они обладают весьма значительными средствами»[587].
Несмотря на неприязнь к Махину, его сотрудник М.В. Агапов дал логичное объяснение широте контактов Махина. По мнению Агапова, «Ф. Махин и В. Лебедев не могли реализовать свои планы за относительно непродолжительное время. Потому что не все зависело от одного их желания, настойчивости и ловкости. Работать приходилось терпеливо, упорно и, так сказать, поэтапно — постепенно устраняя препятствия и подготавливая почву. Трудностей хватало, но Ф. Махин не зря был офицером царского Генерального штаба. Он знал, что многократная лобовая атака обречена на неудачу или принесет Пиррову победу. Поэтому к “цели” он предпочитал приближаться “тихой сапой” — постепенно и скрытно, чтобы никто не заметил. Это выражение Сталин употребил в своем выступлении 11 января 1933 г. В этом отношении Махин был непревзойденный мастер. Многократно ему удавалось чего-либо добиться, не принимая личного участия и не оставляя отпечатков, а прибегая к помощи третьих и четвертых лиц. Он понимал, как много значит искусство маскировки во время войны. Почему бы не применить это искусство в мирное время?
Дабы подготовить почву для достижения далеко идущих целей, оба мастера маскировки, камуфляжа и минирования старались обзавестись как можно более обширными связями. Разумеется, с влиятельными людьми, которые свое влияние снискали либо в силу своего положения, либо благодаря личному авторитету, заработанному тем или иным способом. В этом случае не имело никакого значения, кто были эти люди — единомышленники Махина и Лебедева (то есть социалисты), либералы, консерваторы или даже поклонники фашизма. В конце концов, это могли быть и особы с весьма сомнительной репутацией. Главное, чтобы они пользовались влиянием в “высочайших сферах”»[588].
За свои услуги властям КСХС Махин получал определенные преференции. В частности, неожиданно для русских эмигрантов, в основном ветеранов Белого движения, МИД КСХС разослал в другие министерства циркуляр о том, что при приеме русских на службу рекомендовано требовать рекомендации представителя Земгора Махина[589]. Это дало Махину широчайшие полномочия в эмигрантской среде. Поскольку Махин из-за своих эсеровских взглядов был по существу изгоем в русской военной эмиграции, такое условие вызвало возмущение правых кругов эмиграции.
В августе 1925 г. на заседании Совета объединенных офицерских обществ в КСХС обсуждалась деятельность Махина. Было отмечено, что «многочисленные заявления русских офицеров и других воинских чинов свидетельствуют о том, что как Махин, так и возглавляемое им учреждение не пользуется доверием среди широких кругов русских офицеров, проживающих в Королевстве С.Х.С.»[590]. Было постановлено довести до сведения правительства, что:
«1. Г[осподин] Махин является представителем группы лиц, принадлежащих к партии социал-революционеров, один из главных руководителей которой г. Чернов во время Великой войны принял участие в преступном Циммервальдском съезде в Швейцарии, высказавшемся за необходимость п о р а ж е н и я в Великой войне России и ее союзников.
2. После отречения государя императора Николая II от русского престола партия социал-революционеров, во главе с г. Керенским, захватившим в свои руки государственную власть, привела Россию к большевизму.
3. В силу указанных причин, а также и того, что социал-революционеры и в настоящее время, продолжая свою прежнюю деятельность среди русской эмиграции, мешают ее работе на восстановление Родины, представляемое г. Махиным течение встречает среди громадного большинства русских офицеров и русских людей глубоко отрицательное отношение, и сам г. Махин, как человек, связанный партийно, не может быть беспристрастен к лицам несогласных с ним политических убеждений, а следовательно, не может быть признан лицом, компетентным для того, чтобы давать о русских беспристрастные отвечающие действительности сведения. Уважающие себя русские офицеры не станут обращаться к г. Махину с просьбами о рекомендации, считая для себя такое обращение унизительным…»[591]
Совет объединенных офицерских обществ вошел через видного дипломата, монархиста, бывшего поверенного в делах Российской империи в Белграде В.Н. Штрандтмана с представлением к правительству КСХС об отмене циркуляра, а членов РОВС в начале сентября 1925 г. предостерег от обращения за рекомендациями к Махину[592].
Совет Русского комитета в Белграде также вынес постановление против подобной практики: «1) “Земгор” представляет из себя политическую организацию, явно враждебную массе русской эмиграции, 2) для заведывания делами русских беженцев имеется в королевстве признанная правительством Делегация во главе с быв[шим] российским посланником В.Н. Штрандтманом и 3) полковник Махин, получив полномочия на выдачу удостоверений о благонадежности беженцам, подавляющая масса которых ему совершенно неизвестна ни в моральном, ни в деловом отношении, так как она избегает с ним общения, использует эти полномочия, вероятно, исключительно в целях политической пропаганды»[593]. В итоге циркуляр МИД КСХС был отменен.
Правые круги заметно беспокоила деятельность Махина. Представители белой эмиграции, связанные с В.Н. Штрандтманом, собирали на Махина компрометирующие материалы[594]. Подобная реакция неслучайна. В одном из писем в конце 1924 г. прямо говорилось, что «можно было бы только смеяться… если бы от всех действий Махина не было бы угрозы вообще всему русскому делу. в эту минуту разглагольствование Махина. наиболее на руку лицам, враждебным русским»[595]. В.Н. Штрандтман, возглавлявший Делегацию по защите интересов русских беженцев, был ярым противником Махина и вел против него целую кампанию. Махин был даже арестован белградской полицией, но через два дня в результате вмешательства сербского МИДа отпущен[596]. По некоторым данным, арест был осуществлен с целью вынудить Махина не выступать против правого крыла эмиграции.
Парижская газета «Возрождение» резко реагировала на акции белградского Земгора. В частности, болезненную реакцию вызвало участие Земгора в торжествах по случаю девятой годовщины объединения сербов, хорватов и словенцев, отмечавшейся 1 декабря 1927 г. По-видимому, обеспокоенность правых вызывали пропаганда Махиным идеи славянского единства, деловые контакты в югославской элите, выражение почтения царствующей династии, связи с патриотической организацией «Народная оборона», а следовательно, частичный перехват правой политической повестки[597].
Не зная, что противопоставить Земгору, чтобы ослабить его влияние, недоброжелатели Махина пошли на прямую провокацию. В марте-апреле 1927 г. в русской эмигрантской печати (газеты «Последние новости» (Париж), «Руль» (Берлин), «Россия» (Белград) и др.) было распространено фальшивое письмо В.И. Лебедева и Махина, в котором сербским властям предлагалось закрыть все эмигрантские политические организации, кроме самого Земгора.
В документе отмечалось: «Политическая работа всеми организациями ведется параллельно с культурно-просветительной. Надо признать бесцельность размножения “культурных начинаний”, разные гимназии, библиотеки и проч.
Удешевление этой работы можно произвести путем концентрации. Получится тогда внутренняя спайка эмиграции на культурной почве, надо уничтожить вражду, разжигаемую искуственно главарями политических организаций. Должно совсем оставить политику и вести только культурно-просветительную работу. Это единственно может найти признание и благодарность русского народа в будущем. Бесцельно поддерживать учреждения,
