Выплюнул окровавленный перстень, который до сих пор держал за щекой, карябая зубы. Куда его? На палец? Отберут, когда поймают. Наскоро привязал к волосам на затылке. Может, не заметят в густой гриве.
— Все, старина. Идём.
— Нет, милорд. Это вы уходите. А я должен здесь остаться. С моими ребятками.
Ингвар видел, что переубеждать старого воина бессмысленно. Мелькнула мысль о том, что доспехи больше не понадобятся Рутерсварду. А вот его, Нинсона, они могут спасти. Но нужных слов не нашлось. Как такое скажешь?
Тебе, мол, всё равно, одна дорога, а я ещё поживу, так что раздевайся. Да и скороход из Великана был никудышный. Без брони больше шансов уйти.
— Рутерсвард, послушай. Я смотрю на мёртвых, но не чувствую их мёртвыми. Я не чувствую смерти, Рутерсвард. А для колдуна это край. Со мной что-то не то. Ты мне нужен, Рутерсвард. Нужен! Я не знаю, куда идти. Я больше вообще никого не знаю. В целом, клять, мире.
— Ты нашёл отмычку. Давай её сюда. Первый же, кто ко мне наклонится, получит её в ухо. Открою замочек, так сказать. Кстати, о замочках. — Рутерсвард сплюнул. Зубы окрасились кровью. — Шкаф открывается руной. Янь знает какой. Которой у вас, у колдунов, обычно всё открывается. Эшер мне говорил, да не помню. Под нижней полкой. Там тайник. Там Мортидо. Возьми его скорее. Спасай его и себя.
— Мортидо?
— Ну да! Чичероне! От самих Лоа! Покажи ему мир!
— А ты?
— А я… Умирать надо ярко, да?
— Рутерсвард! Соберись! Идём!
— Стань легендарным колдуном, сынок. Пусть всё это было не зря.
— Я стану.
Но Рутерсвард уже не слышал его. Отключился.
Ингвар выполнил последнее желание и вложил железный штырь отмычки в немощную руку. На прощание сжал плечо командира погибших Жуков.
— Мы ещё увидимся, друг. В другой книге. Обязательно. Думаю, я уже довольно скоро дочитаю свою. До встречи. Пусть твоя следующая игра будет не хуже.
Шкаф оказался не заперт. Рядами стояли запечатанные амфоры матового чёрного фарфора. Проведя светом, можно было различить ускользающий, словно нанесённый мокрой кистью, узор. Поблёскивающие картинки изображали зверей.
Огромная амфора с рисунком дракона на нижней полке была дополнительно закреплена поперечными ремешками. Ингвар видел такие крепления в лекарских саквояжах, наполненных стеклянными пузырьками.
На средней полке умещались два горшка, больших, как вёдра. На полке повыше стояли четыре крынки поменьше, размером с кувшины. Ещё выше — обычному человеку надо тянуться, а Ингвару как раз на уровне глаз — шесть маленьких банок. В узоре просматривался шестигранник с пчелой внутри. Похоже, мёд. И раз уж он теперь стал поваром и имущество наполовину состояло из специй для приготовления глинтвейна, было бы разумно взять, в первую очередь, мёд.
Оказалось, сосуд вылеплен заодно с крышкой. Чтобы открыть такую баночку, придётся её разбить. Нинсон бросил в узелок все шесть горшков.
Рядом с амфорой, по боку которой летел дракон, были втиснуты какие-то тряпки и кожаные ремешки. Грязная истёртая обувка тех, кто переоделся в шелка Таро. Воров было двое, и обе пары обуви более или менее подходили по размеру. Что, если задуматься, странно. Так как среди налётчиков не было никого ростом с Великана Нинсона. Наверное, всю удачу он извёл на шанс встретить сразу двух человек с гигантскими ногами.
Ингвар разрезал светлую льняную рубашку на полосы, из которых сделал портянки. Обулся в расхлябанные кожаные поршни, найденные в шкафу. Пока завязывал, порвал тесёмки. Но удалось прижать их обмотками.
Изрезав на онучи рубаху, Нинсон запоздало понял, что она много больше тех, что он видел в гардеробе Тайрэна. Большая красно-бурая толстовка тоже оказалась впору. Всё ещё не хватало какой-нибудь верхней одежды.
Где-то здесь внизу должен быть тайник.
Что такое Мортидо, Нинсон не знал. Слово карябало, как вставший в горле ком. Оно определённо что-то значило для него. Или, может быть, для Таро Тайрэна.
И ещё Рутерсвард говорил про чичаррон.
