— Я ж тебе листок розыскной, болвану, для чего показывал? Они не Таро Тайрэна ищут. А опасного сумасшедшего, помешанного на этом колдуне. Этот сумасшедший кого-то может нанять порасспрашивать о Таро Тайрэне. Чего б не девку?
— А что о колдуне спрашивают?
— Да что всегда. Где видали? Где служит?
— Ясно. А зачем ты мне всё это рассказываешь?
— Думается мне, что ты и есть тот сумасшедший. А то даже и тот колдун. Таро Тайрэн. И я тебя хочу доставить в службу поддержки. К тиуну. И посмотреть. Заставят меня пред тобой извиниться? Или же дадут тыщу марок?
— Давай. Любой тиун тебе скажет, что я не тот, кто им нужен.
— Давай ему! Думаешь, я не вижу, что у тебя рожа купеческая? Ты так врать умеешь, что меня, лапотника, легко обпахтаешь. Так что, блефуешь ты али нет, я даже разбирать не буду. Чуйка мне подсказывает, что за тебя награду выдадут. Я тебе это всё рассказываю, чтобы ты по своей воле со мной шёл.
— Зачем это мне?
— Я могу тебе выколоть глаза. Отрезать язык. Подрезать жилы на ногах. И уже в таком виде привести к тиуну. Даже не к тиуну, а к первому же целовальнику. И вместе с ним проследовать в магистрат. И там-то и получить свою награду.
— Но?
Одно короткое слово хорошо тем, что если заранее подготовиться, голос не дрогнет.
— А вдруг ты не он? И я окажусь в неловкой ситуации. Привезу человека, которого сам же и изуродовал.
— Логично.
— Ну и потом, тебя ещё надо довести. Я уже понял, что колдун ты какой-то неполноценный. То ли раненый, то ли хворый. Всё одно колдовства твоего можно не бояться. А вот как тебя переть, кабана такого здорового, даже не представляю. С лошадкой не получится утечь. Пешкодралом двинем. Выходит, тебе ноги свои нужны. К тому же мне не к любому тиуну можно соваться. На этом острове всего один город остался, где со мной говорить станут.
— Тоже логично.
— Может так оказаться, что за тобой приду неожиданно. И тогда нам надо будет быстро уходить. У меня не будет времени всё это объяснять. Приду, разрежу веревки, и мы сразу дадим дёру. Я хочу, чтобы ты шёл по своей воле. Потому что иначе будет тяжело из лагеря уйти. А награду я ни с кем делить не хочу. Раз уж ты знаешь, что со мной тебе ещё сколько-то недель жизни предстоит, то ты, скорее, сам пойдёшь. Чем тут останешься.
— А чем тут плохо?
— Это ты ещё не познакомился с Брандом и Бентэйном. Ух… Это наёмники из другой группы. Не Красные Волки.
— Красные Волки? Они на самом деле так называются?
Ингвар удивился тому, как метко записал налётчиков в Мактуб.
— Ну да. Известная наёмничья бригада, кстати. Вполне законно работают. Обычно.
— Нет, никогда не слышал. Извини.
— Да мне-то что? Я из другого цирка.
— Цирка?
— А о Бранде мастере меча не слыхал? А вот он о тебе много слышал. А Бентэйн… Бентэйн — это вообще непонятно что такое. Размером с тебя. У него чёрный лук с тетивой из драконьей жилы. Чёрный меч, как весло. Чёрные латы такие тяжёлые, что их за Бентэйном возит коняга.
— Чёрный человек? Детские сказки какие-то.
— По латам его идут борозды. И борозды те питаются кровью. Я сам видел. Для того он с собой возит кукол. Нынче у него осталось всего две штуки. Ты видел когда-нибудь вживую кукол? Я вот до того дня никогда. Теперь вот думаю, себе прикупить штучку. С ними такое можно вытворять… у-у-у…
— Так что Бентэйн?
— А Бентэйн мечтает сделать куклу из тебя. Я подумал, что тебе больше понравится идея убежать со мной.
— Почему тогда меня ещё не отдали?
— Потому что наша доблестная предводительница не хочет во всём этом участвовать. Она настоящая волчица. Готова сражаться, погибнуть, взойти на эшафот. Но ты её пленник. Если она отдаст тебя Бранду и Бентэйну, а они сделают из тебя куклу, то жизнь её кончится не на обычном эшафоте. А на храмовом. К такому она, ясен янь, не готова. К такому вообще никто не готов. Ты знаешь, как наказывают за продажу людей? А за изготовление кукол?
