Все ждали. Молча. В страхе. И в тишине раздался скорбный голос герольда, стоявшего в изножье:
– Король умер!
– Хвала небесам, он успел вручить свою душу Господу, – произнес священник и затянул заупокойную молитву.
Королева-мать прервала его: подняв голову, закричала не своим голосом, зацарапала, стоя на коленях, безжизненное тело сына и вновь упала мокрым лицом на белые простыни, поверх которых лежали восковые руки юного короля.
Придворные, обнажив головы, закрестились, уткнув взгляды в пол. В покои молча, в лиловой мантии, вошел епископ Герберт. Его пропустили, расступившись, к Людовику. Он подошел, медленно описал в воздухе крест и проговорил негромко:
– На все воля Господа на этом свете. Да упокоится с миром душа помазанника божьего, короля франков Людовика.
Эмма вдруг подняла голову и уставилась на Герберта невидящим взором. Потом скользнула глазами по толпе придворных, оглядывая их, но ничего не говоря, лишь приоткрыв рот. Казалось, эти глаза искали кого-то, но не могли найти. И вдруг они широко раскрылись, остановившись на Вие.
– Ведьма! Ведьма! – закричала королева-мать, брызгая слюной, испепеляя ненавистным взором бедную девушку. – Это ты наслала порчу на короля! Ты во всем виновата! – она поднялась, вытянула руку, указывая пальцем. – Смотрите на нее, она и не дрогнет, и не шелохнется, будто это не ее рук дело!
Гуго, нахмурившись, бросил на королеву тяжелый взгляд.
– Убейте ее! Убейте! – бесновалась Эмма, все так же указывая на Вию рукой. – Это она убила короля! Больше некому! Будь проклята, ведьма! Я сама тебя убью! – и пошла вперед с растопыренными пальцами, готовыми рвать жертву на части.
Гуго посмотрел на людей, стоящих поодаль. Двое из них поймали его взгляд. Он кивнул на Эмму и в сторону дверей. Ни слова не говоря, они вышли вперед, взяли королеву-мать под руки и, невзирая на ее сопротивление и крики, увели.
Карл Лотарингский не произнес ни звука, лишь проводил ее взглядом.
Он был уже никем.
Отныне здесь властвовал Гуго. Но тот – всего лишь герцог франков, не правитель. И не хотел им быть. Что ни говори, Карл однажды был коронован, и Гуго не желал, чтобы думали, будто он вырвал корону у брата Лотаря. Однако Церковь воспротивится воцарению на престоле Карла Лотарингского, ибо Лотарь лишил брата наследства. Гуго знал об этом, а также о многом другом и решил дать Церкви самой разобраться в этом вопросе. Пусть она вынесет решение, он подчинится, каким бы оно ни было. Но Церковь – это прежде всего архиепископ Адальберон, самая сильная фигура у франкского духовенства, и дабы вопрос о престолонаследии разрешился возможно скорее, его необходимо освободить. Но кто же отдаст приказ? Кого послушают? Королеву-мать? Увы, она уже не королева. Пусть даже и прикажет что-то, но придут к Гуго – спросить: так ли делать, как приказано. Оставался Карл Лотарингский – фигура слабая, без опоры, без поддержки Церкви. Его приказы даже не станут обсуждать, их попросту пропустят мимо ушей. Значит, он – Гуго! Тот, кому доверил опекунство над молодым Людовиком умирающий Лотарь. Тот, кого все слушали и боялись. Наконец, тот, кто был угоден Церкви, ибо обладал силой – оружием, которое она единственно уважала.
И Гуго решился. Так надо было для королевства, которому требовался монарх. Однако сам он не видел никого на эту роль, тем более братьев покойного Людовика, Арнульфа и Ричарда. Оба – племянники Карла Лотарингского, и оба бастарды.
Он подошел к Герберту, взяв за руку, отвел в сторону:
– Ступай, епископ, к своему наставнику, поведай обо всем и скажи, что он свободен. Но пусть остается в Реймсе.
Герберт не трогался с места, не сводя глаз с герцога. Тот уточнил:
– Тебе нужно подтверждение? Может быть, желаешь, чтобы спросили мать покойного короля или его дядю, а заодно и сводных братьев? Чуешь, откуда повеет запахом междоусобицы? Франкам не нужны беспорядки, довольно их было при потомках Карла Великого. Им нужен король!
– И он у них уже есть, великий герцог, – хитро улыбнулся Герберт. – Церковь умеет благодарить тех, кто оказывает ей неоценимые услуги. Приказ герцога франков не обсуждается, ибо ни один из Каролингов уже не может ничего приказать. То, что сказал сын великого Гуго, равносильно тому, что сказал король.
– Так добавь еще своему Силену, чтобы не плясал от радости: я не отменяю королевского суда над ним.
– Значит, суд все же состоится? – погасил улыбку Герберт.
– Такова была воля короля.
– Что же ожидает архиепископа? Ведь главный обвинитель мертв…
– Решение по делу пленника вынесут знатные люди королевства.
– Но… – Герберт замялся, – за кем же останется решающее слово? Кто будет председателем суда?
– Тот, кому покойный король Лотарь доверил королевство франков и опеку над сыном.
– Значит, вы, герцог?
– Скажи еще учителю, пусть рассчитывает на мою поддержку, – еле слышно добавил Гуго. – Я не желаю ему зла.
– Я так и передам. Адальберон не забудет…
– Ступай, епископ, не мозоль глаза! И без тебя забот немало.
Герберт повернулся и вышел.
К Гуго подошел Карл Лотарингский.
– Вы отправили Герберта в Реймс? – спросил, нахмурившись.
– Вопрос о престолонаследии должен решаться не без участия Церкви, глава которой сидит взаперти. Несчастный случай на охоте отворил врата его тюрьмы. Так уж вышло, – сухо ответил герцог.
– Значит, скоро ассамблея, съедутся знатные люди королевства выбирать монарха?
– Некоторые уже в Компьене. Или вы полагаете, со смертью короля исчезнет все то, что он думал претворить в жизнь?
– Архиепископу все же не избежать суда?
– Он состоится послезавтра, как и хотел король. Сразу же – выборы. Ваше присутствие, Карл, сами понимаете, необходимо.
– В качестве кого? – скривил губы герцог Лотарингский. – Дяди покойного Людовика или опального брата Лотаря?
– В качестве будущего государя.
– Это я-то? Лишённый братом наследства и права на корону?
– Вы уже коронованы императором восемь лет назад.
– Но вслед за этим архиепископ совершил помазание Людовика! Это ли не устраняло меня с пути?
– Никто не мог предполагать, что так случится, – и Гуго выразительно посмотрел в сторону мертвого короля.
– Однако меня короновал германский император! Чужеземный государь!
– Церковь в лице франкского епископа Тьерри одобрила этот шаг.
– Тьерри – родственник Оттона, мог ли он воспротивиться?
– Мне кажется, вы отказываетесь от короны?
– Нет! Но Адальберон, ненавидящий Каролингов, сделает все, чтобы она досталась не мне.