Что такое чичаррон, Ингвар прекрасно знал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Чтобы приготовить чичаррон, нужно взять куски свежей свиной шкуры. Положить в глиняный горшок, сполоснутый кипятком. Залить тёмным ромом. Лимонным соком. Добавить чеснока. Всю ночь мариновать. А перед обжаркой обмакнуть в яйцо и извалять в муке. Если есть специи, можно добавить. Лучше перец.
Эта хрустящая свиная закуска вкусна и сама по себе. Особенно перемешанная с красным луком и бобами. Но если чичаррон мелко покрошить, можно добавить в любое блюдо.
Вряд ли Рутерсвард заботился о последней трапезе Таро Тайрэна, легендарного колдуна, миссию по защите которого провалил. Скорее всего, просто бредил.
Ингвар прижал руку к нижней полке. Пробежался пальцами по едва видимым очертаниям драконов. Вверх-вниз, влево-вправо, так до тех пор, пока не нашёл место, в котором ему хотелось бы бросать Сейд. И плавно погрузил Инги в дерево. Приложил руки. Несколько раз постучал. Фальшивая панель выпала на ладонь.
Рядом не было ни Тульпы, ни Эшера, а он колдовал.
Тяжёлая дубовая доска с примитивной резьбой. Большое дерево с круглыми плодами. Два кольца, соединённых на манер брачных браслетов. И, конечно, ничего съестного — никакого чичаррона.
Ингвар перевернул доску. На обратной стороне была прикреплена фибула с самоцветом в центре. Камень размером с ноготь походил на прозрачный зализанный волнами стеклянный эллипс, подобный тому, что можно найти на берегу океана, если повезёт.
Овальный кабошон был тельцем паучка из белого металла. Лапки состояли из множества фаланг и напоминали пальцы скелета, но не человеческие, и не Лоа, а многосоставные пальцы.
Ингвар ожидал холодного прикосновения, но на ощупь эти пальцы-ножки были тёплыми, словно деревянными. Заканчивались шариками, из которых торчали острые коготки. Ими фибула и крепилась к доске.
Нинсон постарался выковырять фибулу из пазов. Поддел ножом, но клинок с лязгом соскочил. На доске осталась глубокая борозда, а на матовой поверхности фибулы ни следа.
Неужто стальбон? По крайней мере так казалось.
Материал, что твёрже металла, но подверженный колдовству, тёплый, как кость, но от огня не плавящийся. Звёздный металл лодок, на которых Мать Драконов спустила Лоа на Лалангамену.
Ингвар перевернул доску и постучал. Нинсон решил не бросать такое сокровище, даже если придётся утащить доску.
— Давай же, давай, — проскрежетал зубами Великан. — Чтоб тебя гигер сожрал! Ну! Игн, Гигн, Агн, Гагн!
Он выкрикнул слова, пришедшие ему на ум, пока он бился на привязи. Фибула упала в ладонь. Уголёк с большим интересом подбежал обнюхать вещицу. Призрак фамильяра топорщил усы, фыркал и чихал, будто сунул мордочку в мяту. И вдруг Мортидо ожил.
Конечности свернулись. Получился перстень с крупным кабошоном. Когда створки сомкнулись, шарики на ножках щёлкнули, как два мощных магнита. Ингвар помнил этот специфический хлопок ещё с демонстрации магнитных чудес.
Мортидо можно надеть на любой палец. Подобно кольцам из саг, он менял длину конечностей, втягивая или удлиняя ножки, как жидкий металл с собственной волей. Или волей Ингвара?
«Игн-Гигн-Агн-Гагн», — выделяя каждое слово в заклинании, подумал Ингвар. Уголёк покосился на Великана янтарным глазом. Опасливо обнюхал лежавший на ладони перстень.
Нинсон пожелал, чтобы у него в руке появился топор, но ничего не произошло. Маленький топорик? Нет.
Чтобы кольцо превратилось в нож? Тоже нет.
Пошевелилось? Выпустило шипы? Зажглось светом?
Поменяло цвет? Издало звук? Нагрелось? Всё без толку.
Кажется, единственным колдовским свойством перстня было умение менять форму. Он плотно и мягко, как силиконовый каучук, облегал любой палец. Нинсон дал себе зарок на первом же привале заняться вещицей. Но сейчас было не до того.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
На пальцах Нинсона стояли инсигнии. Глиф, три тонких свадебных кольца, школьный Валькнут и университетский Трикветр. Оставалось только пристроить Мортидо на указательный палец правой руки. Несколько раз сжал и разжал кулак, как делают латники, надев бронированную перчатку и затянув все ремешки.
