«Не прошло недели, как „Письмо к матери“ запели в Москве, в Одессе. Чувствительная, душевная мелодия с интонациями городского „жестокого“ романса и наивной деревенской импровизацией отвечала потребностям людей в интимной лирике… Песню стали переписывать от руки. Так она дошла до Есенина… Поэт был очарован музыкой романса», — рассказывает ленинградский музыковед С. Хентова.
Сергей Александрович никогда не был равнодушен к музыке.
Современники оставили десятки свидетельств об исполнении им песен и частушек.
Как вспоминала Е. И. Мроз, вечерами Есенин часто приходил в мастерскую скульптора Эрьзи с балалайкой. Под нее он пел шуточные песни, частушки.
А вот стихи, сколько его ни просили, читать не соглашался…
«Самого Сергея запомнил я с гитарой в руках, — делился В. Мануйлов. — Под быстрыми пальцами его возникает то один мотив, то другой, то старинная деревенская песня, то бойкая частушка, то разухабистая шансонетка…».
Родная сестра поэта, Александра Есенина, рассказывала:
«Вечерами мы отправлялись на деревенское гуляние, на приокские луга.
…Трудно не петь в такой вечер. И Сергей или Катя (Е. А. Есенина — вторая сестра. — М.К.) начинают тихонько, „себе под нос“ напевать какую-либо мелодию… Поем мы, как говорят у нас в деревне, „складно“. У нас небольшие голоса, да мы и не стараемся петь громко, так как песня требует от исполнителей чувства, а не силы… Поем мы и переложенные на музыку в то время стихи Сергея „Есть одна хорошая песня у соловушки“, „Письмо к матери“…»
В четвертом томе полного собрания сочинений можно отыскать обнаруженные составителями авторские частушки Есенина:
Эх, яблочко,Цвету ясного.Есть и сволочь во МосквеЦвету красного.
Не ходи в МЧКа,А ходи к бабенке.Я валяю дуракаВ молодости звонкой.
Ох, уж, ох, большевики,Да у Москвы, да у реки,Под Кремлевской кровлеюЗанялись торговлею.
«Из этого отрывка ясно, что Сергей Есенин знал великое множество частушек. Однако можно знать, запоминать, записывать, но так ее чувствовать, так лелеять, так понимать ее ритмический строй и гениальную образность, как Есенин, дано не каждому. Казалось, он никогда не сможет насытиться этими маленькими народными песенками», — заключает литературовед Л. Архипова.
Тема влияния Есенина на русскую песню неисчерпаема. Но даже дилетанту ясно — оно огромно. Песни на стихи поэта не смолкают, исполнители и композиторы ищут все новые и новые формы для гениальных строк. К относительно недавним юбилеям (100– и 110-летию) десятки артистов выпустили свои трибьюты в его честь: Александр Новиков и Никита Джигурда, Александр Ф. Скляр и Евгений Кемеровский, Сергей Любавин и Стас Михайлов.
Поют Есенина не только в России. В 70–80-е годы диски-гиганты записывали польские, болгарские и югославские артисты, не говоря уже о наших эмигрантах.
Но по сей день, пожалуй, самой популярной песней остается «Письмо к матери».
Эта вещь была даже в репертуаре А. Н. Вертинского.
Мало кто знает, что вскоре после смерти Сергея Есенина, в 1928 году, поэтесса Аста Галла на музыку композитора и широко известного в царской России нотного издателя Николая Христиановича Давингофа написала песню «Письмо от матери», которую по неизвестным причинам никто сегодня не поет.
Мой привет тебе, сыночек милый.Не хочу я вовсе унывать, —Ведь пока еще хватает силыБабий век свой тихо доживать.
Ты теперь в столице, мой пригожий.Полюбил, знать, шибко ты ее.И родных полей тебе дорожеГородское праздное житье.
Оттого, мой сокол синеглазый,О тебе я часто слезы лью, —На вино, на буйные проказыТы растратил молодость свою.
Был ты нежный, с ясными очами,Были кудри как под солнцем рожь.А теперь бессонными ночамиТы тоску свою запоем пьешь.
Заблудился ты в дремучей чащеИ кричишь, как раненый там зверь.Неужели ты такой пропащийИ себя не жаль тебе теперь?
Береги себя, мой синеглазый,Не спеши до срока догорать, —На вино, на буйные проказыДаром жизни молодой не трать.
В 1929 году лагерный журнал «Соловецкие острова» поместил пародию Юрия Казарновского «Недошедшее письмо к матери Сергея Есенина».
