<1876>
БОРЬБА
Бранное поле я вижу. В поле пустынном, нагом Братьев ищу, пораженных Насмерть жестоким врагом.
Гневом душа загорелась, Кровь закипела во мне. Меч обнаживши, скачу я, Вслед за врагом, на коне.
Что-то вдали раздается — Гром иль бряцанье мечей… Все мне равно, лишь догнать бы Диких моих палачей!
Сивко мой гриву вскосматил, Весь он в кровавом поту… Как бы желал я за братьев Жизнь потерять на лету!
Милые братья, их было Шесть, молодец к молодцу; Каждый погиб за свободу Честно, прилично бойцу.
Пусть и седьмой погибает, Жизнь отдавая свою! Дай же, судьба, мне отраду Пасть за свободу в бою!
1877
В БОЛЬНИЦЕ
Догорала румяная зорька, С нею вместе и жизнь догорала. Ты одна, улыбался горько, На больничном одре умирала. Скоро ляжешь ты в саване белом, Усмехаясь улыбкою кроткой. Фельдшера написали уж мелом По-латыни: "Страдает чахоткой".
Было тихо в больнице. Стучали Лишь часы с деревянной кукушкой, Да уныло березы качали Под окошком зеленой верхушкой… Ох, березы, большие березы! Ох, кукушка, бездушная птица! Непонятны вам жгучие слёзы, И нельзя к вам с мольбой обратиться,
А ведь было же время когда-то, Ты с природою счастьем делилась, И в саду деревенском так свято, Так невинно о ком-то молилась. Долетели молитвы до неба: Кто-то сделался счастлив… Но, боже! Богомолку он бросил без хлеба На больничном страдальческом ложе.
Упади же скорей на подушку И скрести исхудалые руки, Допросивши вещунью-кукушку; Скоро ль кончатся тяжкие муки? …И кукует два раза кукушка. Две минуты — и кончено дело! Входит тихо сиделка-старушка Обмывать неостывшее тело.
1877
НЯНИНЫ СКАЗКИ
Вспомнил я нянины старые сказки, Мальчик пугливый, пугливее лани. Ждал я хорошей, спокойной развязки Чудных рассказов заботливой няни,
Я был доволен, когда от чудовищ Храбрый Иван-королевич спасался; С ним я, искатель несметных сокровищ, В царство Кащея под землю спускался.
Если встречался нам Змей шестиглавый, Меч-кладенец вынимал я, и в битву Смело бросался, и бился со славой, После победы читая молитву.
Бабы-яги волшебство и коварство Мы побеждали с улыбкою гневной, Мчались стрелой в тридесятое царство, Вслед за невестой, за Марьей-царевной.
Годы прошли… Голова поседела… Жду я от жизни печальной развязки. Няня, которая так мне радела, Спит на кладбище, не кончивши сказки.
Грустно могилу ее обнимаю, Землю сырую целую, рыдая. Сказки твои я теперь понимаю, Добрая няня, старуха седая!
Я — не Иван-королевич, но много В жизни встречалось мне страшных чудовищ; Жил и живу безотрадно, убого, Нет для меня в этом мире сокровищ.
Тянутся грустно и дни и недели; Жизнь представляется вечным мытарством. Жадные люди давно овладели Славной добычей — Кащеевым царством.
Змей, как и прежде, летает по миру В образе хитрого грешника Креза. Молятся люди ему, как кумиру, Золота просят, чуждаясь железа.
Баба-яга (безысходное горе) В ступе развозит и холод и голод; В ступе ее я, предчувствую, вскоре Буду раздавлен, разбит и размолот.
Солнце, как факел, дымит, не блистая; В сумрак вечерний народы одеты… Марья-царевна, свобода святая, Зорюшка наша! Да где же ты? Где ты?
13 сентября 1878
СПОКОЙСТВИЕ
Смотри на родник: как вода в нем свежа! Сначала журчит он, чуть видимый оком, Ударится в гору и, пенясь, дрожа, С горы упадает бурливым потоком. Кружится, волнуясь, и мчится вперед, И, старые камни поднявши, грохочет; В нем жизнь ни на миг не заснет, не замрет, О мертвом покое он думать не хочет. Теперь посмотри: от стоячей воды Дыханием веет убийцы-злодея; Зеленая плесень покрыла пруды; Там гады клубятся, трясиной владея. О мысль человека, беги и спеши Вперед и вперед, как поток без преграды! Покой — это гибель и смерть для души; Покою, забвенью — лишь мертвые рады. Но если, о мысль, утомившись в труде, Вперед не пойдешь ты дорогой прямою, Ты будешь подобна болотной воде, И гады покроют вселенную тьмою.
2 июня 1879
ЕЛКА
Много елок уродилося в лесу. Я одну из них тихонько унесу. Елку бедную навеки погубя, Не детей хочу утешить, а себя; Для себя ее украшу как могу… Только вы, друзья, о елке — ни гу-гу.
Ни картинок, ни игрушек, ни огней — Ничего вы не увидите на ней. Я по-своему украшу деревцо: У меня вдруг затуманится лицо; Слезы брызнут — слезы жгучие — из глаз И на веточках заблещут, как алмаз.
Пусть на хвое, как таинственный наряд, Эти слезы — эти блесточки горят. Пусть погаснут лишь пред солнечным лучом, — Вот тогда я не заплачу ни о чем… Нет, заплачу. Но тогда уж ель мою Я свободными слезами оболью.
25 декабря 1879
НАША ДОЛЯ — НАША ПЕСНЯ
(Памяти И. З. Сурикова)
Я тоски не снесу И, прогнавши беду, На свободе в лесу Долю-счастье найду.
Отзовись и примчись, Доля-счастье, скорей! К сироте постучись У тесовых дверей.
С хлебом-солью приму Долю-счастье мое, Никому, никому Не отдам я ее!
Но в лесной глубине Было страшно, темно. Откликалося мне Только эхо одно…
Так и песня моя Замирает в глуши Без ответа… Но я — Я пою от души.
Пойте, братья, и вы! Если будем мы петь, Не склоняя главы, — Легче горе терпеть.
Что ж мы тихо поем? Что ж наш голос дрожит? Не рекой, а ручьем Наша песня бежит…
1880
ТЕНИ
Тени ходили толпою за нами; Были мы сами мрачнее теней, Но, утешаясь отрадными снами, Ждали — безумные! — солнечных дней. Солнце взошло. И пред солнцем колени Мы преклонили… Но снова из туч Вдруг появились ужасные тени И заслонили нам солнечный луч. Снова мы ропщем и жалобно стонем, Грезим отрадно лишь только во сне… Мы ли ужасные тени прогоним, Или опять одолеют оне?
<1880>
