картой. Нет, с ленинградских аэродромов до Берлина не дотянуть. А не попробовать ли с острова Эзель? Алафузов быстро рассчитал: если идти над морем, по прямой, то получится. Не задерживаясь, не маневрируя, сбросить бомбы и сразу, опять же прямым курсом, домой. Упустишь минут двадцать — до аэродрома не дотянуть. А если туман или неисправность техники? Ведь под самолетами вражеская территория… Короче говоря, все должно быть идеальным.
Само решение о бомбежке Берлина выходило за пределы компетенции наркома ВМФ. Это был вопрос политической важности, требовавший утверждения Ставки. Но ответственность за неудачу ложилась, разумеется, на Кузнецова. Не посылает ли он лучшие экипажи и лучшие машины на верную гибель?
Прежде чем докладывать Сталину, моряки проверили все еще раз вместе с командующим ВВС ВМФ С. Ф. Жаворонковым и ведущими специалистами. Пришли к выводу: если самолеты примут полный запас горючего и пятьсот килограммов бомб каждый, они могут преодолеть девятьсот километров до Берлина и возвратиться обратно. В оба конца — шесть часов пятьдесят минут. И еще несколько минут в запасе.
Как и ожидал Николай Герасимович, Сталин с энтузиазмом воспринял предложение, но засомневался, возможно ли его осуществить. Задал много вопросов, дабы убедиться, что все взвешено, подготовлено. Поинтересовался, кто поведет морских орлов. Кузнецов ответил: опытный флотский летчик Евгений Николаевич Преображенский. Разрешение было получено.
И вот в 21 час 7 августа 1941 года пятнадцать крылатых машин 1-го минно-торпедного авиационного полка стартовали с аэродрома на острове Эзель. Набрали высоту более шести тысяч метров. Температура в кабинах самолетов упала почти до 40 градусов ниже нуля. Управлять бомбардировщиками стало трудно, зато на такой высоте менее опасны были вражеские ночные истребители с их мощными фарами, да и огонь зениток не так страшен.
Возле Штеттина прошли над немецким аэродромом. На нем включались и гасли посадочные прожекторы, аэродром принимал самолеты. Видимо, советские бомбардировщики там приняли за своих. Замигали огни — предложение на посадку. Разнести бы в клочья это осиное гнездо, но впереди была гораздо более важная цель. Еще полчаса, и появилось на горизонте быстро разраставшееся пятно света. Берлин даже не был затемнен: ведь Геринг клятвенно заверил немцев, что на столицу рейха не упадет ни одна бомба!
Полковник Преображенский аэронавигационными огнями дал команду экипажам рассредоточиться и каждому выходить на свою цель. Под крыльями — столица врага! По линиям фонарей прослеживались улицы, при свете луны хорошо видна была река Шпрее. И ни единого выстрела, ни одного прожекторного луча. Если противовоздушная оборона и «засекла» самолеты, то продолжала считать их своими.
Тяжелые бомбы понеслись к земле. В центре города вспыхивали яркие разрывы. Берлин сразу же погрузился во тьму, зашарили по небу лучи, взвились, переплетаясь в воздухе, сотни трасс зенитных снарядов. Но было уже поздно, самолеты ложились на обратный курс.
Через несколько часов Николай Герасимович, скрывая радостное волнение, доложил Сталину, что первая бомбардировка вражеской столицы завершилась полным успехом, все машины вернулись на свою базу. Улыбаясь в усы, Верховный Главнокомандующий тут же распорядился представить участников операции к наградам, а наиболее отличившихся — к званию Героя Советского Союза. Что и сделал Николай Герасимович с большим удовольствием.
Для фашистов удар по Берлину был полной неожиданностью, они даже не разобрались, что произошло. В немецких газетах появилась информация: «Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито шесть английских самолетов». Военное руководство Великобритании, предполагая какой-то подвох, опубликовало официальное разъяснение: «Германское сообщение о бомбежке Берлина интересно и загадочно, так как 7–8 августа английская авиация над Берлином не летала». А пока на Западе судили да рядили, что к чему, по столице рейха был нанесен еще один удар, затем еще. По всему свету разнеслась удивительная новость: русские бомбят Берлин!
Да, так было! Армии вермахта приближались к Москве и Ленинграду, гитлеровцы готовились отметить скорую и окончательную победу, их пропаганда утверждала, что русская авиация полностью уничтожена, и вдруг эта самая «уничтоженная» авиация почти каждую ночь сбрасывает тяжелые бомбы на Берлин, пугая врагов и радуя друзей Советской страны.
Немцы предприняли много усилий, чтобы впредь не допустить бомбардировщики к своей столице. Опасность поджидала советских летчиков всюду: в берлинском небе, над морем, даже на своем аэродроме, к которому прорывались вражеские самолеты. Флотские авиаторы несли потери, но вновь и вновь отправлялись в далекие рейды.
Налеты на Берлин продолжались до 5 сентября, до той поры, когда пришлось оставить Таллин и базу на Эзеле. Всего было сброшено триста одиннадцать больших бомб. Эффект был велик, особенно психологический. Может быть, впервые тогда в Германии люди начали задумываться: куда же ведет их Гитлер со своими сообщниками? Не наступит ли час расплаты за все то, что совершают фашисты? А Николай Герасимович Кузнецов говорил впоследствии, что решение послать флотскую авиацию на Берлин было одним из самых трудных и рискованных в его жизни.
Весьма сложной и ответственной задачей, которой пришлось заниматься Николаю Герасимовичу, была организация морских перевозок в СССР из США. Едва началась война, в Москву прибыл Гарри Гопкинс — специальный представитель и доверенное лицо президента Соединенных Штатов Франклина Рузвельта. С Британских островов он летел до Архангельска над морем. И обратно затем отправился тем же маршрутом. Николай Герасимович Кузнецов занимался обеспечением его встречи и проводов. Гарри Гопкинс произвел на Кузнецова хорошее впечатление. Худой, слабый и болезненный с виду, американец был умен, деловит, а главное, был благожелательно настроен к Советскому Союзу и ясно понимал, что от исхода сражений на советско-германском фронте зависит будущее всего человечества, в том числе и Соединенных Штатов.
В Кремле велись переговоры о том, какую помощь способны оказать американцы сейчас и в дальнейшем. Сталин и Гопкинс обсуждали количество и номенклатуру поставок, а тем временем Кузнецов, советуясь со специалистами, изучал различные варианты: как и куда лучше доставлять грузы. Прямой путь через океан от западного побережья Америки до Владивостока или Николаевска-на-Амуре суда могли проделать примерно за двадцать суток. Плюс перевозка по железной дороге. Это же сколько требуется времени? Да и обстановка на Тихом океане была сложной. От японцев, контролировавших проливы, можно было ожидать любых противодействий. Определять этот маршрут как главный было очень опасно.
Не устраивал Кузнецова и другой вариант: доставлять грузы через Персидский залив и Иран. Два с половиной месяца требовалось для того, чтобы конвой, отправившийся из Нью-Йорка, обогнул мыс Доброй Надежды и достиг иранского побережья. А
