Дочка услышала и даже кивнула, а Папа обрадовался. Тут взгляд его скользнул по моим ногам в порезах и ссадинах и чуть выше… Он покосился на Клима и торопливо укрыл меня одеялом.
— Папа, — позвала я и тихо заплакала, прижимая к груди его руку.
«Нет, все-таки грудь не самое удобное место».
Я вновь прижалась щекой к его ладони.
— Варя, кто это сделал? — очень ему хотелось знать, что, черт возьми, происходит.
Я вздрогнула и прошептала:
— Монах.
— Варя, все хорошо, ты дома, все хорошо, — утешил Папа и опять задал вопрос:
— Почему? Зачем он это сделал?
«Умно спросил, ничего не скажешь».
Я поежилась, а потом и вовсе начала трястись. Папа смотрел на меня и совершенно забыл про Клима, тот столбом стоял за его спиной и тоже на меня таращился.
— Варя, Варя, успокойся, все хорошо.
— Он убил Сережу, — с трудом произнесла я, рот очень правдоподобно свело на сторону. Оба слегка прибалдели.
— Кого? — переспросил Папа.
— Сережу. В его квартире. Я видела. Спряталась на балконе. Он потерял перстень, а я нашла.
Информацию я выдавала крохотными порциями, времени это заняло предостаточно, Папа с Климом ждали, затаив дыхание и боясь пошевелиться.
— Зачем ты ушла из дома? — задал Папа вопрос, когда, откинув голову и закрыв глаза, я вроде бы тоже перестала дышать.
— Он позвонил, — кивнула я на Клима. И тут же поправилась, чтобы Папины мысли текли в нужном направлении. — Я думала, Олег… Он просил выйти…
— И ты пошла?
— Да… — Я опять заплакала. — А там… — договорить я, само собой, не смогла, но и так все было ясно.
— Он хотел перстень? — догадался Папа. Я кивнула. — Ты отдала? — Я покачала головой. — Где он?
— Здесь… — это было произнесено прерывистым шепотом, еще одна фраза — и я потеряю сознание. — Здесь… за батареей…
«Все, ребята, занавес».
Толик полез за батарею, долго шарил, но перстень отыскал. Все сошлись во мнении, что принадлежит он Монаху. Увлеклись так, что про врача забыли и вроде бы даже обиделись, когда он появился. Торопливо покинули комнату, но врач мне был без надобности, поэтому, вновь придя в себя, я отреагировала на белый халат: принялась визжать и брыкаться, при этом орала во все горло:
— Я не хочу, не хочу, я не поеду!
Мудрый Папа сообразил, что я боюсь психушки, и немного растерялся. Врач попросил помочь ему, вот тут я им показала, на что способны психи, двое ребят не смогли меня удержать. Бить нельзя, а так со мной разве справишься? Близко я их не подпустила. Папе хватило полминуты этого спектакля.
— Выйдите все! — рявкнул он и пошел ко мне чуть ли не со слезами:
— Варя, успокойся… никто тебя не тронет. Ты здесь, со мной… Ты никуда не поедешь.
В конце концов мы поладили, врач сделал мне укол, и я заснула. А проснувшись, увидела Дока. Он сидел возле постели и держал меня за руку.
— Как ты? — спросил, заметив, что я открыла глаза.
— Нормально. Тебя Папа отыскал?
— Да. Позвонил… Он хочет, чтобы я пожил здесь некоторое время.
— Соглашайся, — кивнула я. — Сейчас в этом доме самое безопасное место для тебя.
— А работа? Я взял больничный на неделю…
— Больничный не проблема, а на улице лучше не показываться. По моим прикидкам, Монаху на днях придется несладко, и он рассвирепеет.
Док посмотрел на меня и заметил:
— А знаешь, этот твой Папа действительно переживает… Он хорошо относится к тебе…
— И что? — хмыкнула я.
Док пожал плечами:
— Ничего. Я не знаю твоих планов в отношении Папы, просто… Тебе его не жалко?
— Жалко, — покаялась я. — Мне вообще всех людей жалко, а также кошек, собак и лягушек.
Док погрустил и вскоре удалился. Его настроение мне очень не нравилось. Глаз да глаз нужен за Доком…
Пару дней я лежала в своей комнате, молчаливая и несчастная. Папа подолгу сидел рядом и пытался меня утешить. От него я узнала, что дела у Сашки — хуже не бывает. Гоняют его и наши, и ваши, и старый друг Клим в придачу. Монах из города скорее всего смылся и где-то залег, его активно ищут, а пока, на всякий случай, колошматят дружков. Дело, конечно, хорошее. Дружков у него и так было немного, а теперь и вовсе поубавилось. Будь у меня время, я придумала бы для Сашки что-нибудь поинтереснее пули в затылок, но Монах меня пугал по-настоящему, и потому выбирать не приходилось. Папа злился, что прошло два дня, а результатов — кот наплакал, хотя на розыски Монаха людей отрядили немало. Работы в моргах прибавилось, только что за радость от этого, если Сашка в очередной раз ушел. Папа думал думу и хмурился, а я ласково на него поглядывала и прикидывала: «Как мне с ним быть? В настоящее время он для меня защита и опора. А его кончина, ежели таковая приключится вскорости, должна выглядеть впечатляюще». В общем, мы подолгу держались за руки, и каждый думал о своем.
