Неистово хлопая по крышкам столиков, притоптывая ногами, вызванивая бутылками и стаканами, рявкнул внезапно в один голос зал:
Плывет тихо пятый номерУ вагона кто-то померТянут за нос мертвеца
Опять ошеломляющий припев:
Лянца дрица-а-ца-ца
Полетели медяки.
Зал требовал исполнения какой-то „Морковки“. Тронув, как полагается заправским певцам, рукой горло, мальчуган завел густо замешанную на похабных намеках историю о том, как кухарка покупала морковку. Куплеты сопровождались жестикуляцией, губы искажались причмокиваниями.
Пел он больше часа.
Стрелка на засиженном мухами циферблате подползала уже к жирной двойке. Официанты с трудом выпроваживали осевших на ноги посетителей.
Мальчуган скользнул к выходу…»
Пивная эстрада
Согласно статистике, в 1926 году только в Москве насчитывалось 120 пивных, где ежедневно выступали сотни певцов, танцоров, факиров…
«Взрыв» нарпитовских заведений объясняется просто — в 1921 году указом новой власти были закрыты театры-кабаре, где находили приют тысячи эстрадников.
Все эти «Заверни», «Кривой Джимми», «Зеленый попугай», «Коробочка» и «Павлиний хвост» большевики быстренько переформатировали в Теревсат (Театр революционной сатиры) и прочие «полезные» начинания.
Артисты же оказались на улице и были вынуждены менять репертуар в угоду публике.
Передо мной отчет корреспондента музыкального журнала, где рассказывается о походе по городским пивным:
«…Стены одной из них были украшены плакатом: „Большой естрадный дивиртисмент с участием лучших и известных артистов московской государственной эстрады. Сатира, юмор, куплеты, частушки, романсы, лирика. Бутылка — 60 коп., кружка — полтинник“.
И ниже: „Неприличными словами просят не выражаться“.
Но предупреждение не действовало.
Все же выражаются: публика в накуренном зале, авторы-юмористы на эстраде. Последние выражаются безнаказанно. Неоконченные рифмы и пошленькие остроты спорят по своему с матерной руганью, висящей в воздухе пивной».
Двусмысленные куплеты вошли в моду именно в годы пивной эстрады. Конферансье начинал:
Мамочки и дамочкиЕдут на курорт,А с курорта возвращаясь,Делают а…
Зрители хором заканчивали куплет. Окрыленный успехом, шутник продолжал:
Вам пропел куплеты я,Вылез вон из кожи,Аплодируйте, друзья,Только не по…
«Роже!» — орали поклонники.
Реклама московских кабаре и ресторанов из нэпманской печати.
Старый куплетист Николай Кустинский (отец звезды советского экрана Натальи Кустинской) рассказывал, что, работая в московских пивных, он получал по пять копеек с каждой проданной бутылки пива, причем подсчет производился по количеству пробок, которыми был усеян пол павильона.
Неотъемлемой частью нарпита стали дуэты лапотников, распевавших частушки на злобу дня:
У меня сынок красавец,Видно, будущий рабкор,Тремя буквами, мерзавец,Изукрасил весь забор…
Другим «обязательным» блюдом была «мещанская лирика»:
Друзья, прошу, не откажитеВы в просьбе милаво мовоКогда умру, то положитеСо мною карточку его…
Советский классик Николай Леонов в романе «Вор» двумя штрихами передает атмосферу такого заведения:
«…На эстрадке полосатый, беспардонный шут отсобачивал куплеты про любовь, пристукивая старорежимными лаковыми штиблетами. Только в заднем, тесноватом отделении, где свету было пожиже, а гость темней с лица и опаснее, отыскался свободный столик. Заварихин расстегнул полушубок у ворота и скричал полового… Хмельные компании перекликались из угла в угол, дразнясь и ссорясь, но ленивая брань не грозила пока ножом. Слоистый дым окутывал перья фальшивой пальмы и несколько дурных картин, развешанных с художественным небрежением. Казалось, что этот ночной пир происходит на дне глубокого безвыходного колодца; свыкнувшись, люди и не заглядывали вверх.
…Поосвоившись, Заварихин перебрался за другой столик, в проходе, чтоб видеть происходившее на эстраде. Полосатого сменил чумазый фокусник, а на смену ему явилась пышная красавица, со значительным вырезом на бархатном, сиреневого колера, платье. Низким, взводистым голосом она запела тягучую каторжную песню, то скрещивая руки на высокой груди, то в искусном отчаянии раскидывая их по сторонам, как бы даря себя двум сразу приземистым гармонистам, сидевшим по сторонам.
