— Ага… — он откидывается на спинку дивана, закрывая глаза.
— Знаешь, тебе не обязательно здесь сидеть.
— О, но я сижу здесь. Это моя любимая часть дня.
— Потому что ты не работаешь.
— Нет, не поэтому.
Его слова пульсируют у моего горло, такие мягкие и нежные, как поцелуи. На мгновение весь рассудок и здравый смысл покидают меня. Затем я напрягаюсь и больше думаю о нем — меньше о его словах. Конечно, это время со мной — его любимое время. Если бы я весь день убивала демонов, было бы приятно иметь кого-то, к кому можно вернуться домой. Ему нравится не обязательно моя, но компания в целом.
Думаю.
Надеюсь.
Надеюсь, нет.
— Тебе нужно лечь спать, если ты устал.
Он поднимает на меня затуманенный взгляд.
— Если ты не хочешь, чтобы я…
— Нет, нет, не в этом дело. Я просто… хочу, чтобы ты заботился о себе.
— Если ты не возражаешь, могу я остаться здесь с тобой еще немного?
Я улыбаюсь, придвигаюсь к нему и лоду его к себе на колени. Мгновение я забываю, что боялась показать ему свои чувства. Забываю обо всем, словно весь мир сузился до этой маленькой точки соприкосновения между нами, и нет никакого будущего или чего-то, что могло бы нас разделить.
— М-м-м… что ты делаешь?
— Позволяю тебе лежать у меня на коленях.
— Но… почему?
— Не знаю. Это то, что делают люди. А что? Тебе это не нравится?
— Я этого не говорил.
Он играет в краями моей юбки, а я откидываю назад его волосы, стараясь не слишком много думать об ощущении теплого атласа под кончиками ппльцев, когда они касаются его кожи. Он расслабляется, все сильнее ощущаясь на моих коленях.
— Хм, — бормочет он, — это приятно.
— Да.
— Сефи?
— Да?
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не ненавидишь меня. Я так переживал… что ты возненавидишь меня… ты должна была возненавидеть меня…
Он кивает, но я не делаю ни малейшего движения, чтобы отстраниться. Я остаюсь там, под ним, совершенно и необъяснимо привязанная к месту, гадая, кто из нас — корабль в шторм, а кто — якорь.
Как он мог подумать, что я возненавижу его? Что кто-нибудь, узнав получше, возненавидит его?
— Аид? — шепчу я, но он не отвечает. Он ускользнул в какой-то мягкий, слабый сон, его рука калачиком свернулась на моих юбках. Я провожу рукой под этими длинными, идеальными пальцами, элегантными, нежными и сильными. — Не думаю, что когда-нибудь смогу влзненааидеть тебя.
Я знаю, что не могу остаться на этом диване на всю ночь. Здесь не хватает места для нас двоих. Это очень быстро станет неудобно.
Но я остаюсь под ним, пока сама почти не засыпаю, а после высвобождаюсь и накидываю на него одеяло. Я касаюсь его щеки, приглаживаю волосы и на долю секунды думаю о том, чтобы поцеловать его.
Возможно, будет не так страшно, если я сделаю это, когда он спит, если не смогу увидеть его реакцию, если он никогда не узнает…
Сефи, это нереально страшно. Отступи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вероятно, он не стал бы возражать.
Что со мной не так?
Я не могу позволить себе влюбиться в него. Не могу отказаться от всякой логики и здравого смысла. Если сделаю это, уже не смогу вернуть их обратно. И Ирма была права: это плохо кончится. Впереди ожидает разбитое сердце, а я не могу так рисковать. Даже ради него. Особенно ради него. Если заползу с ним в эту пещеру, не уверена, что вернусь. Я проведу остаток своей смертной жизни, тоскуя по этим месяцам во тьме. А он…
Он не сможет думать обо мне вечно, но я также думаю, что ему будет еще больнее, когда я уйду, если отношения между нами накалятся еще сильнее, чем уже есть. А я не хочу причинять ему боли. Не могу.
Но я также не уверена, что смогу остановить то, что уже началось, и я чувствую все бессилие моряка в шторм, умоляющего море не топить их.
Аид продолжает ухмыляться мне за завтраком, словно может читать мои мысли. Это жутко отвлекает. И раздражает. Я почти радуюсь, когда он уходит.
Почти.
Я пеку буханку шоколадно-бананового хлеба. Возвращаюсь в сад и беру ростки трав. Начинаю экспериментировать с приготовлением зелий из найденной книги, хоть и не уверена в своих способностях.
Я создаю невероятный беспорядок, но чувствую, что учусь, так что это не напрасные усилия.
Интересно, могу ли я добавить волшебные травы в свою стряпню…
В поисках вдохновения я смотрю некоторые дневные кулинарные шоу, и день проходит достаточно быстро.
Аид не возвращается к ужину. Я стараюсь не позволять себе слишком разочаровываться. Оставляю немного для него, радуюсь, что это не может длиться вечно, хотя мне все меньше и меньше нравится чувство расставания.
Я начинаю привыкать к тому, что папы здесь нет, и к отсутствию настоящего солнечного света. Я привыкаю ко многим вещам, если не обращать внимания на то, что чувствую к Аиду.
Что я и должна делать, если надеюсь остаться в здравом уме.
Час спустя его все еще нет.
Я стараюсь не волноваться, но это первый раз, когда он так задерживается.
Решив, что сделать что-то — лучше, чем не делать ничего, я выхожу за дверь, надеясь увидеть его на пути. Я твердо решила не заходить дальше моста, оставаясь в пределах легкой досягаемости дверей.
И действительно, вскоре я вижу, как он пикирует по небу, немного более неуклюже, чем обычно. Он падает на мост, поднимается на ноги и спотыкается. Я мчусь вперед, останавливаясь прямо перед ним. Он весь исцарапан, взъерошен.
— Дай угадаю, — говорю я, пытаясь скрыть панику в своем голосе, чтобы звучать задорно, а не обеспокоенно, — бывало и хуже?
Он прислоняется к перилам.
— Я… не уверен…
Я медленно придвигаюсь вперед.
— Аид?
В свете реки я впервые замечаю, насколько бледно его лицо, как блестит его кожа. Он заваливается вперед, как раз в тот момент, когда я кидаюсь к нему.
— Думаю, она отравлена, — хрипло шепчет он. И расстегивает свой камзол, обнажая липкую рану под ним. Я подавляю вздох. — Пожалуйста, не дай мне умереть.