после того как родится малыш. Сомневаюсь, что это станет проблемой для нее. Если она вообще не утонет в своем привычном размере. Она сильно сбросила, с тех пор как забеременела. Из-за жуткого токсикоза она побледнела и осунулась, стала похожей на привидение. Уверена, что стресс, который она переживает из-за меня, тоже вряд ли позитивно скажется на ней. И я стара-юсь сдержаться, чтобы не задать свой извечный вопрос о том, не думает ли она, что Марк и Николь найдут нас здесь. Хотя когда я наблюдаю за тем, как она скупает вещи, будто в мире кончилась вся ткань, она выглядит нарочито расслабленной.
– Ну же, купи себе хоть что-то – ты почувствуешь себя лучше, – предлагает Эйва, выбирая кошмарный шелковый шарф в цветочек и протягивая его мне.
– Фу! – ворчу я и аккуратно заталкиваю шарф обратно на полку.
– О, да брось! Побалуй себя.
Я качаю головой:
– Не хочу пользоваться кредиткой. Марк занимается счетами, и когда всплывет транзакция в Штатах, он узнает, где нас искать. Этот отвратительный шарф не стоит такого риска.
– Ты пересмотрела «C.S.I.», – фыркает Эйва.
Я смотрю на свою лучшую подругу. Вот бы Эйва воспринимала весь этот кавардак более серьезно.
– Воспользуйся моей картой. Я так тебе ничего и не подарила в честь рождения Кэти, и теперь хочу исправить оплошность. Смотри, там много милых юбок, – говорит она, указывая в сторону стильных манекенов.
Я не в настроении ничего примерять, но Эйва уже накидала мне вещей в маленькую тележку и беззаботно тянет в сторону примерочных.
Я безжизненно гляжу в зеркало. Сатиновая юбка-карандаш и шелковая блузка просто прекрасны, но мне наплевать на человека под ними.
Пока не появились дети, я всегда так одевалась, но сейчас выгляжу, как переодетая самозванка. Мои мышиного цвета каштановые волосы тускло и безжизненно свисают, облегая контуры лица, почти до плеч. Седина над ушами уже не так незаметна, как это было всего пару месяцев назад. Мешки под глазами так явны, что кажется, будто я переборщила с эффектом смоки-айс, а контуры лица стали намного более пухлыми, чем я помню. Я ненавижу свое отражение в зеркале.
Всю жизнь я уделяла много внимания своей внешности. Я не супермодель, но выделялась из толпы. И все еще из нее выделяюсь, но уже не по тем причинам, по которым хоте-лось бы.
Я выглядываю из-за дверцы примерочной.
– Хорошо, – говорю я, привлекая внимание Эйвы. – Я это куплю.
– Только это? – разочарованно спрашивает она.
У меня вытягивается лицо.
Эйва морщит носик и машет рукой вперед-назад.
– Пойдет для начала, – щебечет она. – Завтра еще пройдемся по магазинам.
Стоит восхититься оптимистичным подходом Эйвы. Хотя мне ее настроение не совсем передается, это помогает мне не сорваться окончательно.
Несмотря ни на что, день проходит замечательно. Но таскание тяжелых пакетов по людным улицам выматывает, и мне хочется оказаться в своей уютной постели в собственном доме.
– Надо бы возвращаться, – предлагаю я, совершенно запыхавшись и останавливаясь, чтобы передохнуть, уже в третий раз за последние десять шагов.
– Нет, нам ведь так весело.
Эйва старается изо всех сил, но покупка нескольких новых вещей не поможет мне справиться с тем, что моя жизнь разваливается на кусочки. Это невесело! Я резко вдыхаю, и воздух обжигает ноздри.
– Неужели прогулки по вонючим улицам в минус миллион градусов веселее, чем попивать шампанское в комфорте у Найджела? – Я точно знаю, как говорить на языке Эйвы. – Давай вернемся, прошу. Я замерзла и устала.
Эйва кивает. Если бы я знала, что она так легко согласится, то выдвинула бы свое предложение гораздо раньше.
Я копаюсь в сумке в поисках телефона, но прежде чем успеваю позвонить, он начинает пикать.
– Черт, – фыркаю я. – Я пропустила звонок от Найджела.
– Ладно, просто перезвони ему.
Я уже прикладываю телефон к уху и слушаю его голосовое сообщение.
– Ему вечером нужно в город. Похоже, в итоге он не сможет встретиться с нами или забрать нас.
Эйва выглядит до оскорбительного самодовольной. Теперь мне придется познакомиться с настоящим Нью-Йорком, хочу я этого или нет.
Я, хмурясь, гляжу на пакеты в руке и вздыхаю, делая глубокий вдох и чуя запах чего-то жирного и вкусного. Я бросаюсь через дорогу к сомнительного вида лотку с едой и возвращаюсь с двумя неаккуратными хот-догами и баночкой диетической колы.
– Держи, – говорю я, впиваясь зубами в неряшливо выглядящую еду. – Я умираю с голоду, и ты, должно быть, тоже. Тебе станет плохо, если не поешь чего-нибудь.
– Разумеется, – кивает Эйва.
– Кишечная палочка тоже часть настоящего Нью-Йорка, ты не знала? – хихикаю я, уплетая на удивление вкусный хот-дог.
Некоторое время мы молча едим, сидя на ржавой скамейке. Мы слишком устали, чтобы тратить бесценную энергию на разговоры.
– Ты в порядке? – спрашивает Эйва, как только мы обе берем верх над голодом.
– Ага, просто у меня снова это дежавю, – говорю я.
– Снова?
– Ага. Я знаю, это странно. Но за сегодняшний день это уже в четвертый или пятый раз.
С тех пор как мы приехали в Нью-Йорк, у меня бывает дежавю так часто, что я начинаю чувствовать себя странно, когда его не испытываю. С последним укусом хот-дога ощущение обостряется.
– Замечательная была игра, верно? – говорит Эйва.
– Ага, – смеюсь я, ковыряясь пальцем в ухе. – Кажется, я все еще глохну от всех этих криков.
– Ага, сумасшедшая толпа.
– Вообще-то я имела в виду твои крики, – я толкаю Эйву плечом, пока мы сидим на ступеньках Центрального вокзала Нью-Йорка, поедая крендельки и отходя от шума стадиона.
– Ну, не каждый же день «Янкис»[24] надирают задницу «Кабс»[25].
Проходящий мимо парень наклоняется, чтобы пожать мою гигантскую резиновую руку, которой я размахиваю, опьяненная командным духом.
– Впере-е-е-ед, «Янкис»! – скандирует он.
– Я уже бывала здесь раньше, Эйва? – спрашиваю я, закрывая глаза и пытаясь удержать угасающее воспоминание.
– Где?
– В Америке… в Нью-Йорке… здесь, прямо на этом
