Виз мылся долго. Чересчур долго.
Подойдя вплотную Авель уперся плечом о косяк и стал звать:
— Виииз! Виз, мать твою, открой скорее!
Прошла минута. Он нужен Авелю. Нужен как никогда.
Потеряв вконец терпение, Авель стал барабанить по двери.
Тук–тук, Виз.
Открывай.
Это стучит убийца по случайности.
Спустя несколько секунд воду перекрыли. Авель выдохнул, готовясь расспросить Виза о всем, что только ему известно. Объяснить, что он не хотел.
Поделиться страхами.
Рассказать наконец о черном человеке.
Дверь приоткрылась, ослепив на секунды Авеля. Темный силуэт вышел из ванной.
Это был не Виз. Это была девушка.
9 Глава.
Ее звали Доротея. Ей было 19. Она любила цветы и рисовать.
Она знала про парня в машине.
Авель потерял дар речи. Он не понимал, кто это, что она забыла в его доме, и почему она улыбается незнакомому человеку.
Она нарушила молчание первой:
— Я знаю, что ты сделал.
Эта фраза что‑то сломала внутри Авеля. Борясь с собой, чтобы не броситься на нее, дрожащим голосом он произнес:
— О ч–чем это ты?
— Я знаю про Ника.
Авель не понимал. Он не знал никакого Ника. Она, видимо, с кем‑то его путает. Успокоившись, он принимает позу посвободнее. Опасность миновала.
— Ник – это тот парень у тебя в машине. В кармане у него есть читательский билет из небольшой библиотеки в паре кварталов отсюда.
Авель думает. Думает.
Она знает про мертвого парня. Ему конец. Скорее всего, сюда уже едут копы по наводке этой суки. Он медленно начинает выходить из себя.
— Ни слова больше, — шипит он. – Если ты еще хоть раз…
— Успокойся, Авель, — говорит она. – Я знаю, что ты сделал, но сдавать тебя я никому не собираюсь. Это было бы глупо с моей стороны.
— Но почему? Какого черта ты тогда здесь, у меня дома? – недоумевает он.
— Мне нужен твой дом, — просто замечает Доротея.
«Мне нужен твой дом». 4 слова, которые убивают всю логику в ее существовании. Зачем заявляться к человеку домой, угрожать ему правдой, заверять что все хорошо и требовать его дом? Этот мир точно сошел с ума.
Вот она стоит на пороге ванной, на ней – одно лишь полотенце, ее темные мокрые волосы неровно ложатся на плечи.
Ее немного неправильные черты лица скрывают какую‑то загадку. Нос с небольшой горбинкой раздувает ноздри, глаза широко раскрыты, на ее лице застыла маска торжества. Она победила. Правый уголок ее губ изгибается в легкой усмешке, руки скрещены на мокрой еще после душа груди, на ноги он пока не смотрел.
Она победила. Она знает его тайну.
Он пока не успел раскрыть ее.
Странно, но она – привлекательна. В любой другой день полуодетая девушка, выходящая из твоей ванной – это отличный знак, предвещающий начало чего‑то очень хорошего. Хотя бы на полчаса.
Но не сегодня.
Сегодня Авель продолжает падать в бездну дальше.
— Вчера кстати было довольно интересно, — как бы между прочим замечает она.
Авель интересуется, что такого интересного было. Она смеется, игнорируя вопрос, и уходит в соседнюю комнату одеваться.
Он не помнит, как после ухода Виза что‑то разбудило его.
Он не помнит, как пустил ее.
Она, кажется, распространяла какую‑то рекламу.
Кажется, что он сам все ей рассказал.
Авель почти бежит к телефону.
7–155–467–9-14.
10 цифр, способных изменить мир. Его, Авеля, мир. Номер его друга. Время для выбора друга в этой бесконечной суете, производимой человеческими существами. Время узнать правду. Время – 7:02.
Но Виз не поднимает трубку.
Либо Виз еще спит после вчерашних испытаний, либо он уже мчится в переполненном автобусе навстречу новому дню.
А может он уже перестал мчатся, остановившись под колесами очередного Авеля Макфаллоу.
Но об этом нельзя и думать.
Доротея выходит из спальни и небрежно бросает:
— Кстати, я Дороти. Для друзей. Для тебя я – Доротея, богиня песен, красок и маленьких человеческих тайн.
— Послушай, ты, — с раздражением говорит ей Авель, — я не знаю, что ты хочешь и какую цель преследуешь, я не отдам тебе свой дом, ты поняла меня?
— Мне твой дом не нужен, дорогой, — флегматично заявляет Доротея, — Я просто буду жить с тобой. Мне негде жить одной. А раз уж я знаю твой секретик, то и выгнать ты меня не посмеешь, верно?