В 30–60-е годы в ГУЛАГе было создано немало других «продолжений» и стилизаций по мотивам бессмертного оригинала.
Возвращаясь к теме, стоит сказать, что наряду с цыганщиной, городским романсом и прочими несоветскими проявлениями творческого начала наследие Есенина также не рекомендовалось к исполнению с эстрады. Фактически с конца 20-х по 60-е гг. его имя находилось под негласным запретом, а стихи долгие десятилетия жили, кочуя по рукописным сборникам и цепляясь за гитарные аккорды.
* * *
Не желая вдаваться в нюансы, комиссары идеологического фронта запрещали все, что вызывало хоть малейшие подозрения в контрреволюции.
Со второй половины 20-х создаются списки «запрещенных к исполнению песен». Первое время на них не обращают внимания. Максимальное наказание — заметка в газете: «21 марта в частной пивной „Бавария“ по адресу ул. Мясницкая, 21, певица Мария Полевая исполняла запрещенную Гублитом песню „Стаканчики граненые“. Вопрос о проступке Полевой будет разбираться на заседании горкома эстрады» («Рабочий и театр», 1927).
Но менялись времена, менялись и методы…
Блатняк — для Сталина, шансон — для Ленина
Новая организация — Главрепертком — объявила о начале бескомпромиссной борьбы за искоренение произведений, обслуживающих вкусы нэпманов и мещан. В число таких произведений попали «шантанно-фокстротная музыка» и цыганщина.
Ноты одного из главных нэпманских хитов «Стаканчики граненые».
Стал жестко контролироваться репертуар исполнителей. Еще совсем недавно везде распевали песенку М. Блантера и В. Мааса о Джоне Грее, «лихом повесе с силою Геркулеса»:
В стране далекой юга,Там, где не свищет вьюга,Жил-был испанец,Джон Грэй, красавец,Был он большой по весу,Силою — с Геркулеса,Храбрый, как Дон-Кихот.
Рита и крошка НэллиЕго пленить сумели,Часто обеимВ любви он клялся,Часто порой вечернейОн танцевал в тавернеТанго или фокстрот.
Роскошь, вино и чары,И перезвон гитары,При лунном светеКружатся пары.У Джонни денег хватит,Джонни за все заплатит,Джонни всегда таков!..
Но и они оказались изгнаны с эстрадных подмостков. Не помогла даже срочная переделка текста, в котором главный герой превращался в профсоюзного лидера, руководителя забастовки в лондонских доках.
* * *
Немало хлопот доставил чиновникам от искусства Леонид Утесов, исполнивший в 1928 году в спектакле Якова Мамонтова «Республика на колесах» песни «С одесского кичмана» и «Гоп со смыком», а позднее даже включивший их в дебютную программу своего коллектива «Теа-джаз» и записавший на пластинки.
В. И. Ленин записывается на граммофонную пластинку.
В книге «Спасибо, сердце!» артист напишет:
«…Роль мне очень нравилась. Андрей Дудка… Бандит, карьерист, забулдыга и пьяница, покоритель женских сердец. Он мечтает быть главой государства. И организует его в одном из сел Украины. И сам себя выбирает президентом».
Любимый шансонье Ленина Монтегюс (1872–1952).
Театральный критик С. Дрейден в журнала «Жизнь искусства» (1929) отмечал:
Особо следует отметить исполнение Утесовым «С одесского кичмана». Эта песня может быть названа своеобразным манифестом хулиганско-босяцкой романтики. Тем отраднее было услышать ироническое толкование ее, талантливое, компрометирование этого «вопля бандитской души».
Песня стала шлягером того времени.
— Успех был такой, — рассказывал Утесов, — что вы себе не представляете. Вся страна пела. Куда бы ни приезжал, везде требовали: «Утесов, „С одесского кичмана!“»
Однажды начальник реперткома Комитета по делам искусства Платон Михайлович Керженцев предупредил артиста: «Утесов, если вы еще раз где-нибудь споете „С одесского кичмана“, это будет ваша лебединая песня. И вообще, эстрада — это третий сорт искусства, а вы, Утесов, не артист». На что Леонид Осипович, не скрывая гордости, заметил: «А ведь Владимир Ильич Ленин в Париже часто ездил на Монмартр слушать известного шансонье Монтегюса. Ленин высоко ценил мастерство этого артиста». Керженцев с насмешкой произнес: «Да, но ведь вы-то не Монтегюс». «Но и вы, Платон Михайлович, между нами говоря, тоже не Ленин», — самым вежливым тоном ответил Утесов. Попрощался и ушел.
