— Передайте вашему начальнику большой привет и мою благодарность.
— Сделаю.
На секунду воцарилась тишина.
— И эти два проклятых бандита, — произнес он.
— Мы их сразу же забудем, — откликнулась она. — Точно так же, как мы забудем, что мой «Оскар»… упал навзничь. О’кей? А сейчас я пойду и лягу спать, сегодня так много всего произошло.
Он надел пальто.
— Вы уже собираетесь ложиться, Ги? — спросил он. — Сейчас только половина шестого.
— Просто я такая, — ответила она, допив стакан. — Я сплю с берушами, это единственный способ, — нет, я больше не принимаю таблеток. Если я лягу так рано, то успею по крайней мере немного поспать до того, как настанет утро и придет Клара. Да, это моя экономка.
Он медленно открыл входную дверь.
— Ариведерчи, — тихо сказала она, и он попрощался в ответ.
Пока дверь не закрылась, он услышал, как она сказала, словно самой себе, хотя достаточно громко, чтобы он мог услышать:
— Но сегодня у меня не было дождя. И сегодня тоже.
38
Ида время от времени просыпалась. Урывками, когда Лассе в ночной бинокль следил за тем, что делается в низине, или когда он добавлял топлива, или справлял малую нужду, или когда снегоход перепрыгнул через большую горку. Каждый раз у нее возникало довольно сильное желание сбежать, и она уговаривала саму себя:
«Плюнь, Ида, пусть он сам с этим разберется, попытайся отдохнуть, просто отдохнуть…»
Снегоход остановился. Она посмотрела вверх и мельком увидела, как Лассе сидит на переднем сиденье и просматривает какие-то папки, а потом читает какую-ту бумагу.
Может быть, письмо, полученное ею от Лобова?
У нее не было сил держать глаза открытыми, она только услышала, как Лассе выругался, и опять погрузилась в сон.
Похоже, он выругался от радости.
Когда она проснулась в следующий раз, к своему удивлению, перед кабиной она увидела прожектор. Они проезжали мимо гигантского рекламного щита, на котором стояла Анья Персон и ела орешки из пакетика, а рядом стояла Пернилла Виберг и ела фруктовую карамель со вкусом вишни, а за ними виднелись их слаломные лыжи и палки, а на груди у них висели большие медали с чемпионатов мира и олимпиад, и они улыбались широко и смело. Ида отвела глаза, чтобы их не видеть.
Снегоход опять резко пошел вверх, и ей показалось, что они на самом деле находятся на настоящем трамплине. С какой скоростью они продвигались — пятнадцать-двадцать километров в час?
Затем они оказались внизу, во впадине, и она почувствовала боль во всем теле, под ложечкой опять нестерпимо сосало, и она подумала, что скоро наступит утро, или первая половина дня, или…? И она не могла понять, засыпает ли она опять время от времени или теряет сознание, а Лассе все продолжает вести снегоход и едет и едет. Все стало светлым и расплывчатым. Новый сон.
Ида увидела, как перед ней наряжают ель. Альма держала гипсовых ангелов, а она очень осторожно шла по проводам вокруг ели, и тут Альма улыбнулась и щелкнула пальцами, и ангелы слезли с дерева и стали летать вокруг кроны. Их маленькие светло-голубые платьица мерцали в свете всех стеариновых свечей, стоявших на полу. Из разноцветной подарочной бумаги от хлопушек составилась пестрая желто-красно-сине-серебристая мозаика.
— Ида, — шепнула Альма, — ты должна надеть маскхалат, иначе ты умрешь.
— А я и так в безопасности, — ответила она.
— Нет, Ида, не ты. В безопасности только одна Ева. Надень это, иначе ты моментально умрешь. Разве ты не видишь радиоактивное излучение?
Ида увидела, как от ангелов исходит слабое загадочное сияние, которое становится все сильнее и сильнее, и она вскрикнула, прямо в морщинистое лицо Альмы. У красного костюма Деда Мороза была липкая толстая подкладка из пластмассы и фольги, на которой стояло клеймо ASEA Atom и радиоактивности, и Ида проснулась, села и закричала, и когда Лассе взял ее за руку, она выдернула руку.
— У нас опять та же проблема, что и раньше, — сказал он, когда она успела немного прийти в себя.
Внизу на пригорке стояла большая деревянная вилла рядом с расчищенной дорогой, освещенной уличными фонарями.
— Мы довольно далеко продвинулись на восток, — заметил он, — у меня рука не поднялась разбудить тебя.
По его лицу она увидела, как он страшно устал.
— Снегоход берет немного больше бензина, чем я думал, — продолжал Лассе. — Мы сделаем так. Мы едем вниз. А потом я выйду и попытаюсь купить у них бензин, у них наверняка есть скутеры, раз они живут совсем рядом с горами. Или они кого-то знают.
