проделывала, Фрэнк чувствовал себя странно беспомощным. В штанах он обмяк еще сильнее, так что маме с трудом удалось засунуть его в тяжелый, жесткий зимний комбинезон. Сначала опять ноги, потом подтяжки, а когда она его посадила, он тяжело завалился вперед.
– На дорогу уйдет не меньше часа, а уже почти пять, – сказал папа.
Фрэнк почувствовал, как мамина хватка вокруг его плеч стала крепче. Сначала она никак не могла просунуть его руки в рукава комбинезона, а когда ей это удалось, он уже не мог их согнуть. Она надела ему варежки, натянула на голову шапку и завязала под подбородком веревочки, от которых у него все зачесалось. Потом надела ему на ноги башмачки и зашнуровала их. Фрэнк заскулил.
Но никто не обратил на него внимания. Мама завернула его в одеяло, на котором он лежал, прикрыла ему лицо и спросила:
– Джейк уже запряжен и готов, верно?
– У него своя попона, и в коляске полно одеял.
– А Рагнар чем займется вечером?
– Тут останется. У него завтра выходной.
Фрэнка, который ничего не видел из-за закрывавшего лицо одеяла, она передала папе и, кажется, ушла. Через минуту его окатил порыв холодного ветра, и он понял, что они вышли за дверь, на крыльцо. Он не смел – да и не мог – пошевелиться. Папа застыл на месте, потом начал спускаться, снова застыл, начал спускаться, застыл, продолжил спускаться.
– Ох, – раздался позади мамин голос. – Как скользко…
– Соль кончилась.
– Ты там поосторожнее.
– Ты тоже. У тебя пирог.
– Я и так осторожна. Пирогов будет достаточно.
– Надеюсь.
– А еще торт Фрэнки на день рождения. Моя мать приготовит свой бисквитный торт.
– Ммм, – протянул папа. Посадив Фрэнка себе на локоть, он покрепче обхватил его за лодыжку и сказал: – Добрый вечер, Рагнар. Когда вернемся, я сам отведу Джейка в стойло.
Дверь в коляску открылась, и ветер стих, а Фрэнк снова оказался на коленях у матери, но по-прежнему не мог пошевелить ни руками, ни головой. Он мог немного взбрыкнуть ногами. Странное это было стеснение. Оно поставило его в тупик, потому что не вызывало желания шуметь. Он просто тихо лежал, и они двинулись вперед, то вверх, то вниз (он уже испытывал это раньше, и ему нравилось), он смотрел, как за окном проносятся разные предметы, темные на темном фоне, а потом заснул.
И вот он опирается о мамино плечо и смотрит на папу, пока мама поднимается. Фрэнк все еще не мог двигаться в комбинезоне, а еще ему стало жарко. Руки торчали в обе стороны, а голова – вверх, вместо того чтобы лежать у мамы на плече, как ему нравилось. Папа посмотрел вниз и сказал:
– Ступеньки крутые. Можешь взяться за перила?
А мама ответила:
– Все хорошо, крыльцо расчищено.
Папино лицо сияло, а потом они оказались в ярком, шумном месте, и его забрали у мамы, а та сказала:
– Ну и ночка!
Тут была женщина, которая всегда говорила Фрэнку:
– А вот и мой милый! Ну-ка, улыбнись бабуле! Молодец! Улыбка точно как у моего отца, пусть даже зубов почти нет.
А кто-то другой сказал:
– У твоего отца зубов не намного больше, чем у этого ребенка, Мэри!
И все засмеялись, а его поцеловали в щеку, и бабушка усадила его себе на колени и начала постепенно разворачивать.
И вот он сидит на коленях у бабушки, она обнимает его, а он извивается, подскакивает и кричит, потому что весь этот свет и улыбки так его взволновали, что он уже не в силах держать себя в руках.
– Целый годик! – сказала бабушка. – Прямо не верится!
– Ровно год назад, – заявил папа, – я взглянул на доктора Геррита и сразу понял, что он пьян!
– Ох, Уолтер… – сказала мама.
– А что, так и было! Но знаешь, он как конь, который привык год за годом вспахивать одно и то же поле, просто знал, что надо делать, и все прошло хорошо.
– Это удача, Уолтер, – сказала бабушка. – Что бы мы делали без удачи?
Обладательница одного из незнакомых Фрэнку лиц сказала:
– Боже мой, Мэри, какой красивый малыш! Только посмотри на эти большие голубые глаза! А волосы какие! У блондинов такое нечасто увидишь. Дочке моей племянницы Лидии уже три, а у нее на голове все еще редкий пушок.
Бабушка наклонилась, чтобы поцеловать его, но промолчала. Фрэнк зашагал в сторону чьих-то ног в штанах, но ноги отступили. Он последовал за ними. Вокруг шелестели юбки. Когда он со стуком сел, руки подхватили его под мышки и поставили на ноги. Он направился к низенькому столику.
Сняв пальто, мама отнесла пирог на кухню. Она села на диван, где Фрэнку было ее хорошо видно, и сказала:
– По правде говоря, он появился в Новый год, а не в Сочельник. Родился не раньше трех часов ночи. – Фрэнк обогнул стол, прекрасно понимая, что приближается к ней. Ориентировался он отлично. – Доктор Геррит рассказывал мне, что малыш вышел и тут же попытался вернуться обратно. Наверное, ему было слишком холодно. Мой маленький! – Она коснулась пальцем его щеки.
Кто-то сказал:
– Как по мне, так любой зимний ребенок – это чудо. Моя сестра…
Но мама подняла Фрэнка, когда
