убеждён, что при таком скудном составе команды никакого сопротивления в случае нападения они не смогут оказать, независимо от размера и вооружения противника.
Он не осмелился признаться новому владельцу Ботафумейро, что «недостаточность» экипажа объяснялась тем, что три четверти команды погибли незадолго до этого из-за внезапной вспышки геморрагической лихорадки денге. Зная это, даже самый отчаянный человек вряд ли решился бы сесть на корабль.
Теперь, без лоцмана, с почти отсутствующими реями, без единого опытного юнги и со странным рулевым, который зигзагами напоминал змею в брачный период, капитан Тирадентес направлялся в совершенно незнакомые воды Карибского моря в поисках острова, о котором говорили во всех портах мира, но понятия не имел, где именно он находился.
– К северу от Эспаньолы, – сказали ему.
Хорошо. Но где, черт побери, находится эта Эспаньола?
Два года назад грязный Жуан де Оливейра совершил грубую ошибку, довольно часто встречающуюся среди капитанов удачи: он приобрёл за бешеные деньги якобы подлинную морскую карту Антильских островов. Очень скоро, рискуя погибнуть, он обнаружил, что это грубая подделка или, что ещё хуже, изощрённая «испанская ловушка».
Испокон веков было известно, что Севильская торговая палата имела дурную привычку время от времени выпускать на рынок поддельные карты и маршруты, чтобы те попадали в руки пиратов и каперов, которые, следуя предательским указаниям, рано или поздно разбивались о рифы.
Только лучшие испанские лоцманы могли с первого взгляда распознать эти «ловушки». Именно поэтому такие «ренегаты» пользовались огромным спросом в бурном мире активного пиратства.
Капитан Тирадентес владел картой, на которой с абсолютной ясностью были обозначены Эспаньола и Пуэрто-Рико, но он бы никогда не поставил руку в огонь, если бы ему пришлось клясться, что эти острова действительно окажутся в указанных координатах.
Когда дон Эрнандо Педрариас с полной уверенностью подтвердил, что, двигаясь на северо-запад от Пунта-лас-Пеньяс, они встретят только глубокие воды до самого Пуэрто-Рико, капитан взял этот курс и стал терпеливо ждать появления далёкого берега на горизонте.
На всякий случай он держал одного наблюдателя на марсе и другого у форштевня. Когда наступала ночь, спускал грот и двигался лишь под кливером, без огней, прислушиваясь к каждому звуку, похожему на шум волн о рифы.
На четвёртую ночь, когда казалось, что всё вокруг было совершенно спокойно, а небо – бесконечно тёмным, горизонт внезапно начал озаряться блестящими звёздами. Однако капитан Оливейра быстро пришёл к потрясающему выводу: это вовсе не звёзды, а сотни беспокойных огней, которые стремительно приближались с правого борта.
– Святой Бенедикт, защити меня! – воскликнул он ошеломлённо. – Это Флот!
Не могло быть сомнений, это был мощный испанский флот, который, вероятно, с опозданием отплыл из Севильи в этом году. Он двигался уверенно и монолитно, направляясь в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико, откуда позже должен был спуститься в Картахену-де-Индияс.
Флот!
Стоя с подветренной стороны, весь экипаж Ботафумейро завороженно наблюдал за величественным зрелищем этой грандиозной армады. Даже дон Эрнандо Педрариас на мгновение почувствовал гордость за то, что родился в стране, способной продемонстрировать такую силу.
Наконец он повернулся к португальцу, который недалеко от него жевал горькие листья коки с ещё большим усердием, чем обычно, и спросил:
– Что вы собираетесь делать?
– Пройти между ними, – твёрдо ответил капитан.
– Пройти через эту толпу кораблей? – воскликнул дон Эрнандо. – Вы сошли с ума? Нас возьмут на абордаж!
– Если мы умеем маневрировать, это не проблема, – заключил другой. – У меня нет ни людей, ни времени, чтобы посреди ночи поднимать весь парус и набирать скорость, достаточную, чтобы оставить их позади. – Он сплюнул за борт. – Если мы останемся на этом курсе, нас раздавят. – Он обернулся к рулевому, едва различая его в темноте, и скомандовал: – Право руля! А вы – поднимайте грот и бизань! – Когда его люди уже отправились выполнять приказ, он рассмеялся и добавил: – И ослабьте швартовы шлюпок на всякий случай!
Несмотря на критичность ситуации и отвращение, которое с самого начала вызывал в нем своей отталкивающей натурой этот лиссабонец, дон Эрнандо Педрариас Готарредона не мог не восхищаться его выдержкой и хладнокровием, которые он демонстрировал в любой момент. На самом деле казалось, что в глубине души тот находил немалое удовольствие в том, чтобы направить нос корабля на флотилию огромных судов, приближавшихся, как слепые бизоны, в надежде проскочить сквозь них в темной ночи, опираясь лишь на свое мастерство и горстку выздоравливающих моряков, едва способных поднять половину парусов.
– Трое к рулю! – крикнул он, когда расстояние между их форштевнем и форштевнями передовых судов сократилось до менее чем мили. – Два румба влево! Подберите весь парус!
Капитан Жуау де Оливейра был достаточно опытным моряком, чтобы понимать: если тяжелая флотилия двигалась – как это обычно бывало – с полным парусным вооружением, чтобы поймать попутный ветер, то, оказавшись под их носом, они бы практически лишились хода. Поэтому он решил набрать скорость, пока ветер ещё позволял, чтобы устремиться навстречу приближающимся кораблям, но не прямо, а под углом примерно в сорок градусов относительно огней первого судна.
Этот маневр увеличивал вероятность жесткого столкновения, если тьма не позволила бы вовремя определить истинную длину огромных грузовых судов, между которыми он намеревался проскочить. Однако это давало возможность удерживать некоторый контроль над Botafumeiro, который в противном случае дрейфовал бы, как пробка, под угрозой быть мгновенно разрубленным любой из защитных фрегатов второй или третьей линии.
Разумеется, наблюдатели столь многочисленной эскадры прежде всего следили за тем, чтобы соблюдать установленные дистанции относительно огней остальных судов, выкрикивая рулевым команды о смене курса и полагаясь на то, что, следуя за флагманским кораблем, они не встретят никаких препятствий на своем пути.
Внезапное появление барка в темноте прямо перед их носом застало бы их врасплох настолько, что даже при всем желании избежать столкновения им вряд ли удалось бы это сделать, не рискуя вызвать настоящий хаос в строю флотилии, где любая непредвиденная маневра должна была быть заранее обозначена сигналами.
По мере того как минуты тянулись, а расстояние сокращалось, Botafumeiro набирал скорость, устремляясь, как стрела, к первым огням. Сердца всех, кто находился на борту, сжимались от осознания того, что любая ошибка приведет к неизбежному удару о борт массивного грузового судна, безусловно, превосходящего их по тоннажу вдвое.
Меньше чем полмили отделяло каждый корабль от судов флотилии по бокам и столько же от тех, что следовали позади. Это не оставляло большого пространства для маневров в открытом море, особенно учитывая необходимость «угадывать» в темноте приблизительную длину каждого судна.
– Один румб влево! – резко приказал лиссабонец. – Держи курс!
В последний момент Жуау де Оливейра увеличил угол, позволив
