Вот отсюда и безрадостные, хотя и вполне ожидаемые показатели, мало изменившиеся по сравнению с минувшим годом. Добыча угля — 659 млн. пудов, железной руды — 26 млн. (в 1913 году — соответственно 2 150 млн. и 532 млн.). Только добыча нефти почти сравнялась с довоенной — 315 млн. пудов против 361 млн. Потому очень низкой оказалась выплавка чугуна — 18,3 млн. пудов и стали — 37,5 млн., а прокат — 27,3 млн. при сопоставлении с данными 1913 года — 256,8 млн. пудов, 259,3 млн., 214,2 млн. Не приходилось удивляться, что промышленность СССР дала деревне ничтожное количество сельскохозяйственных машин: плугов — 30,9%, борон — 21,1%, сеялок — 15,6%, жаток — 10,6%, молотилок — 23,6% от выпуска 1913 года{273}. Нет, это никак не походило на смычку!
Всё ещё низкая по сравнению с довоенной зарплата да безработица (на 1 ноября 1923 года она составила 700 тысяч человек, зарегистрированных на биржах труда, не считая тех, кто уехал из города в деревню в надежде хоть там как-то прокормиться{274}) и определили истинные настроения пролетариата. Заставляли бороться за свои права не участием в дискуссии, а стачками. Их же за 1923 год, и только на государственных предприятиях, прошло 1788 с 600 тысячами участников, а на всех заводах и фабриках, шахтах и рудниках, на транспорте — 2596 с 665 тысячами забастовщиков{275}. Тем пролетариат СССР категорически высказался не за призывы Зиновьева и Троцкого «расширять внутрипартийную демократию», а за лозунги «Рабочей правды» и «Рабочей группы», настаивавших на восстановлении советов рабочих депутатов на предприятиях.
Размах стачечного движения, особенно в августе, когда забастовки охватили всю страну, перепугал партийное руководство. Дзержинскому как председателю специально созданной Комиссии ПБ по внутрипартийным делам (члены — секретарь ЦК В.М. Молотов, секретарь ЦКК М.Ф. Шкирятов, секретарь Московского комитета РКП И.А. Зеленский) поручили сделать информационный доклад на сентябрьском пленуме. И в нём председатель ОГПУ вынужденно констатировал:
«“Рабочая группа” (только её, а не “Рабочую правду” он посчитал действительно серьёзным противником. — Ю.Ж.) является симптомом глубоких настроений в рабочих массах… Эти настроения — результат отрицательных сторон НЭПа, который не справился со своей задачей — организацией производства и осуществлением смычки с крестьянством. Результат отстранения широких рабочих масс от сознательно-планового участия в производстве. Результат беспомощности (проф)союзов.
Всё расширяющиеся «ножницы» при низкой зарплате требуют коррективов к НЭПу (от которого никоим образом отказаться нельзя) — участия рабочих масс через (проф)союзы в производстве и распределении, в жестокой борьбе с накладными расходами и за экономную организацию труда».
Признав несостоятельность НЭПа, от которого почему-то отказаться было невозможно, Дзержинский предложил в качестве коррективов ещё и чисто административные меры: «должна быть взвешена необходимость самостоятельного существования ряда комиссариатов и их органов (как НКПочтель, НКВнудел, НКТруд, орготдел ВЦИК и проч., проч., проч.), что должно быть поручено решительным и компетентным товарищам с предоставлением им безапелляционных прав»{276}.
Кто же мог стать такими «решительными и компетентными товарищами», догадаться было нетрудно. Конечно же, Троцкий, и прежде высказывавший подобное — подчинение ряда наркоматов Госплану, а кроме него ещё и такие его сторонники, как Пятаков и Преображенский. Именно поэтому на такое пожелание пленум просто не обратил внимания. Его постановление, принятое 25 сентября, предусматривало иные меры:
«1. Общая тенденция в политике зарплаты… — не только не понижать, но даже повышать зарплату по возможности в отсталых отраслях (транспорт и проч.). 2. Займы (точнее, их облигации. — Ю.Ж.) в качестве зарплаты довести до минимума. 3. Жёсткое сокращение штатов и накладных расходов как один из источников фонда для увеличения зарплаты».
Кроме того, постановление предусматривало и не менее важное: «12. Предложить НКФину увеличить налоги на предметы роскоши и на буржуазию вообще. 13. Реальная борьба с излишествами. 14. Больше внимания на охрану здоровья рабочих и их семейств (ясли, дома отдыха и т.д.)».