Авель злится. Только этого еще не хватало.
Мертвый парень, Ник, как она его назвала, разлагается на переднем диване его «Плимута», головная боль сводит его с ума, Виз, пропавший минимум на 12 часов – это не самое лучшее, что случается с человеком. А тут еще эта девушка.
Часто бывает так, что жизнь человека идет ровно, пока какое‑либо случайное событие не выбьет ее из привычной колеи. А уж потом несчастья польются одно за другим, и не будет человеку покоя, пока он с честью не выдержит все их. И либо человек станет великим после этого, либо он падет. Так бывает всегда. Такова эта чертова жизнь.
И в жизни Авеля начался такой же период. Как он вспоминал позже, с появлением черного человека в его жизни наметился очевидный крен. И с каждой новой секундой он все больше менял угол, не давая неустойчивому Авелю ни одного шанса на то, чтобы выстоять на тяжелом уклоне своего будущего.
— Значит, ты теперь живешь у меня?
— Да, как полноправный гость, к которому нужно относиться со всем уважением, — поправляя прическу, сказала Доротея. – Теперь мое слово ценится не меньше, а быть может, даже больше твоего, Авель.
— Черт с тобой, — буркнул Авель. – Мне пора на работу.
На улице шел дождь.
Фургон намок, и Пенни в нем было удобно.
Появление незнакомки не нарушило планов Главного.
На все ее упреки он утверждал просто:
«Не вмешивайся, Войз, наблюдай. Пока не получишь дальнейших указаний».
Через сорок минут Авель Макфаллоу вышел из дома, зашел в гараж, сел за руль своего «Плимута» и поехал в сторону, отличную от той, которая ведет к нему на работу.
Труп должен быть совсем не здесь, решил перед этим Авель.
Пенни зевнула.
— Ох, и дурак же он, — заметила про себя она.
Заброшенный склад — не место для трупа. Но ему это было неизвестно.
Мистеру МакФаллоу вообще было мало что известно.
***
Спустя три часа в офис Виза зашел человек в черном плаще.
— Я к мистеру Визериону Коллинсу, он ждет меня с самого утра, — произнес черный человек.
— Мистер Коллинс давно вас ждет, — улыбнулась ему секретарша.
Дверь захлопнулась за ним. Секретарша лишь проводила взглядом его темный силуэт.
На двери было написано : «В. Коллинс. Редактор».
В руках странного незнакомца была какая‑то ксерокопия.
10 Глава.
Клиническая смерть продлилась 4 минуты. 4 минуты – время, за которое можно много успеть. Можно зародить сотни новых жизней, подняться вверх по социальной лестнице, влюбиться в кого бы то ни было, потерять надежду и смысл жизни. Можно наконец понять себя, совершить выгонную сделку, сделать шаг в будущее или потеряться насовсем в прошлом.
А можно пережить клиническую смерть.
Фрэнк Крэйган открывает глаза. В голове его – беспорядочный шум, во рту – горький химический привкус лекарств. Прикушенный язык нестерпимо болит.
Но Фрэнк жив. Последние пару лет ему приходилось несладко.
Проработав 24 года на стройке, Фрэнк дважды лежал с инфарктом. И вот он – третий, видимо, последний.
Первый раз был около пяти лет назад. Вот он шел со смены, грязно шутил о новой работнице в их компании – и тут сердце ухнуло куда‑то вниз. День сменился ночью, левый глаз перестал видеть, дышать сразу стало трудно. Очень трудно. Скорая приехала быстро, предотвратив летальный исход.
— Не перегибай палку, Фрэнк, — так сказал ему в тот день доктор.
— Не буду, босс, — массируя грудь, отвечал ему Фрэнк.
В тот вечер Вера плакала у него в объятиях. Она не хотела, чтобы чертова стройка забрала его жизнь. Да и сам он не горел таким желанием.
Это было пять лет назад.
Следующий раз случился через два года.
Фрэнк решил посидеть дома. Здоровье стало ухудшаться: голова все чаще болела по утрам, кости начинало ломить, появилась одышка. Старина Фрэнк начал совсем сдавать. В 46 лет.
Он сидел на веранде и попивал чудесный лимонад, сваренный его девятилетней дочерью. Анна, малышка Анна. Сейчас ей уже 12 и ее не пускают к Фрэнку. Фрэнк чудом остался в живых.
Когда он начал вставать со своего любимого кресла–качалки, это повторилось. Инфаркт. Вера со всех ног кинулась к нему, обнимала, целовала его в губы и не переставая шептала:
— Дыши, черт тебя дери, дыши, Фрэнк!