Она кивнула.
— Кстати, а у тебя есть деньги?
Она показала на сумку Марины, и, немного порывшись, он вытащил две бумажки по пятьсот крон каждая.
— Но самое важное, — предупредил он, — что ты все время должна прятаться под одеялами — они не должны тебя видеть.
Она заверила его, что все поняла. Он опять нажал на газ, и они легко покатились вниз по горнолыжному спуску, пока Лассе в конце концов не выключил двигатель.
— Теперь полное спокойствие, что бы ни случилось.
Когда он ушел, Ида краем глаза посмотрела на дом, стоящий всего лишь в нескольких десятках метров от них. Во всех окнах горел свет, и доносилась музыка. Накрыв голову одеялом, она услышала, как Лассе решительно стучит в дверь, а потом чьи-то низкие голоса. Затем дверь закрылась, и стало тихо. Долгое время ничего не происходило, по-прежнему стояла тишина. Опять скрипнула дверь, и по снегу захрустели шаги. Лассе забрался в снегоход и стал что-то искать в отделении рядом с водительским сиденьем.
— Черт бы их подрал, — прошептал он. — Там какая-то саамская вечеринка! Сбор родни, но я смогу купить бензин. Они за ним съездят. Они пьяные и хотят нас угостить. Я тебе что-нибудь принесу, ты только лежи спокойно.
Ида услышала, как кто-то позвал его из дома и как он вышел из снегохода и закрыл водительскую дверь. Опять ей придется ждать. Через несколько минут она медленно повернула голову и немного оттянула одеяло.
Через образовавшуюся щель ей стал виден весь дом.
В дверях стоял мужчина средних лет в темно-синем костюме с красной и желтой вышивкой и большим стоячим воротником со вшитыми серебряными нитями. Та же вышивка была и на синей шапочке с красной кисточкой. В одной руке он держал ролл из лаваша, от которого время от времени откусывал кусочки, а во второй — сигарету.
Докурив, он бросил окурок в сугроб, достал маленькую бутылочку и сделал несколько больших глотков.
Дверь опять открылась, на улицу вышел другой мужчина, и на несколько секунд она заглянула прямо в дом. Олений рог на стене, телевизор в углу, обеденный стол со свечами и белой скатертью. За столом сидели дети и несколько женщин, Лассе видно не было.
Дверь закрылась, и мужчины, оба с круглыми лицами и поразительно похожие между собой, начали говорить, поочередно передавая друг другу бутылку. Она услышала, что они говорили на сильном диалекте, и ей не удалось уловить суть разговора.
Хотя она собиралась следить за всем происходящим, веки у нее опять сомкнулись.
Проснулась она от того, что слегка ударилась лбом о дверь снегохода. Полминуты она совершенно неподвижно лежала под одеялом и, ничего не услышав с улицы, выглянула наружу.
Недалеко от снегохода стоял Лассе и двое мужчин; они смотрели на какой-то предмет, лежавший на земле. Предмет длиной примерно полметра лежал на куске полиэтилена. На земле также лежала дуговая лампа, освещавшая полиэтилен, и толстый черный провод тянулся к задней стороне дома.
Ида не могла рассмотреть детали, но уловила, что Лассе и мужчины начали говорить на повышенных тонах. Один из саамов сел на колени и стал пристально рассматривать лежавший предмет. Но когда он протянул к предмету руку, Лассе так ударил его по плечу, что мужчина опрокинулся спиной в снег. Она на секунду мельком увидела то, что лежало на подстилке, — вроде бы белое птичье крыло с белыми перьями.
Крыло чайки? Или, может быть, какой-то птицы покрупнее?
Раздался крик; казалось, мужчины набросятся на Лассе, но он стал говорить быстро и громко, и они успокоились, а Лассе все продолжал говорить. Говорил он долго, пока оба мужчины не оглянулись. Теперь они не выглядели ни рассерженными, ни пьяными, а скорее обеспокоенными.
Лассе исчез за задней стеной дома и вернулся, катя большую металлическую бочку. Он поставил ее на некотором расстоянии от дома, принес большую канистру с бензином, стоявшую совсем рядом со снегоходом, и Ида мельком увидела еще три такие же канистры. Потом он опять пошел к бочке, налил туда как следует бензина, надел перчатки одного из саамов и быстро переложил полиэтиленовую подстилку с содержимым в бочку, куда отправились и перчатки, и достал из кармана зажигалку.
— Вот так! — услышала она его крик. Из кармана куртки он достал небольшой кусок бумажного полотенца, поджег его и бросил в бочку. Из бочки вырвался столб дыма, который превратился в более спокойные языки пламени. Тогда Лассе подлил еще бензина, и огонь занялся снова.
