машину и поехать в Кармадонское ущелье, туда, где работала группа и где сейчас лежит лед глубиной 150 метров».
Надежда на чудо все же была, поэтому спасатели работали до последнего. Только в мае 2003 года Сергей Шойгу принял решение о прекращении дальнейших погружений и завершении всех работ, которые продолжались на месте трагедии почти восемь месяцев. Но добровольцы продолжали копать, искать туннель, а МЧС Северной Осетии обеспечивало их безопасность.
Не могла я не спросить, что было со студией в это время, ведь в производстве находилось много проектов, которые надо было делать, но Сельянов, кажется, даже не понял вопроса: «Что было со студией? Был тяжелый период для всех, но про судьбу компании никто не думал, как можно было сравнивать, компания все делала для того, чтобы поддерживать тех, кто копал этот шурф почти полтора года. Все было мелко и несопоставимо с самой трагедией, это совершенно невозможно сравнивать».
«Как руку мне отрубили»
Всего в тот страшный день на съемках было занято 22 человека из основной группы и еще 21 – временные сотрудники, нанятые во Владикавказе, и сопровождение – ГИБДД, ОМОН, водители, официантка, солдаты, артисты конного театра «Нарты», часть из которых снималась в фильме «Война». Один из самых важных для «СТВ» людей – Марина Липартия, ассистент режиссера, второй режиссер, постоянный помощник Балабанова на всех его картинах: «Как руку мне отрубили, даже не знаю, как дальше буду работать без нее… Я делал с ней все свои картины, начиная с „Замка“, где она была ассистентом монтажера. На „Брате“ Марина была уже монтажером. А на „Брата-2“ я ее взял ассистентом, фактически вторым режиссером. На площадке она и подсказать что-то могла, и следила за всем. Помогала нужный материал искать, в интернете что-то смотрела, в библиотеки меня водила. Да что говорить… Родной человек, почти член семьи».
Владимир Карташев, художник-постановщик, еще со времен Тулы они знакомы с Сельяновым, который и пригласил его на «СТВ». С Балабановым они начали работать на фильме «Замок». На фильм «Сестры» Карташев позвал с собой работать другого тульского художника Сергея Петнюнаса, и на «Связной» они пошли тоже вместе.
Шесть человек из группы «Бумера»: Даниил Гуревич – оператор, директор Тимофей Носик, художник-гример Ольга Жукова, осветитель Роман Денисов, ассистент оператора Роман Малышев и мастер по свету Андрей Новиков остались в Кармадонском ущелье. Когда фильм выйдет, их фамилии не станут обводить черной рамкой: «Эти ребята без вести пропали, и для меня они есть. Они живые делали вместе со мной „Бумер“», – скажет Буслов.
27 сентября 2002 года должна была состояться церемония награждения премией «Золотой орел», но было принято решение в связи с трагедией в Кармадоне перенести ее на 23 января 2003 года. В номинациях было много фильмов «СТВ»: «Кукушка», которая и получила главный приз, «Война», «Река», «Сказ о Федоте-стрельце», «Ехали два шофера». Но ни Сельянова, ни Балабанова, ни Рогожкина на церемонии не было.
Сельянов за пару месяцев до трагедии давал интервью, оно вышло в «Искусстве кино» в августе, за месяц до трагедии. Он там неожиданно много размышлял об отвлеченных материях, что вообще ему не свойственно, а уж чем дальше, тем менее. Так вот в том интервью он говорил: «У нас, в том числе и среди интеллектуалов, существуют определенные стереотипы (в некоторой степени коммунистические) – убежденность в том, что общество развивается в направлении улучшения. Это не совсем так, но люди не хотят это понимать, не хотят принимать предсказания о том, что XXI век ожидается более жестоким, чем XX. Наши люди предпочитают обманываться. Никто внутренне не готов к Апокалипсису (а он будет), хотя после 11 сентября многое в головах изменилось…
Мир, хоть он и трагичен, устроен гармонично. Он такой, какой есть – живой, яркий и несправедливый. Да, надо признать: несправедливость – основа его развития. И никакой цели в нем нет, как нет и смысла. И все мечтания просветителей, все их чудовищные утопии, в которые многие до сих пор искренне верят, на самом деле – бред, который правители используют для манипулирования народами. Меня ужас охватывает, когда я читаю про все эти Города Солнца. Прекраснодушие гибельно. Одно дело – общественная практика, другое – жизнь. Разумеется, должна быть какая-то социальная регламентация, нужно подчиняться законам, но сама-то жизнь в законы не вписывается! Никакие законы не отменят голод. Насилие все равно никуда не денется. Так же, как и любовь. Мир стоит на любви и на страданиях, которые совсем не нарушают его гармонию. Мы все время пытаемся создавать тонкую оболочку иллюзий, стремимся быть лучше, надеемся на что-то, но эта оболочка такая тонкая…
И нельзя сказать, что при этом кинематограф имеет особенное значение. Фильм – такой же объект, попавшийся на глаза, как увиденный цветок или мусорная куча. Одно впечатление из миллиона. Не больше и не меньше».
Балабанов
На мой вопрос: «Как Балабанов это пережил?» ответ Сельянова был однозначный: «Как пережил… Он это не пережил. Его тот ледник догнал. Он сказал, что лучше бы он там был, и это правда, не фраза. Это не было чувством вины, это такая боль, которую невозможно иначе перенести. Леша хотел умереть, было все понятно без разговоров. Мы это не обсуждали, зачем нужно такое словоблудие… И так достаточно, чтобы понять, что с ним происходило. Как ответить на вопрос: „Он справился?“ Нет. Он умер – это прямое следствие. Или может быть, так – он справился, он умер. Но он снял несколько фильмов, и в них есть ответы.
Было ясно, что надо что-то делать, и для Леши единственным лекарством было снимать, а его не отпускало, наоборот. Сначала я механическим способом пытался его вернуть к работе, к жизни. Два фильма я ему подсунул. Это я ему принес сценарий „Жмурок“: „Комедию можешь снять? А мелодраму?“ Так я ему предложил один сценарий, потом другой.
Мне кажется, в следующих фильмах, что уже были по его сценариям, это состояние, которое в нем было, отражено, и в них есть ответы на вопрос, что с ним происходило, как он себя ощущал».
Конечно, это не тайна. «Когда ушел Сережа, что-то ушло из моего мира», – говорит сам Балабанов в одном из фильмов о Кармадоне.
Последним, с кем подружился Балабанов, был священник, отец Рафаил, в прошлом авангардный московский художник Сергей Симаков: «Когда мы познакомились в 2006, он пил уже около четырех лет почти каждый день, случались приступы белой горячки. Балабанов не мог отвечать за свои действия. Зеленый змий спровоцировал и другие неприятности. Были проблемы с законом: пьяные драки и ночи, проведенные в милиции. Ему было невероятно сложно