Через пару дней я смогла подняться и даже погулять в саду. Потом дела мои заметно пошли на поправку. Я вновь возложила на себя заботы по дому и радовала Папу застенчивой улыбкой и мягким характером. В шахматы в эти дни играли больше обыкновенного.
К концу недели, окончательно оправившись, я позвонила Климу. На этот раз он узнал меня сразу и вроде бы забеспокоился. Я попросила его о свидании, назначив встречу все в том же парке, что и в первый раз. Отказаться он не решился.
Часа три я продумывала свой туалет, а потом отправилась к Папе и заявила, что собралась на свидание. Папа растерялся, с ходу не нашел что ответить и позвал Дока. Само собой, тот его порадовал: мол, всякие свидания очень хороши для моего полного и окончательного выздоровления. Док говорил долго, весьма кстати употребляя медицинские термины, но Папу до конца не убедил. Во-первых, тот считал, что болтаться по улицам, даже с охраной, мне сейчас не стоит, во-вторых, Папа терпеть не мог Клима вообще, а в качестве возможного зятя в особенности, в-третьих, его очень беспокоил тот факт, что романтическая встреча (как ни крути, а Клим меня таки спас) повлияет на мои чувства, а если учесть, что в голове у меня не все дома, то я и напридумаю Бог знает чего, а Клим, воспользовавшись ситуацией, поматросит да и бросит, и что тогда делать Папе? Очередная измена подорвет мое хрупкое здоровье, и чем сие кончится, ведомо одному Богу. Мысли в общем-то правильные. Иметь взрослую дочь ох как нелегко, но об этом надо было думать раньше.
В конце концов Папа свое согласие дал, но без всякой охоты. Я во время затянувшейся дискуссии лежала в своей комнате, дрыгала ногой и перечитывала Ремарка. Вкусы у нас с Климом были довольно схожи, и, если сегодня какой-нибудь дурацкий звонок не испортит мне всю малину, будет занятно.
Встреча была назначена на три часа. Витьке, из-за того что за мной не углядел, в доме было отказано. Хорошо хоть жив остался. В половине третьего мы с Толиком загрузились в его «девятку» какой-то совершенно нелепой расцветки.
— Машина военная, — заявил он. Как выяснилось, это означало, что в машине недостает многих существенных деталей: ручек, пепельниц, заднего сиденья, а дребезжала бедняжка на ходу так, что у меня сводило зубы.
Когда мы подъехали к парку, я от души порадовалась, но рановато: еще минут пять Толик выбирался из машины сам и наконец смог извлечь меня. В общем, это заняло много времени, но все равно мы приехали минут за десять до назначенного срока. Клима не было, и я торопливо припустилась по аллее на облюбованную мной скамейку. Толик вышагивал сзади, в отличие от Резо относясь к обязанностям охранника со спартанским спокойствием.
Только я устроилась на скамейке и вошла в роль, как в аллее показался Клим. Толик сел в тенечке, метрах в десяти от меня, и зевал так, что мог лишиться челюсти. Охраны Клима нигде не было видно, в парк он вошел один, правда, трое дружков остались ждать в машине возле входа.
Клим смотрел на меня и терялся в догадках, зачем я ему позвонила. Объяснять я не собиралась.
— Как хорошо, что ты опять здесь, — сказала я, сияя лицом. — Где ты пропадал столько времени?
Клим вроде бы споткнулся, но на ногах устоял. Взгляд торопливо скользнул по моему лицу, я продолжала улыбаться вполне осмысленно, и это сбивало с толку.
— Где ты был? — повторила я. Он пожал плечами.
— Сегодня?
— Ну да…
— Дома… ездил по делам…
— Дела? — удивилась я. — Зачем тебе какие-то дела? Почему тебе непременно хочется заниматься какими-нибудь делами? Это скучно. Разве нет? — Наверное, — ответил Клим, понемногу приходя в себя.
Я поднялась, взяла его за руку и повела за собой, но не по аллее, а по зеленой траве. Наклонилась, сорвала одуванчик, порыв ветра унес пушистые зонтики. Клим смотрел на меня и продолжал теряться в догадках. Вспомнил, что я чокнутая, и успокоился, а потом вдруг решил, что я очень красивая.
«Наконец-то. Для кого я, по-твоему, старалась?»
— Одуванчики смешные, правда?
— Правда, — согласился он вежливо и даже с интересом, вовремя вспомнив, кто у нас теперь в папах.
