Прошло немного времени, но нормандец уже порядком устал: ему приходилось ждать убийцу в полусогнутом положении. Иначе никак нельзя было: встань он во весь рост, как тотчас факел осветил бы его фигуру.
Но вот послышались осторожно крадущиеся боковым коридором шаги. Можер замер. Ему хорошо было видно из своего укрытия двух человек, приближавшихся к спальне Вии. Впереди шла женщина, за ней – мужчина. Можер сразу же узнал хромую Ортанс. Кто ее спутник, он не видел, лицо его было скрыто под капюшоном. Двоих нормандец не ждал, но, поскольку так уж случилось, выбора у него не было. Усмехнувшись, он вышел из своего убежища и вырос перед двумя фигурами, будто Самсон перед жителями Газы.
Ортанс вскрикнула и, вытаращив глаза, отшатнулась к стене. Ее спутник вытащил кинжал и бросился на Можера. Нормандец дал ему время замахнуться, потом поймал его руку и переломил ее, будто хворостину. Убийца взвыл от боли, а Можер, взяв одной рукой за шиворот его, другой Ортанс, развел их в стороны, будто котят, и с силой столкнул лбами. Ортанс, захрипев, повалилась на пол, изо рта у нее потекла кровь. Мужчина, оглушенный, еще постоял некоторое время, точно раздумывая, падать или подождать еще. Можер не дал ему времени на раздумья, повернул к себе и ударом кулака в темя прекратил его размышления. Потом отряхнул руки, хмыкнул и, как ни в чем не бывало, вошел к Вие.
Она бросилась навстречу:
– Где же убийца? Ты видел его? Он не пришел?
Вместо ответа Можер, раскрыв двери, вывел ее в коридор и указал на два тела, распростертые на полу.
– Только не кричи, – шепнул он Вие, – не то переполошишь весь дворец.
Вовремя предостерег, она уже открыла было рот. Теперь лишь смотрела, немея от ужаса. Наконец спросила, указывая на один труп:
– Женщина?..
– Ортанс.
– Боже мой, Можер, что ты наделал? Ведь ее станут искать!.. А второй?
– Убийца. По виду – монах.
Вия оторопело уставилась на него:
– Как же это?.. Ведь ты даже без меча!
– Мечом я убиваю на поле битвы, а здесь – руками, – с улыбкой ответил нормандец.
– Можер… – и, заплакав от радости, Вия упала в его объятия.
Немного погодя нормандец поднял оба тела и, спустившись с ними по боковой лестнице, выбросил во двор.
Утром их обнаружили слуги, подняли было шум, но никто на это не обратил внимания, были дела важнее. Впрочем, дошло до Гуго. Нахмурившись, он задумался о чем-то, потом посмотрел на Можера. Их взгляды встретились. Можер хмыкнул и повел плечом. Герцог подошел и, ни слова не говоря, стал напротив нормандца.
– Они пришли, чтобы убить Вию, – ответил тот на немой вопрос.
– Королева-мать? – коротко спросил герцог.
Вместо ответа нормандец кивнул.
Гуго едва заметно улыбнулся и приказал слугам закопать трупы.
Глава 20. Из обвиняемого – во главу ассамблеи
Вечером того же дня Герберт предстал перед наставником с радостной и одновременно печальной вестью.
– Значит, тебе удалось? – не смог сдержать ликования архиепископ. – Я так и знал, что получится, ты способный ученик. Теперь расскажи все по порядку. Никто не заподозрил?
– План не сработал, хотя все было готово: мои люди поджидали короля в засаде, как раз у логова зверя.
– Но ведь ты говоришь, Людовик умер! Как же так?
– Он погиб не от моей руки.
И Герберт рассказал, что произошло на охоте.
Адальберон внимательно слушал. Когда рассказ закончился, он встал и медленно заходил по комнате. Новость была потрясающей, узник никак не мог собраться с мыслями, хотя, казалось, и был готов к этому. Наконец он остановился и, вперив взгляд в собеседника, проговорил, растягивая губы в улыбке:
– Господь услышал мои мольбы, Герберт, и воздвиг на пути врага преграду смерти. После похорон я освящу храм свечами во славу Господа. Да и ты чист перед Небом.
– Мои руки не запятнаны кровью Каролингов. В дело вмешался случай.
– На все воля Божья на этом свете, – осенил себя архиепископ крестным знамением. Потом проговорил, глядя в окно: – Что ж, коли так, пора действовать. Говоришь, Гуго приказал меня освободить? Отлично, значит, выше его никого нет. И он же добавил, что суд состоится? Тоже неплохо.
– Что же в этом хорошего, коли вас будут судить? – не понимал Герберт.
Архиепископ повернулся к нему:
– На этом суде герцог явит свою власть. Вот для чего он ему нужен. Потом, когда дойдет очередь до выборов короля, мнение будет уже единогласным. Пусть попробует кто-нибудь возразить реймскому архиепископу.
– Значит… – многозначительно протянул Герберт, – Гуго?..
– Церковь умеет помнить добро, – подошел к нему Адальберон. – Сегодняшний день был последним для династии Каролингов. Они хотели уничтожить меня? А я уничтожил их.
– Но остался еще один – Карл! – напомнил Герберт. – Вы не забыли? Брат Лотаря…
– А не забыл ли ты о письме, что приносил недавно? – зловеще блеснул глазами архиепископ. – Ты ведь ознакомился с ним. Императрицы сообщают, что Карл намеревается увеличить свою территорию, захватив Верхнюю Лотарингию, где хозяйкой герцогиня Беатриса, сестра Гуго! Скажи, мало ли страдала империя от нападений последних Каролингов? А тут еще и этот!.. Понимаешь теперь, сколь опасен такой сосед и как желает она от него избавиться? Представь, он станет королем! Что скажу я Аделаиде и Феофано, чьими советами всегда руководствуюсь? Что Карл имеет право занять трон на правах сына короля Людовика, как и Лотарь? Что он законный правитель, и я ничего не смог с этим поделать? Нет, Герберт, не для того я служу империи, чтобы предавать ее интересы, не зная, как выпутаться из создавшегося положения. Каролинги сами выкопали себе могилу. Начал рыть Людовик Заморский, а закончил Лотарь. Первый не дал Карлу никакого королевства, мало того, никакого видного поста не досталось младшему сыну. Даже епископ его не благословил как законнорожденное королевское дитя. Все досталось одному Лотарю, который не захотел делиться с младшим братом и изгнал его из королевства. Но кто мог знать тогда, что пройдет совсем немного времени, и он отдаст богу душу, а затем и его сын? Это и свело Каролингов в могилу. Я усматриваю в этом волю Всевышнего и потому не намерен, дабы не брать греха на душу, перечить этому, поэтому я столкну брата Лотаря в могилу его предков. Ныне он всего лишь восковая фигура в моих руках. Я обрушу на него такие обвинения, после которых изгнание покажется ему раем.
– Но он может начать борьбу!
– Это уже дело Гуго. И Церкви. Я подвергну его отлучению. Эта кара заставит его образумиться.
– Но мотив?..
– Протест против законной власти короля!