социальных проектов Земгор вел определенную политическую деятельность. Недоброжелатель Махина и секретарь Земгора М.В. Агапов утверждал, что Махин был доверенным лицом премьер-министра КСХС Николы Пашича и занимался «вербовкой разных авантюристов и мошенников»[581]. Якобы Махин поддерживал албанского политка А. Зогу, ставшего в результате государственного переворота 1924 г. сначала президентом Албании, а затем и ее королем.
Агапов намекал, что ради этого Махин ездил в Черногорию: «Мне неожиданно вспомнилось, что Махин действительно ездил в Черногорию. Этой поездке предшествовали частые встречи с его другом Андро П. Поповичем (известен как редактор “Военного альбома”), в ходе которых упоминались Ахмед Зогу, Албания, Италия и ее экспансия в Албании.
Не помню точно, когда Махин ездил в Черногорию, но это в любом случае было в 1925 г. Для всех сотрудников Земгора его поездка прошла под покровом секретности. И мне он поначалу говорил, что собирается в… Париж. Чуть позже с некоторой неохотой признался, что не может поехать в Париж, а придется на несколько дней отправиться в Черногорию, но для чего — говорить не хотел. Таким образом, я до сих пор не знаю, куда он ездил и чем занимался. По возвращении он ничего не рассказывал.
Однако вот что навело меня на мысль, что Махин действительно хотел оказать услугу Н. Пашичу, рассчитывая, что старый “Байя”[582] в долгу не останется. А именно Ф. Махин, по крайней мере, два раза имел аудиенцию у Н. Пашича. В первый раз он горячо убеждал меня идти с ним. Во второй раз категорически заявил, что пойдет один. Перед этим он долго разговаривал с Андро Поповичем. И мне бросилось в глаза, что Махин не хотел, чтобы кто-нибудь присутствовал при этом разговоре. Поэтому мне пришлось извиняться перед некоторыми важными персонами, объясняя, что он не сможет принять их»[583]. Возможно, эти свидетельства не беспочвенны. Махин действительно вел определенную работу в интересах сербских властей, в том числе занимался сбором различной информации и взаимодействием с прессой.
Одним из направлений политической работы Махина было укрепление болгаро-югославских отношений. Эта деятельность не ускользнула от пристального внимания ИНО ОГПУ, продолжавшего отслеживать активность Махина. Парижская резидентура ИНО ОГПУ сообщала 30 мая 1925 г., что Махин в Белграде развернул активную деятельность: «Начав с открытия в Белграде гуманитарных учреждений в виде библиотек-читален и пр., успел создать сербско-эсеровскую партию из сербской молодежи, войти в тесную связь с Земледельческой партией Лазича и связаться с Болгарской земледельческой партией. Болгарские земледельцы и коммунисты, нашедшие приют в Сербии как противники Цанкова, связаны с Москвой и поддерживают тесный контакт с Махиным. Знаток балканской политики эсер Лебедев приезжал из Праги давать Махину инструкции. В помещении “Земгора” постоянно вывешены прокламации против Цанкова и выдержки из болгарских зем[ледельческих] газет»[584].
Сотрудник Махина и его враг М.В. Агапов впоследствии свидетельствовал о болгарском направлении деятельности главы Земгора: «Еще одна афера иллюстрирует умение и готовность Махина ввязываться в то, что не имело отношения к целям и задачам Земгора.
Однажды захожу я в кабинет Махина (дату не помню, но ее можно установить по болгарским газетам), чтобы поговорить с ним о текущих делах. Однако он сразу перебил меня, протянув кипу газет. “Вот вам софийские газеты… Дед, прочитайте, что о нас пишут”, - произнес он с загадочной улыбкой.
Быстро пролистываю “Камбану”, “Зору” и некоторые другие софийские издания. И прихожу в замешательство. Черным по белому написано, будто бывшие царские полковники Махин и Агапов (я никогда не служил в царской армии ни полковником, ни в любом другом качестве!), по предложению сторонников А. Стамболийского в изгнании, разработали детальный план вторжения в Болгарию крупного военизированного формирования, на сторону которого сразу перешли бы крестьяне, проживавшие в каких-то приграничных районах. В формирование вступили бы добровольцы из числа беженцев — не только болгарских, но и главным образом русских, особенно казаки. План предусматривал стремительное занятие Софии и т. д.
“Что скажете на это?” — спрашивает Махин. Отвечаю: “Что сказать, если я ничего об этом не знаю. Одно могу предположить, что подготовка осуществлялась без должных предосторожностей. Не принималось в расчет, что среди беженцев всегда найдется человек, который обо всем донесет в болгарское посольство. Однако не важно, что я могу сказать. Вы, наверное, больше знаете и, по-видимому, ясно представляете, какие последствия могут иметь подобные материалы в софийских газетах?”
Махин признался, что действительно работал над планом, что Александр Обов, Неделько Атанасов, Коста Тодоров и другие попросили его привлечь к этому делу казаков. А все предприятие провалилось, потому что король Александр, осведомленный о плане и намерениях болгарской эмиграции, колебался, давать или не давать свое согласие (неформальное). Александр отправился на десять дней в Румынию, пообещав дать окончательный ответ по возвращении, а в это время нашелся предатель. Публикации в софийских газетах похоронили все дело. Не оставалось ничего другого, как опровергать сообщения о планировавшемся перевороте. Досада, что все так вышло! Имелась возможность сформировать кулак в 10 000 человек, умеющих воевать (главным образом из числа казаков. Болгар-эмигрантов не набралось бы и трети).
Как и в случае с Ахмедом Зогу, Махину “не повезло”. Напрасно корпел над картами, разрабатывал во всех деталях план, проводил бесчисленные встречи с А. Обовым, К. Тодоровым и др. Все это делалось не просто с благословения В.И. Лебедева, но и, разумеется, по его подстрекательству. Такое впечатление у меня сложилось после разговоров с вождями болгарской эмиграции. Как бы то ни было, следует отметить одно: Махин и Лебедев с помощью Земгора занимались чем угодно, что не имело ничего общего с целями и задачами Земгора, о чем понятия не имели руководители Земгора в Праге и на что они, разумеется, не дали бы своего согласия»[585].
Махин и его окружение контактировали не только с коммунистами, но и с лидерами белой военной эмиграции. По данным лондонской резидентуры ОГПУ, генерал П. Н. Врангель пошел на переговоры с эсерами, имевшими военную секцию во главе с Махиным в Сербии[586]. Контакты Врангеля с эсерами и Махиным вызывали вопросы со стороны ветеранов Белого движения. В частности, соратник Врангеля генерал П.Н. Шатилов на собрании, проходившем на одном из заводов Лиона, был вынужден отвечать на вопрос эмигрантов по этому поводу. Агент ИНО ОГПУ сообщал, что «после долгого раздумья ген[ерал] Шатилов заметил, что, во-первых, полк[овник] Махин давно исключен из Ген[ерального] штаба, во-вторых, у эсеров и денег нет. Насколько удаление полк[овника] Махина из Генерального штаба мешает иметь с ним сношения, достаточно ясно. Что же касается эсеров, то, к сожалению,