В совершенной тишине, медленно приспуская тяжелую шаль с белоснежного, как лакомство, плеча, мановеньями рук умеряя ярость гармонистов, она исполняла свою коронную:
…Я в разгуле закоснела, лучезарная твоя!
Судя по наступившему безмолвию, ее знали и ценили здесь, знаменитую исполнительницу роковых песен, как было сказано в самодельной афишке, Зину Балуеву. В переднем ряду какой-то атлетической внешности поклонник в бекешке, верно, с черного рынка негоциант, все накручивал помрачительной отработки ус, жестом требуя от артистки дополнительно огня и ласки, а один зашиканный пропойца, пьяней вина и стоя на стуле, дирижировал и плакал в три ручья по своей надежно загубленной жизни…»
Корреспондент одного из влиятельных советских изданий, прогулявшись по «злачным местам» зимой 1926 года, сетовал:
«Приходят в пивную не из-за пива, а из-за табачного дыма, из-за гула голосов, из-за залихватски веселой гармоники. Гармоника так же необходима, как пиво, как половой, как вобла.
Снова пьют здесь, дерутся и плачутПод гармоники желтую грусть…
Гармонист поет про „Александровский централ“, про „Стеньку Разина“, про „Ермака“, про „Забайкальские степи“, про „Ямщика“ и еще о многом, что вызывает у слушателя ритмичное покачивание головой и слезы на глазах. Слезы — не от того, что жалко ямщика или заключенных Александровского централа, а от того, что в давно ушедшем детстве звучали эти самые песни, от того, что с ними связаны воспоминания о молодости, которой жаль.
И еще от того, что в пьяном виде не стыдно ронять слезы в собственную бороду.
…С пяти часов вечера сюда набиваются артисты. Мужчины и женщины вместе. Толкаясь, гримируются у единственной лампы перед осколком зеркала, кутают горло, чтобы не охрипнуть, чтобы как-нибудь пропеть „Дышала ночь восторгом сладострастья“ или „Кирпичики“.
…А пивной, может быть, и не нужен сегодняшний репертуар и художественное исполнение. Посетителей пивной исправить, разагитировать искусством не удастся. Есенин, величайший знаток кабацкого разгула, сам задохнувшийся в нем, сказал:
Нет, таких не поднять, не рассеятьБесшабашность им гнилью дана…
И если уж говорить о вредном влиянии, то не эстрады на пивную, а пивной на эстрадников».
«Жизнь моя за песню продана»
Упоминание автором критической заметки имени Сергея Есенина не случайно. Его творчество никогда не было в чести у большевиков. Еще при жизни поэта все время критиковали, обвиняя в несознательности, хулиганстве, воспевании кабацкого разгула. С 1923 года поэт регулярно становится жертвой провокаций: на него пишут доносы, его регулярно задерживает милиция. Все шло к суду и суровому приговору, которому помешала только ранняя и загадочная смерть. Как знать, возможно, отправив художника на Соловки, властям и удалось бы вымарать из народной памяти его стихи, но случилось иначе.
После трагической гибели в «Англетере» люди — и прежде всего молодежь — словно вновь открыли для себя Есенина.
С. А. Есенин с саратовской гармошкой.
Конечно, его произведения знали и любили в народе всегда. Еще при жизни поэта некоторые из них стали песнями. Но массово запели Есенина только после рокового декабря. В 1926–1928 гг. ноты с песнями на стихи поэта выходят многотысячными тиражами. Безумной популярностью пользуются положенные на музыку «Персиянке», «Соловушка», «Тальянка», «До свидания, друг мой, до свидания» и, конечно, «Письмо к матери» композитора Василия Николаевича Липатова (1897–1965).
Судьбоносное знакомство поэта и музыканта состоялось весной 1924 года, в Петрограде, после одного из публичных выступлений Сергея Александровича.
«Письмо к матери» потрясло Липатова. Наутро после концерта мелодия была готова. Первой исполнительницей песни стала супруга Василия Николаевича Лина Катомина-Масальская, юная исполнительница русских народных песен и романсов в цыганском хоре Алексея Масальского, выступавшего в одном из популярных петербургских ресторанов. Вскоре после обретения «своего» хита она покинула хор и составила с Василием Липатовым творческий и семейный дуэт.
