занимался борьбой, поскольку несколько лет спустя хотел сразиться с чемпионом Рима в этом виде спорта, считая, что в любом случае сможет выглядеть достойно, так как обладал огромной физической силой. Он обладал таким мастерством в этом и других видах спорта, что без стеснения проводил свои ежедневные тренировки на Марсовом поле на глазах у публики. Как уже было сказано, гонки на колесницах тоже являлись для него предметом большого интереса, и он был таким искусным возницей, что с удовольствием позволял людям смотреть, как он практикуется на своем личном скаковом круге – цирке, заложенном еще Калигулой в том месте, где теперь стоит церковь Святого Петра, и достроенном Нероном в 59 году. Тацит с ужасом и удивлением признавал, что «эта публичная демонстрация его позора не вызывала у людей никакого недовольства, напротив, служила поводом для поощрения. Они подбадривали его своими восклицаниями, радуясь таким наклонностям своего императора».
Утверждается, что и Сенека, и Бурр поддерживали Нерона в его увлечении состязаниями, понимая, что это способствует его популярности у масс. Но если его появление на сцене они не одобряли с такой же готовностью, то, по меньшей мере, отбивали такт руками, когда она пел, изображая, будто получают удовольствие. Что же касается Нерона, то он пребывал в чрезвычайно приподнятом настроении, обнаружив, что может предаваться своим склонностям, которые мать всегда стремилась так жестко подавлять и которые он сам чувствовал себя обязанным сдерживать до тех пор, пока она не умерла. Теперь Нерон делал то, что всегда хотел, и, поскольку чувствовал поддержку и одобрение со стороны масс и прогрессивных членов высшего общества, его мало беспокоило, что он глубоко оскорблял аристократию старой школы, чью точку зрения исправно доводит до нашего сведения Тацит.
Однако эта оппозиционная фракция не была абсолютно молчалива, и постепенно в Риме дало о себе знать тайное холодное веяние враждебности. Кто-то повесил хлыст на одну из статуй Нерона, словно указывая, что его нужно высечь. Самым очевидным способом нападения было назвать его убийцей своей матери, и однажды на Форуме обнаружили брошенного ребенка, у которого на шее висела табличка с надписью: «Я не стану тебя воспитывать, потому что боюсь, что ты тоже можешь убить свою мать». Перед возвращением Нерона в столицу в Риме убрали многие статуи Агриппины, а из тех, которые остались, самые броские скрыли от глаз при помощи льняных полотнищ. И вот на одной из таких статуй обнаружилась надпись: «Я прячу свое лицо от стыда, но тебе стыд неведом».
Обо всех этих вещах сообщили Нерону, рассказав, что люди делают о нем предательские замечания, но он отнесся к этому с «величайшим презрением» и не стал предпринимать никаких действий. Однако во время проведения неронии на небе появилась комета, которую можно было наблюдать в течение многих недель, и, поскольку это считалось знаком приближающейся смены правителей, недоброжелатели Нерона пустили слух, что скоро он будет низложен. Это произвело такое сильное впечатление на чувства народа, что постоянной темой разговоров стало обсуждение того, кто станет следующим императором, и со всех сторон зазвучало имя кузена Нерона Рубеллия Плавта, которого однажды уже подозревали в стремлении получить трон. Он был убежденным традиционалистом, и многие считали, что патриции старой школы убеждали его возглавить восстание против Нерона, чтобы покончить с таким положением дел, которое, по их мнению, подрывало древние институции Рима.
По отцовской линии предки Рубеллия Плавта были родом из Тибура (Тиволи), расположенного в нескольких милях от столицы. Случилось так, что однажды Нерон укрылся от грозы в открытом павильоне, стоявшем на землях императорской виллы, находившейся неподалеку от этого места. Когда он перекусывал на свежем воздухе, молния ударила прямо в одно из стоявших перед ним металлических блюд. Стол опрокинулся, пища разлетелась в разные стороны. Сразу же после этого стала распространяться история о том, что таким образом божества, с давних времен покровительствовавшие семейству Плавтов, подали сигнал о приближающемся падении Нерона. Взволнованные люди повсеместно обсуждали эту историю и ждали начала неминуемого восстания.
Можно, не опасаясь возражений, утверждать, что любой из предыдущих императоров поспешил бы обезопасить себя, приказав умертвить своего соперника. Да и Агриппина поступила бы так же. Но Нерон повел себя сдержанно, без всякой паники, что вынуждены были с одобрением отметить многие историки. Он написал Рубеллию Плавту письмо, дипломатично советуя во имя сохранения спокойствия в Риме отстраниться от тех, кто лукаво приписывает ему нелояльность императору, и удалиться в Малую Азию, где у него имелись наследственные владения и где он мог бы в покое и комфорте провести остаток своих дней. Совет был воспринят с пониманием, и таким образом Нерон, не проливая крови, избавился от самой серьезной угрозы, которая когда-либо угрожала его власти и жизни, и получил возможность без помех идти дальше своим нетрадиционным путем.
Но пока Рим обсуждал достоинства и недостатки этого дородного рыжеволосого атлета и артиста, чье необычное правление, длившееся уже более пяти лет, являлось по-прежнему самым лучшим за весь период существования империи, пришло известие об ужасающей катастрофе, постигшей римлян в Британии. Это известие до глубины потрясло всю нацию и обратило ее гнев на Сенеку, которого, как станет видно из дальнейшего, объявили главным виновником трагедии.
Британия была присоединена к Римской империи в 43 году н. э. при императоре Клавдии, но некоторые из ее местных королей по-прежнему сохраняли свои троны под надзором римских военачальников и гражданских чиновников. В то время Прасутаг – король народа иценов, обитавшего на территории современных Саффолка и Норфолка, – недавно скончался, и страной правила его вдова королева Боадицея (более известная как Боудикка. – Пер.), та самая знаменитая Боадицея, которую так сильно возмущало присутствие этих римлян и их постоянное вмешательство в ее дела. Во время бурной ссоры с одним из них королеву, видимо, ударили или как-то иначе грубо обошлись с ней, – Тацит пишет, что ее избили, но это представляется маловероятным, – а над ее двумя дочерьми надругались (хотя, возможно, выражаясь иными словами, это могло означать, что юные дамы сочли элегантных римских офицеров совершенно неотразимыми).
Сенека в свое время дал королю Прасутагу взаймы очень крупную сумму, хотя для богатых римлян не было ничего необычного в том, чтобы ссужать мелких царьков деньгами под высокий процент. Впрочем, следует признать, что само по себе превращение философа в ростовщика было чем-то весьма неординарным. После смерти короля Сенека потребовал деньги назад, после чего в 61 году королева взбунтовалась. Ее соплеменники напали на римскую колонию в Колчестере и устроили там резню, после чего они повернули на Лондон и разрушили его,
