ткани сминались и измельчались, из неё ручьями текла кровь. Ей оторвало левую руку, когда ног у неё уже не было, и за всё это время она не проронила ни звука. Слуги не должны знать о её слабости. Слуги должны знать, что у неё слабостей нет. Так и молчала Бледная Госпожа, стойко перенося наказание до тех пор, пока мощный шнек не раздавил ей голову и её сознание не угасло.
Её перемолотые в фарш ткани с обломками зубов, волосами и костями падали в нержавеющую ванну, которая уже заполнялась прозрачным гелеобразным веществом, а к самой ванне уже тянулись десятки тонких разноцветных проводов. Человекообразные, учёные и техники, уже запускали процесс перерождения. Они знали, что делать. Они делали это уже не первый раз.
⠀⠀ ⠀⠀
* * *
⠀⠀ ⠀⠀
Сейчас ей было спокойно. Во дворе не было тех людей, которые вызывали у неё тревогу. Вот только… Она поднимает руку. Разглядывает её. Чернота, кажется, растекалась по руке медленнее, чем по пальцам. Пальцы почернели относительно быстро, а тут, на ладони, её распространение замедлилось. Света стояла у окна и рассматривала свою руку. Братья ещё спали, а в коридоре: бух, бух, бухали папины костыли. И дверь в комнату вдруг открылась:
— Не спишь? — спрашивает отец.
В комнате было темно, только свет от фонарей с улицы проникал внутрь. Светлана опустила руку и сжала кулак, она испугалась, что отец увидит её черную кожу. Света была не готова к тому, чтобы что-то ему объяснять.
— Нет, па. Уже встала.
— Выспалась?
Светлана в последнее время почти всегда высыпалась, эти сны про Истоки совсем этому не препятствовали.
— Ага, — она взглянула на часы в телефоне, — сейчас буду мальчишек будить.
— Ну ладно, — отец закрыл дверь и ушёл на кухню, а девочка сразу потянула из коробки резиновую перчатку.
Папа стал больше проводить времени дома. Раньше она мечтала об этом, ей хотелось с ним говорить, слушать его, а теперь… Теперь это казалось ей не таким уж простым делом. Вот он просто заглянул в детскую, а она уже перепугалась. Надев перчатки, Света поспешила в ванную, умываться. Главное, надо помыться, сок фикуса отец в темноте не заметил, но при свете, конечно, он разглядит, что она чем-то перемазана.
Потом она подняла братьев и повела их в садик.
Как только дети ушли, Андрей Сергеевич проковылял в их комнату, сел к столу дочери и вытянул первый ящик. Он взял блистер и пересчитал в нем таблетки. Нет, все были на месте; тогда он достал из блокнота купюры — а вот денег стало немного меньше, Светка денежки тратит, не стесняется. Он взял ту глупую записку про убийства — и с нею никаких перемен не произошло. Фомин закрыл стол и встал, он уже хотел было уйти из комнаты, но снова вспомнил слова цыганки про девичью кровать. Андрей Сергеевич откинул край одеяла и обомлел: простыня и само одеяло были перепачканы чем-то серым. «Опять она тут свинцовую трубу хранила! А ведь то постельное бельё, которое он видел в прошлый раз, дочурка сменила. Она, что, не моется, что ли?». Да нет, он сам слышал этим утром, как в ванной текла вода. Всё это было странно, очень странно. Поэтому Андрей Сергеевич решил понаблюдать за дочерью ещё некоторое время.
⠀⠀ ⠀⠀
* * *
⠀⠀ ⠀⠀
Когда Светлана возвращалась из детского сада, ей позвонил Влад.
— Не спишь?
— Да ты что? Нет, конечно. Я уже близнецов в садик отвела, вот возвращаюсь, а ты почему не спишь?
— Так тут в больницах температуру мерить начинают в половине седьмого, уже на процедуры и перевязки людей повезли, а у меня врач был, — Владик говорит всё ещё хрипло, но это уже был не тот голос, от которого Светлане хотелось плакать.
— Да? И что говорит врач? — спрашивает девочка.
— Сказал, что у меня очень сильный организм, что со мною произошло что-то непонятное, он меня на МРТ хочет сегодня отправить, горло и сосуды смотреть.
— Класс! — воскликнула девочка.
— А я думаю, что это из-за той фигни, что ты мне приносила, — говорит Пахомов с этаким намёком: не хочешь мне сказать, что там в бутылке было?
— Да, может быть, — Света смеётся.
— Ну, ты скажешь, что это было? Блин, оно сначала так обжигало, а потом я отрубился, но даже сейчас помню, как в желудке пекло.
— Старинный рецепт, — она опять смеётся.
— Так что за рецепт, мне просто интересно? — не отстаёт Влад.
— Настойка на одном редком жуке.
— Жук? Офигеть, и ты это мне дала пить? — он был возмущён, но возмущён притворно. А вот удивлён по-настоящему.
— Ну, я же сначала сама попробовала, — оправдывалась девочка.
— Ты попробовала? — он опять удивлялся.
— Ага, — Света даже горда этим, — как сделала, так сама первым делом и попробовала. Оказалось, что настойка как перец, у меня от неё даже зрение чуть-чуть улучшилось.
— Офигеть!
— Ну, я бы не стала тебя поить тем, в чём не была бы уверена.
Тут она дошла до парадной, а там, как и во всех домах сталинской эпохи, телефон терял сигнал. Очень толстые стены. Но в этот день они ещё разговаривали два раза, когда Света была в школе и перед сном, тогда-то Влад и сказал ей, что ему отменили операцию, после МРТ пришёл лечащий врач и сообщил ему, что операция нецелесообразна.
⠀⠀ ⠀⠀
* * *
⠀⠀ ⠀⠀
Лю объяснил ей, что делать с рукой, на которой трепыхались лепестки Аматерасу. Света оставила её в углу депошки, где она до сих пор и лежала.
— Человек Светлана-Света, в этом нет ничего сложного, просто возьмите руку и поднесите её к тем останкам, что сложены в моём помещении, и создайте условия, чтобы этот огонь перешёл на те ткани, что вы там сложили.
— То есть нужно просто поджечь трупы в вашей комнате, Лю?
— Вы безупречно формулируете свои мысли, Светлана-Света, да, именно это я имел ввиду.
