– Я отмою твой бок, хорошо? Я буду осторожна. Просто немного помою тебя. Я осторожно буду касаться тебя, и постараюсь не причинить тебе неудобств. На твоей горячей коже глина быстро высохнет и начнёт трескаться, и это будет тревожить тебя. Я сейчас смою её. Потерпи, пожалуйста.
Она говорила это не ему: он спал. Просто в груди росла необъяснимая тревога, и тишина только усиливала её. Аяна несколько раз глубоко вдохнула и выдохнула, потом сполоснула тряпицу, присела на корточки у кровати и стёрла остатки глины с его щеки, плеча и бока. Ей хотелось плакать. Она уткнулась лбом в его плечо. Оно было горячим, и от запаха его кожи ей стало ещё тяжелее.
– Я бы отдала всё на свете, чтобы ты остался. Я желала этого больше всего на свете. Но ты ушёл, хлопнул дверью, отвергая меня, и не вернулся, а я даже не могу тебя ненавидеть за это. Зачем ты ушёл? Зачем?
37. Остаться и сгореть
Она вскочила на ноги, услышав шаги.
– Да, да, – говорил арем Дэн. – Хорошо, Сола. Это правильно. Иногда смущение и стыд приносят больше страданий, чем сама рана. Сколько ты дала ему?
– Он проспит до обеда или дольше. По-моему, у него трещина в ребре.
– Сейчас посмотрим. Как жаль, что ты не родила детей. Я бы давно посоветовал тебя как олем.
– Мне и так неплохо, – усмехнулась Сола. – Переживу как-нибудь.
– Милая, ты можешь идти, – кивнул Аяне арем Дэн. – Я раздену его полностью.
– Подожди где-нибудь неподалеку, Аяна, – сказала Сола. – Ты мне понадобишься. Но сначала иди и вымой ноги.
Аяна отмыла глину и грязь с ног и стояла под дверью, а голова была настолько пуста, что в ушах звенело.
– Айи, зайди, – наконец позвала её Сола. – Иди сюда. Ты ещё тут?
– Да, Сола! – Аяна метнулась в комнату. – Я тут!
– Ваш гость – очень везучий парень, – сказал арем Дэн. – и очень бодрый и прыткий, судя по всему. Видно, что с детства не избегал движения и хорошо питался, гораздо лучше, чем многие из его команды. У него действительно треснуло ребро. С ногой всё немного хуже. Это точно не ушиб. Ох, хотел бы я уметь видеть сквозь тело! Малая кость, скорее всего, сломана в лодыжке. Большая — не знаю, будем надеяться, что цела.
– И что теперь? – спросила Аяна, глядя, как ровно вздымается грудь Конды.
– Завтра его нога опухнет. Я закрепил ему ногу между двух дощечек, но их нужно будет отвязать. Я приду и сделаю другую повязку. Нужно будет неподвижно держать ногу на подушке. Несколько дней он пролежит так, переворачиваясь и вставая только по нужде, иначе повредит ребро. Я пришлю вам костыли для него. Потом пусть ходит несколько раз в день понемногу с их помощью, чтобы тело не стало вялым, но на правую ногу опираться ему будет можно не раньше, чем через четыре недели. И тоже понемногу, очень постепенно. Но до этого момента я ещё заеду к вам. Сола, посиди с ним несколько дней. Если он действительно такой бодрый и крепкий, как я могу судить по состоянию его тела, то он будет порываться встать, и сильно навредит себе. Говори с ним, как тебя учила олем Ати, и пусть он отдыхает.
– Я не могу, арем Дэн, – покачала головой Сола.
– Почему? – удивлённо повернулся он.
– У нас многие болеют сейчас. Полагаю, это всё та же болезнь, которую привезли они, – кивнула Сола на Конду. – Все, кто в дворе олем Нети знает травы, ходят по деревне и присматривают за заболевшими, помогая сбить жар. Если бы у нас был один общий двор ближе к реке, куда можно было бы привозить всех нуждающихся в помощи, нам было бы легче. Но двор олем Нети находится на самом отшибе, а нас мало, поэтому все заняты целыми днями.
Арем Дэн кивнул.
– Тогда кто-то из его людей.
– Они вряд ли заставят его оставаться в постели, – сказала Сола. – Они все слушаются его.
– Я понял. Тогда пусть ваши младшие посидят с ним. У вас же два замечательных парня, близнецы, верно? Вряд ли они пойдут наперекор твоим указаниям, даже если он будет настаивать.
Аяна с Солой переглянулись.
