посмотрела на Лию и невольно отметила, что та походила на своё оружие, такая же тонкая и яркая. И прячущая свои чувства, словно в ножнах.
