Док в это время ходил за моей машиной и ничегошеньки не слышал. Звонок касался одного из дружков Монаха, моя душа жаждала справедливости, если у Клима дружок отдал Богу душу, значит, и Сашка должен с кем-нибудь проститься. Это слегка простимулирует обоих. На самого Монаха я не замахивалась: во-первых, он в настоящий момент осторожен, следовательно, достать его дело хлопотное, а также опасное, во-вторых, первая попытка Скобелева разделаться с ним успехом не увенчалась, а я суеверная, так что вторую ему лучше не затевать, а препоручить это дело другому человеку. Даст Бог, у того ловчее получится.
Вернулся Док, я устроилась в машине, поглядывая по сторонам с некоторым страхом: меня, должно быть, уже ищут.
— Куда? — выехав на одну из центральных улиц и точно опомнившись, спросил Док.
— Давай-ка в район химзавода.
— Зачем? — несказанно удивился он и вроде бы даже притормозил, но в нужном месте свернул, чем меня порадовал, а я принялась объяснять:
— Там полно всяких развалюх. Кроме бомжей, вдоль Канавки никто не живет. Как думаешь, за бомжей мы сойдем?
— Варвара, — нахмурился он. — Я не понимаю, зачем тебе эта Канавка? Мы можем уехать из города…
— Чего ж не уехал? — разозлилась я и тут же себя одернула: Док не Резо, и с ним так разговаривать не стоит. — У меня есть дело, — покаянно проронила я.
— Какое?
— Клим. Не хочешь помочь, не надо, но хотя бы не мешай.
Док повернулся ко мне и, помедлив, кивнул, точно соглашаясь. Лучше бы на дорогу смотрел…
Мы выехали к Канавке. Названием поселок был обязан глубокому оврагу, внизу которого когда-то пробегал веселый ручеек. Помнится, давным-давно мы ватагой ходили сюда весной ловить майских жуков. Чуть выше был ключик, чистый и звонкий, а дальше начинался лес. Теперь все в прошлом. Еще до моего рождения поселок оказался в черте города, но длительное время оставался зеленым островком, не тронутым городской жизнью. Потом здесь построили новые корпуса химкомбината, вместо рощи появился троллейбусный парк, а овраг превратили в свалку. За пятнадцать лет от былой деревенской жизни не осталось и следа. Грязь, вонь, ветхие лачуги. После запуска комбината народ стали потихоньку переселять отсюда. Люди уезжали в новые квартиры, но родные места не забывали: летом здесь еще долго бурлила жизнь, дома использовали как дачи, а на огородах с утра до вечера кипела работа. Но вскоре даже самые стойкие вынуждены были покинуть эти места, Канавку окончательно превратили в городскую свалку. Здания ветшали, рушились, сохранилась лишь часть улицы, домов пять, не больше, но и они вызывали уныние, жители ждали выселения со дня на день и на хозяйство махнули рукой. Канавку сразу же облюбовали бомжи. Каждую зиму непременно случался пожар с человеческими жертвами. Домики больше походили на развалины, заборы рухнули, и никому, кажется, не было дела до этого Богом забытого места. Сейчас я не могла не порадоваться этому обстоятельству.
Мы свернули за кирпичные гаражи, асфальт кончился, далее шла песчаная дорога, кое-где пересыпанная щебнем. Продвигались мы неторопливо и зорко поглядывая по сторонам. Наше появление здесь могло вызвать ненужное любопытство. Однако как мы ни старались, а никого из аборигенов заметить не смогли, должно быть, в это время дня народ отправлялся на промысел.
Подходящий дом я приглядела сразу. Когда-то он был двухэтажным. Теперь ветхий деревянный этаж разрушился, а в нижнем, кирпичном, вряд ли кто решился бы свить гнездо, уж больно опасно. Забор гнилой, покосившийся, держался чудом, в глубине заросшего сада виднелся деревянный гараж, ворота закрыты и даже заперты на замок. Высоченный фундамент дома намекал на большой подвал.
— Останови, Док, — сказала я и, рискуя свернуть себе шею, проникла в дом.
Подвал точно был, в него вела дверь под лестницей, обитая войлоком. От самой лестницы почти ничего не осталось, а вот дверь выглядела крепкой. Я подергала металлические дужки для замка: вбиты насмерть. Однако самого замка не было, как не было и ступенек в подвал: сгнили. Я чиркнула зажигалкой и вытянула руку. Подвал не был особенно большим, почти квадратной формы, без окошек, под ногами мусор и битое стекло, в самом углу нары и сундук, который использовали вместо стола, правда, очень давно. Вряд ли сюда последнюю пару лет кто-нибудь заглядывал.
— Блеск! — обрадовалась я. — Это, конечно, не «Титаник», но тоже неплохо.