Ингвар знал. Но соврал, чтобы потянуть время.
— Не знаешь? — обрадовался Иггуль. — Я расскажу. Сначала тебя награждают сигнумом. Серьёзно. Люди всю жизнь идут к этой награде. А тут сигнум ставится на преступника. Знаешь, зачем? А чтобы на нём всё заживало как на собаке! Чтобы он мог выдерживать пытки днями и ночами. Его пытают на площади, под охраной. Кукловод… Это же преступление и против Лоа, и против Ковена, и против Конклава одновременно. Неслабо? Вот за что самые суровые наказания?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Великан знал и обрадовался возможности продолжить разговор:
— За фальшивомонетничество, за убийство колдуньи…
— Но ничто не сравнится с пытками продолжительностью во много недель. Нищего, смертельно больного, отчаявшегося человека можно подбить на участие в чём-то, что подразумевает смертельный риск. Все умрут, в конце концов. Но есть смерть, есть мучительная смерть, а есть храмовый эшафот.
— Да, это разные вещи, — согласился Нинсон.
— А как уговорить женщину, у которой уже в руках целое состояние? Рубиновый Шип уже у Бёльверк. Уже. Понимаешь? Ей всё равно, сколько за тебя предложат. Но наша доблестная предводительница отбывает в город. Со своей колдуньей и со своими любовниками. Она врёт своим людям. Говорит, что скоро вернётся. Когда разузнает, как обстановка и где продать доспехи Жуков и всё прочее. Всё же товар приметный.
Ингвар усмехнулся и сказал, чтобы поддержать беседу с Иггулем:
— Да, надо думать, стража у ворот задаёт вопросы, когда ты совсем не похож на кузнеца, а хочешь ввезти в город гору попорченных доспехов.
— Доспехи — это ещё ерунда. Куда девать такой янь, как этот Хорнов Рог, вообще непонятно. Она возьмёт с собой самоцветы. И Хорнов Рог. И лучших лошадей. Я так и понял, что она не вернётся, когда посмотрел, как обстоятельно лошадей выбирает.
— Не хочешь остальным сказать?
Иггуль захихикал:
— Зачем? Чтобы все пересобачились? Нет. Да и Бёльверк не такая уж плохая. Я с ней уже помирковал. И мы это утрясли. Я свою часть получу лёгкими рирдановыми дагни. Так что никаких неудобных для продажи лат и всякой такой сути.
— А в обмен?
— Останусь за главного. Начну следить за порядком.
— Ничего не понимаю. Ты ведь предлагаешь этой же ночью бежать вместе со мной.
— Я сказал, что Бёльверк не плохая. Но я-то плохой. Обману эту тупую инь!
Иггуль опять захихикал.
— Так раз ты главный, просто не отдавай меня этому чёрному человеку, и всё. Храмовый эшафот, ты ж сам говорил…
— Не отдавай? Бентэйну? Да ты его просто не видел! Нет уж. Как только он потребует, я сразу же подчинюсь. Поэтому единственный для тебя шанс не попасть к Бентэйну — это убежать до того, как он потребует. Скоро Бентэйн сообразит, что Бёльверк не вернётся. Вот тебе и прямой резон со мной уходить. От меня ты ещё, может, как-нибудь и сбежишь. От Бентэйна — нет.
Глава 40 Колдовское Слово
Глава 40
Колдовское Слово
Ингвар продолжил попытки выбраться, как только Иггуль ушёл.
— Хага! Хага! Хага!
Потом ему на ум пришла лилово-пурпурная Инги.
— Инги! Инги! Инги!
Он продолжил, даже когда понял, что не может больше концентрироваться на верёвках, а бросает руны куда придётся. В небо, темнеющее в прорехах палатки.
— Хага! Инги! Хага!
Быстро стемнело, похолодало, и заморосил студёный дождь месяца медведя — самого начала весны. В палатку вошла черноглазая девушка с мокрыми волосами и встала у входа, придерживая полог. Двое дюжих налётчиков втащили лакированный чёрный шкаф. По гладкой, как стекло, поверхности вода чертила причудливые дорожки.
Потом появилась Бёльверк с фонарём.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну и дождина! Ты, что ли, тут грозу набормотал, колдун?
Женщина улыбнулась. Снаружи полыхнула молния.
Ингвар принялся считать про себя. Бабахнул гром.
Шестнадцать секунд. Значит, где-то километрах в пяти к югу.
— Темень-то какая! Грани, где светильники? Ни одного нету?
