знаю, в чем проблема с чеками.
– Послушай меня, Фиш. Я знаю, что ты врешь. Пожалуйста, прояви ко мне уважение, которого я заслуживаю, и скажи мне правду.
– В чем именно ты меня обвиняешь? – Теперь он уже окончательно проснулся. – Тебе кто-то что-то сказал?
– Не имеет значения, как я это узнала. Я просто знаю. Ты употребляешь наркотики. Тебе нужна помощь.
Фиша поймали, и он знал это – не было смысла отрицать. Но кое-что он все-таки отрицал – то, что это проблема. Он объяснил, что делал это лишь изредка и в небольшом количестве. – Карин, да ладно тебе, милая, это же я. Со мной все в порядке. Посмотри на меня. – И он действительно выглядел прекрасно – мускулистый, загорелый, здоровый. Не так, как обычно выглядят метамфетаминовые наркоманы. – Слушай, мы так много работаем, и мне иногда нужно немного взбодриться. Это ведь вовсе не проблема – я могу бросить в любой момент, когда захочу.
– Отлично, – сказала я. – Тогда бросай.
Я не могла позволить ему окончательно разрушить себя, уничтожив при этом всех нас. На мне лежала ответственность перед нашими клиентами и сотрудниками, а также перед всем тем, над чем мы с Фишем так усердно работали.
Я верила, что Фиш перестанет употреблять, но не собиралась рассчитывать на то, что увижу изменения, – я уже усвоила этот урок. Не было времени стыдиться или жалеть себя. В мастерской я перешла в режим выживания. Я стала очень методичной и при этом старалась оставаться абсолютно честной. Я сменила пароли в бухгалтерских и расчетных программах магазина, чтобы защитить компанию. Я пошла в банк и отдала распоряжение, чтобы ни Фиш, ни я не могли снимать наличные с деловых или личных счетов без обеих наших подписей. Я обеспечила полную прозрачность бухгалтерии и финансовых отчетов.
Я стала активно участвовать в работе мастерской в рабочие часы, трудилась вместе с персоналом, внимательно наблюдая за Фишем, который по-прежнему уверял нас, что сможет без проблем бросить наркотики, пусть даже мы все «явно перегибаем палку».
Фиш теперь занимался только диагностикой и управлением сервисом. Он выглядел нормальным и по-прежнему работал в мастерской, но мы не могли допустить, чтобы наркоман ремонтировал тормозные системы или менял колеса. Я следила за Фишем, когда он был там, и за тем, кто с ним приходил. Если он задерживался допоздна, то и я тоже. Я запретила определенным людям заходить в мастерскую.
Дома я переехала в одну из комнат для гостей. Фиш согласился получить помощь, и мы стали встречаться с преподобным Кивером раз в неделю – тем самым человеком, который напутствовал нас при обмене свадебными клятвами в тот обнадеживающий летний день. После того как я несколько месяцев слушала ложь и отрицания Фиша на наших сеансах, я забеспокоилась, что он не намерен бросать наркотики. Хоть он и утверждал, что уже сделал это, признаки все еще были налицо. Сотрудники подтвердили мои опасения, поскольку сами были начеку.
Наконец я рассказала и его и своим родителям, что произошло. Мне казалось, что если полностью разоблачить Фиша, то он лишится возможности спрятаться, а если заставить его взглянуть на себя со стороны, проанализировать, чем он рискует, то он изменится в лучшую сторону, на что способен только он сам. Я организовала встречу со всей его семьей у нас дома. Я знала, сколько все они значат для него, и не сомневалась, что вместе мы сможем избавить Фиша от зависимости. На встрече Фиш сказал, что он тоже этого хочет, но при этом настаивал, что держит привычку под контролем. Его сестра слезно умоляла меня не бросать ее брата. Я смотрела на нее, не отводя глаз, зная, что готовлюсь поступить именно так.
– Пожалуйста, – взмолилась она. – Он так сильно тебя любит.
Но я перестала в это верить. Как можно любить человека и лгать ему? Как можно между наркотиками и тобой выбрать не тебя? Как можно было добиться того, что я чувствовала себя дурой, которой не хватило ума уйти? Я была полна решимости оставаться честной с самой собой относительно своих истинных желаний. Комфортного образа жизни и финансового успеха было недостаточно. Мне нужен был партнер в любви, которому я могла бы доверять.
Вскоре после встречи отец Фиша, полковник морской пехоты в отставке, приехал погостить к нам на выходные. На вторую ночь его пребывания я сидела с ним на крыльце, пока он курил сигарету. Поболтав, я зашла в дом и пошла искать Фиша. Я поднялась к нам в спальню. Завернув за угол в нашу большую гардеробную, я увидела, как он торопливо засовывает что-то в ботинок.
– Что это? Что ты скрываешь? – спросила я.
– Ничего! – выпалил он виноватым голосом.
Я вбежала в тот момент, когда он снова поднял туфлю. Я вырвала ее у него из рук и обнаружила внутри пластиковый пакетик с белым порошком.
Я закричала:
– Я знала, что ты врешь! Зачем ты так поступаешь с собой – с нами? Как ты посмел принести эту гадость в наш дом!
Я побежала показывать его полковнику. Он осмотрел содержимое, и когда он снова посмотрел мне в глаза, его взгляд был полон разочарования.
– Это кокаин, – сказал он.
Тогда я впервые воочию увидела, что Фиш употребляет наркотики. Получив неопровержимые доказательства того, что он все еще лжет мне, я поняла, что что-то во мне изменилось. У меня возникло ощущение, что меня откровенно не уважают. Я ведь не слишком многого просила – честности. Вернувшись в дом, я увидела, что Фиш сидит на диване. Его отец последовал за мной, ожидая моей реакции. Я медленно подошла к Фишу и поставила ультиматум.
– Хватит с меня, – сказала я строго. – Это твой последний шанс. Или наркотики, или я. Никаких компромиссов.
После той ночи Фиш стал проводить в доме меньше времени.
Я плохо спала с тех пор, как умер брат. Если я не гуляла с друзьями, чтобы скоротать время, то приходила с работы домой поздно, кормила собак и просто часами сидела перед телевизором. Лежа на диване с пультом в руке, я переключала кабельные каналы туда-сюда, но ничего не смотрела, пока не приходило время возвращаться к работе. По ночам, когда я укладывалась спать – все еще в комнате для гостей, – я читала одну из книг Криса, до тех пор пока глаза не сдадутся от усталости. Однажды вечером, когда я читала «Семейное счастие» Льва Толстого, наткнулась на отрывок, который Крис пометил звездочкой на полях и заключил в скобки:
Это нехорошо – не