– Аяна посидит с ним, – сказала Сола.
– Я? – Аяна опешила. – Я думала, ты останешься с ним!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Айи, у меня много дел. Я не буду сидеть со здоровенным мужчиной, у которого всего лишь слегка переломана его здоровенная ножища, в то время как маленькие дети мучаются от жара на руках сходящих с ума матерей. Я видела, как ты справляешься с ним. Пока не знаю, в чем тут хитрость, но он слушал и смотрел на тебя как зачарованный. Вот если бы перелом был открытый, – сказала она, поворачиваясь к арем Дэну и поднимая бровь, – тогда это могло бы меня заинтересовать. Арем Дэн, помнишь того парня, который попал в жернов на мельнице? Его ноги тогда...
Аяна со всей силы зажала уши ладонями.
– Сола, прекрати, умоляю! – воскликнула она. – Не надо! Прекрати!
– Ты чуть не разбудила его своими воплями, смотри, – сказала Сола. – Айи, веди себя осторожнее. Пойдём, арем Дэн, там у очага его люди.
Аяна дёрнулась к Конде, потом к двери, потом снова к нему. Он действительно почти проснулся, приоткрыл осоловелые глаза и силился разглядеть хоть что-то, пытаясь перебороть действие снотворного питья.
Аяна глубоко вздохнула и снова села рядом с ним, у левого бока, чтобы не потревожить его ребро. Она нагнулась и тихонько подула ему на веки, так же, как дула малышкам Тилеми и Тати, когда они были совсем маленькими, чтобы те не просыпались, переходя из одного сна в другой. Конда сомкнул приоткрытые веки, Аяна погладила его по голове.
Сола в очередной раз зашла, когда стемнело, и принесла ведро.
– Я спросила, почему они не позвали Ретоса, а отправили тебя в верхнюю деревню. Оказывается, Ретос уже перебрался в другой двор и нашёл себе женщину. Но никто не знает, куда именно, и кто эта женщина. Они просто не смогли его найти. Вот я устрою ему, когда увижу!
– Зачем ведро? – спросила Аяна с подозрением.
Сола развела руками, подняв бровь и качая головой.
– Ох... Сола! Это что, тоже мне делать?
– Нет, давай лучше пригласим арем Дэна. Ему же больше нечем заняться. Аяна, вечером придёт его брат, и они разберутся с этим вопросом. Арем Дэн показал Воло, как можно передвигать этого твоего больного.
– А мне почему не показал?
– Айи, ты весишь тюк против его полутора... да уже гораздо больше, наверное. Он весьма неплохо отъелся на нашей стряпне, как мне показалось сегодня. Ты собираешься перетаскивать его на себе?
– Ну мало ли...
– Вообще ты, конечно, права. За эти пять дней может случиться необходимость. Скажи Воло, пусть покажет тебе.
– Мне с ним все пять дней придётся сидеть?
– А у тебя есть какие-то другие особо важные дела? Погоди-ка, – сказала Сола, вглядываясь ей в лицо. – Он что, тебя обижал? Говорил дурное?
«Выпусти меня! Выпусти меня!»
– Нет, он меня не обижал, – горько сказала Аяна.
– Ладно. Аяна, я завтра рано с утра ухожу. Приготовь чистую воду и полотенце. Завтра у него опухнет грудь, и он может начать кашлять. Не давай ему отхаркивающее, потому что это будет из-за опухшего ребра. Можешь дать ему лойо и кошачьей травы. Я оставлю тебе стакан с сонным цветком, если он будет сильно беспокоиться и порываться встать, дай ему выпить. Если он откажется от трав, от кашля его может вырвать, но быстро повернуться он не сможет из-за боли в ребре, и тебе понадобится много чистой воды, чтобы отмыть его. Не оставляй его сразу после того, как дашь питьё, и старайся не отходить, если он начнёт ворочаться под конец действия отвара.
Аяна представила ещё четыре мучительных дня наедине со спящим Кондой.
– Сола, но мне же нужно работать.
– Ты будто ищешь причины сбежать от него. Аяна, он наш гость, и он покалечился. Будь он поспокойнее и кем-то из наших, я бы просто сказала ему лежать, и он бы не ослушался. Но он не из наших и меня слушать не будет. У него всё должно зажить безупречно, понимаешь? А что если он вернётся домой с неправильно сросшейся ногой, и его там осмотрит их местный арем лекарей... гватре?
Аяна наконец поняла. Сола не была олем, но не могла допустить, чтобы даже на другом краю мира о её работе сказали дурное.