— Ты ведь не собираешься здесь оставаться? — с сомнением глядя на меня, спросил Док.
— Нет, настолько я еще не спятила.
Мы покинули подвал и торопливо вернулись к машине. Вокруг по-прежнему ни души. В зарослях терновника распевала какая-то птаха, а по тропинке прогуливался кот, облезлый и грязный.
Только когда мы выехали на улицу Кирова, благоустроенную и нарядную, Док вздохнул с облегчением.
— Сворачивай, — сказала я. — В городе нам сейчас делать нечего.
Преодолев сто пятьдесят километров, мы с удобствами устроились на турбазе «Клязьма». Сначала я выбрала соседний областной центр, но по дороге заприметила указатель на эту самую турбазу. Место выглядело невероятно красивым, и мы решили остановиться здесь. Отдыхающих было не так много, это порадовало: шумные сборища на природе излишни.
На следующий день мы отправились в соседний городок, откуда я позвонила Скобелеву. Он доложил об успешно проведенной операции, но вроде бы нервничал.
— Что-нибудь случилось? — спросила я.
Он, подумав, ответил:
— Нет. — Но не убедил меня.
Поведение Скобелева вызвало легкое беспокойство, я молчала, погруженная в свои мысли, а Док волновался, поглядывал на меня с сомнением и все-таки был рад, что мы снова вместе.
Три дня прошли в томительном ожидании, даже природа не особенно радовала. Казалось, пока я нахожусь так далеко от места действия, там все пойдет вкривь и вкось. Ко всему прочему я вновь морила себя голодом, к столовой близко не подходила, и в день позволяла себе не больше стакана воды. В результате этого издевательства над самой собой я приобрела вялость движений, затравленный взгляд и потрескавшиеся губы.
— Чего ты добиваешься? — злился Док.
— Я вхожу в образ, — усмехнулась я. — Видишь ли, Док, все должно быть натурально. Скажу тебе по секрету, романтизм — жутко неприятная штука.
Наконец мы вернулись в родной город. Я сразу же позвонила Скобелеву, но дома его не застала. Звонила еще дважды с тем же успехом. Посылать к нему Дока неразумно, значит, следует набраться терпения: когда-нибудь он в своей квартире появится.
— Куда теперь? — нерешительно спросил Док, поджидая меня в «Жигулях».
— На свалку, — ответила я. — Появляться там на машине опасно, придется бросить ее на стоянке, лучше где-нибудь в районе улицы Кирова — оттуда легче добираться. Еще нам понадобится телефон.
— Ты мне объяснишь, что задумала? — он вроде бы даже повысил голос.
Я посмотрела на него и кивнула:
— Обязательно. Только чуть позже.
Машину мы пристроили, телефон присмотрели и по песчаной тропинке направились в сторону Канавки. Здоровенный навесной замок я купила в «Хозтоварах» чуть раньше и теперь вертела его в руках.
Шли мы молча и прислушивались, в середине дня поселок выглядел необитаемым. В одном месте преодолели забор, точнее, то, что от него осталось, и вскоре увидели дом, облюбованный мною в прошлый визит.
— Запоминай место, Док, тебе придется объяснять, где это находится.
— Кому объяснять? — растерялся он.
— Климу, конечно. Для кого я, по-твоему, стараюсь?
— Я ничего не понимаю, — начал злиться он.
— А чего тут не понять? — Я толкнула дверь в подвал и решительно вошла. Дверь закрывать не стала, потому что иначе здесь своих рук не увидишь. — Организуем романтическую встречу с Климом. Он должен найти меня здесь и доставить к Папе.
— А почему он должен найти тебя здесь? — разозлился Док.
— Потому что ты ему позвонишь.
— А он возьмет и позвонит Папе?
— Если ты скажешь про меня — скорее всего позвонит, а вот если ты сообщишь, что здесь прячется Монах…
— Варвара, ты…
— Спятила? — засмеялась я. — Говори, не стесняйся.
— Извини. С какой стати Монаху прятаться в этих развалинах?
— А по-моему, место идеальное. Никому в голову не придет искать его здесь. В любом случае, мы скоро узнаем: клюнет Клим или усомнится, так что дискутировать не стоит.
— И что ты ему расскажешь? Как объяснишь?
— Никак, — хохотнула я. — Ты забыл, я же чокнутая. Стресс и все такое… Я буду молчать. А потом вспомню, что сюда меня привез Монах. Выманил из Папиного дома, и причина у него подходящая: я свидетель совершенного им убийства. В живых он меня пока оставил, потому что надеялся, шантажируя Папу, с ним договориться. Ну, что скажешь?
— Не знаю, Варя… Не понимаю, зачем все это? Ты можешь посадить их в тюрьму, и Монаха и Клима. Что-нибудь на них обязательно найдется. У меня создается впечатление, что тебе все это доставляет удовольствие.
