ему нравится свистеть.
— Господин, этот бездельник — виконт де Ла Турмобург.
— А я шевалье дю Ландро.
— Что-то не похоже.
Молодой наглец получил такую пощечину, что не удержался на ногах и упал, опрокидывая стулья. Он поднялся, закусив губу.
— Господин, я к вашим услугам! — произнес он.
— Я готов! — ответил шевалье.
Принесли две шпаги. Они дрались прямо между столами, доставляя развлечение присутствующим. Никто не воспринимал эту дуэль всерьез, кроме инвалида, стоявшего в стороне и выкрикнувшего наконец:
— Прекратите, господин шевалье!
Он узнал «руку мастера». Уже три раза шпага была выбита из руки молодого виконта. Дю Ландро в очередной раз подал ему оружие и сказал:
— Давайте прекратим, я не убийца.
Виконт внезапно сделал выпад и нанес удар, который пришелся по руке шевалье. Все присутствующие поднялись со своих мест. Ландро в ярости бросился на противника и… все было кончено. Молодой виконт, дергая ногами, лежал на полу, проткнутый насквозь. Старик подковылял к дю Ландро.
— Майор Меснар… если понадобится моя помощь… Господин, не оставайтесь здесь. Бегите.
Между двумя судорожными кровавыми вздохами раненый проговорил, задыхаясь:
— Ты за это заплатишь… дорого…
— Товарищ, — настаивал на своем Меснар, — я вас умоляю покинуть это место.
Появился полицейский офицер с десятком солдат:
— Что случилось?
Увидев умирающего, спросил:
— Драка?
— Нет, господин комиссар, только не у Тортони: дуэль.
— Есть свидетели?
— Я! — воскликнул ветеран, отдавая по-военному честь.
— Все присутствующие, — поправил Ландро.
— Кто был оскорблен?
— Раненый, виконт де Ла Тур… Я не знаю, как точно его зовут, мы не были знакомы.
— Вы напали?
— Я бы сказал, мы были равными противниками.
— Следуйте за мной. И пусть отнесут раненого.
— Лучше бы сначала позвать доктора, — сказал Ландро, — иначе у него будет мало шансов выкарабкаться.
Его допрашивали больше часа. Затем отпустили, взяв с него слово, что он предстанет перед правосудием по первому требованию.
— Но скажите мне, господин комиссар, — спросил шевалье перед уходом, — разве дуэли не разрешены?
— Скорее можно сказать, что на них смотрят сквозь пальцы, но до определенного предела. Вы, я надеюсь, не зная об этом, смертельно ранили племянника одного из министров. Кстати, что вы делаете в Париже?
— Я приехал встретиться с королем. Мне необходимо заявить о своих правах.
— Но вы были офицером наполеоновской армии, имели награды и звание. К тому же, я с первого взгляда понял, что вы отставник.
— Черт возьми! Что это значит? Еще какая-то выдумка парижан?
— Не прикидывайтесь наивным, да и то, что вы бросились на защиту боевого товарища, кое о чем говорит.
— Проклятье! Ничего не понимаю.
— Свой свояка видит издалека.
Таким образом Ландро увидел короля только в толпе придворных, окруженного личной гвардией, когда он отправился на мессу. Но он не очень огорчился неудачей своего предприятия. Этот толстый человек с бегающими глазками не вызвал у него ничего, кроме смеха, то есть его «ржания». «Его щеки закрывают нос и рот, — подумал он. — Больше ничего примечательного в этом лице нет». Возвращаясь в гостиницу, он говорил себе: какая злая ирония заключена в том, что вот за этого толстяка он сражался, дезертировал из армии, и он пожал плечами. Вскоре он был вызван к высокопоставленному чиновнику.
— Господин, — сказал тот, — мне поручили вас принять. Вы, конечно, ожидали большего, но так получилось. Я внимательно изучил ваше досье. Увы, господин, должен вам сказать, что ваши требования не соразмерны вашим заслугам.
— Говорите вы, господин! Я приехал в Париж из Вандеи, чтобы послушать вас. Раз король не соизволил.
— Его величество не очень ценит опоздавших. И еще меньше тех, кто убивает в кафе родственника человека, который пользуется его доверием. Его величеству не нравится, что вы служили узурпатору и после разгрома под Лейпцигом. Более того, вы встаете на защиту противника режима.
— Господин, сцена была безобразная, честный человек не мог не вмешаться, каковы бы ни были обстоятельства.
— Я вам верю, но этот человек насвистывал «Наш папаша из Ганда». Вы знаете эту песенку?
— Нет, черт возьми!
— Ну что ж, поинтересуйтесь, что это за любопытное произведение! Еще одно объясните мне, пожалуйста, почему вы, шевалье дю Ландро, вандейский офицер, разгуливаете в этом наряде?
— Он мне нравится. Я его сам выбрал.
— Такой наряд, господин, носят императорские отставники, упрямые бонапартисты. Его величество уволил их, оставив только половину прежнего жалованья, и потому они распевают революционные песенки, пишут памфлеты, устраивают тайные собрания.
— Я не взял у короля ни одного су!
— Нам это известно, и если бы не дуэль с печальным финалом, мы вместе посмеялись бы над этими недоразумениями. Но вот передо мной донесение из полиции.
— Меня оно не очень волнует. На меня в полиции всегда были доносы. Меня обвиняли и в антибонапартизме, и в антимонархизме, полиция одинакова при всех режимах.
— Поговорим откровенно. Вы должны понимать, что после всего случившегося вы не получите ни креста Святого Людовика, ни майорского чина, во всяком случае, сейчас. Мы можем начать против вас полицейское преследование за эту дуэль; она проводилась не по правилам и без секундантов. Однако мы этого не хотим…
— Это потому, что в суде надо будет тщательно во всем разобраться и придется признать, что я еще совсем недавно сражался за короля?
— Не надо смеяться, господин шевалье. В ваших же интересах исчезнуть как можно быстрее. В Тюильри скоро забудут этот эпизод и простят вас.
— Я должен вернуться к себе?
— Пока слишком рано делать это. Вас там найдут. Нет ли у вас места, где вы могли бы скрыться? Я повторяю, что это дело нескольких месяцев. Вы сами видите, господин шевалье, что я вас понимаю и действую только в ваших интересах. У вас отважный, горячий, прямой характер, но сейчас это уже никому не нужно. Времена меняются, отношения стали сложнее, мягче, с нюансами.
— Тогда кому мы вернули трон? Разве это монархия?
— Настоятельно советую вам завтра покинуть столицу. Все обстоятельства против вас, даже этот вопрос. Вы преданный сторонник короля, и в этом никто не сомневается, но ваши высказывания — это речи противника.
— Похоже, что только моя сабля и моя кобыла стоят за короля. Впрочем, они тоже служили узурпатору. Их судьба не лучше моей…
Мадемуазель Виктория
Как он пожалел, что не взял с собой Тримбаль! Ему пришлось снова воспользоваться почтовой каретой, развалюхой, запряженной шестью клячами и с пьяным кучером на козлах. Он поспешил покинуть Париж не потому, что испугался ареста, ему стали противны люди, окружавшие короля. Он мог бы вернуться в Вандею, скрыться, например в Парк-Субиз или на одной из ферм, переодеться