Особо же постановление зафиксировало следующее: «8. Констатировать, что “Рабочая правда” и “Рабочая группа” ведут антикоммунистическую и антисоветскую работу, ввиду чего признать несовместимым участие в их группах и содействие им с принадлежностью к РКП. 9. Репрессии в отношении злостных элементов “Рабочей группы”, меры партийного воздействия на остальных»{277}.
Откуда же вдруг столь явная кровожадность? Ведь в своём докладе Дзержинский заявил, что «сама по себе “Рабочая группа” бессильна». Но в представленной в те же дни для ЦК записке «О Рабочей группе РКП» он утверждал обратное. Мол, она «принимала участие в организации целого ряда забастовок», имея в виду те самые стачки, которые прошли по СССР в августе и так испугали власть. Не приводя ни малейшего доказательства, писал о якобы выявленных связях этих оппозиционеров с коллективами предприятий чуть ли не всех промышленных центров страны. В Петрограде, Твери, Пскове, Новгороде, Вологде, Туле, Брянске, Иваново-Вознесенске, Владимире, Ярославле, Нижнем Новгороде, Самаре, Саратове, Царицине, Харькове, Екатеринославле, Николаеве, Одессе, Севастополе, Перми, Екатеринбурге, Красноярске{278}.
Конечно же, такая информация заставляла поверить и в возможность повторения забастовок, и в то, что они вполне могут перерасти во всеообщую стачку под руководством «Рабочей группы». И лишь на том основании ОГПУ получило разрешение на массовые аресты, которые, однако, так ничего и не дали. За три месяца — август, сентябрь, октябрь — удалось выявить всего 126 человек, прямо или косвенно связанных с «Рабочей группой». Среди них — членов созданных в феврале 1923 года Центрального бюро: Г.И. Мясникова, Н.В. Кузнецова, Г.К. Шоханова, И.И. Маха и в июле — Московского бюро: П.К. Шоханова, М.К. Берзинь, Ф.Г. Порастатова, Носкова, И.И. Маха, И.Е. Лукина, В.Л. Чадушкина, и являвшихся, собственно говоря, той самой «Рабочей группой»{279}.
Все остальные арестованные просто встречались, общались с ними, даже не всегда разделяя их убеждений, политических взглядов. Жили они только в Москве. Работали на заводах 2-м и 3-м кабельных, быв. Гужона, Метрон, Гном-Рон, Мастяжарт. Учились на рабочем (подготовительном) факультете МВТУ (Московского высшего технического училища), в Межевом и Текстильном институтах, во ВХУТЕМАСе — (Высших художественно-технических мастерских){280}.
Потому-то собранных в ходе следствия данных явно недоставало для представления «Рабочей группы» как действительно широко разветвлённой подпольной антипартийной организации, охватывавшей всю страну. Более того, все показания арестованных вынуждали воспринимать их не как заговорщиков, готовивших переворот, а лишь предельно честными, пусть и фанатичными, еретиками. Не более того, пусть даже их слова и оказывались весьма горькими, обидными, но справедливыми. Именно так следовало оценивать сказанное, к примеру, А.И. Гречишкиным, являвшегося всего лишь сочувствующим:
«Не нужно закрывать глаза на действительное положение вещей в СССР и внутри нашей партии. В связи с НЭПом у нас сейчас происходит новая перегруппировка общества, а в связи с этим и группировки внутри партии. Часть ответственных работников, находящаяся под непосредственным влиянием НЭПа, теряет свою революционность и всё больше и больше подпадает под влияние мелкобуржуазных советских служащих. Влияние мелкобуржуазных интересов проявляется в кутежах, разъездах на автомобилях с разряженными дамами, кумовстве, а следствием этого является протекционизм и взяточничество»{281}.
Те же мысли высказывал и Кузнецов (в передаче другого подследственного, Б.О. Одера): «НЭП и государственный капитализм, осуществлённый в республике, фактически приводит к эксплуатации рабочего класса государством, к выжиманию из рабочего прибавочной стоимости. Партия, ответственная за это, руководящая политикой государства, при таких условиях не может являться объективно защитницей интересов пролетариата. Внутри партии демократия отсутствует. Советский и партийный аппараты бюрократизуются»{282}.
Наконец, вот то, что записал следователь со слов самого Кузнецова: «Если бы стачечное движение в России приняло всеобщий характер и было бы углублённым движением, если бы им руководила оппозиционная группа в РКП — РКП, как и остальные политические партии, не может им руководить, — то оно могло бы, во-первых, выдвинуть новых вождей рабочего класса из самых недр последнего и (во-вторых) явиться движением международного рабочего класса за пролетарскую социалистическую революцию»{283}.
