Во «Фрегате» было совсем пусто. И вышибалы не было у дверей. Совсем некого было вышибать. И официанты были другие. Девушки в матросских белых форменках. Алик заказал два по сто коньяку и лимон.
Они ополовинили коньяк. Андрюша просто выдохнул. Алик пососал лимонный ломтик. У Андрюши даже зубы свело от такого зрелища. Алик спокойно прожевал ломтик вместе с цедрой.
— Как тебе понравился твой тезка?
Андрюша не сразу понял, что речь идет об Андрее Первозванном. Улыбнулся:
— Суровый товарищ, прямо пограничник.
Алик засмеялся:
— В десятку! Он, Андрюша, пограничник и есть…
Алик чуть подвинул стул, чтобы входная дверь была
видней, и выплюнул на блюдечко зернышки лимона.
— Хороший портрет. Он на нем как живой… Только одет по-парадному. В шикарные ризы… Может бьггь, специально для портрета надел. Он обычно проще одевается…
Алик улыбался, прикрыв глаза. Андрюша понял, что коньяк до него дошел. Его чуток повело. И Андрюша подыграл ему:
— А ты знаешь, как он обычно одевается?
— Конечно, — посерьезнел Алик. — Мы с ним два раза встречались… Третьего не миновать…
И Андрюше стало хорошо. Как на войне. Когда не нужно думать, что будет завтра, послезавтра или через минуту. Когда живешь мгновением. Огромным мгновением, которое и есть настоящая жизнь… Пока не начали стрелять.
— И где же ты с ним встречался?
Алик не спеша закурил, как перед дальней дорогой:
— В астрале.
Андрюша улыбался. В горах ценили в такие мгновения хорошие сказки.
— Давай, Алик, излагай.
Алик положил подбородок на ладонь. Глядя на дверь, начал свой рассказ:
— Я лежал на темной площадке. Мордой на грязный кафельный пол. Последнее, что я увидел, — пистолет ТТ. На полу, прямо передо мной. Я еще подумал, что нужно бы его прихватить до приезда ментов. Это же смертельная улика… Подумал так… И умер…
— Как — умер? — оторопел Андрюша.
— Не до конца, конечно… Реанимация хорошая попалась. Настоящие штурмовики… Они прямо на этой грязной лестничной площадке стали штурмовать мое бренное тело. А я смотрел на них с закопченного потолка и улыбался… Я-то отлично понимал, что у них вряд ли что получится… Жалел их, бедных. Сказать им хотел: «Бросьте вы это дело, ребята». Но они меня не слышали. От души матерились. И у них получилось. Закинули они мое тело на носилки. Сестрица впереди бежит. Капельницы в руках держит. И помчались мы с ребятами на кафедру военно-уличной хирургии… Вот там-то, на операционном столе, я действительно умер. Умер по-настоящему… Улетел в астрал. Через черный коридор. Узкий и круглый. Как туннель метро. Впереди свет ослепительный. Впереди какая-то большая красивая станция. Я понимаю: для меня — конечная. Там мне выходить. Но ни грусти, ни сожаления и в помине нет. Лечу я по туннелю. Перед глазами кто-то семейный альбом листает. Мелькают цветные фотографии. То я — розовощекий и веселый, в шерстяных ползунках с соской во рту у дедушки на коленях. Дедушка в круглых очках смотрит в объектив, а мне улыбается. А вот я в футбольной форме, с мячом под мышкой. А вокруг лагерная команда. Перед игрой с пионерлагерем «Восток-2». В Комарове. А вот я студент. Зима. Я в короткой дубленочке девчонку какую-то с вечера провожаю. Я уж и забыл, кто она такая. А она смотрит на меня черными глазами, и я понимаю: она ждет. Уже здесь меня ждет… А вот я уже бородатый и плотный. Розовый мудак… Я делаю доклад про крыс на симпозиуме в Будапеште… Словом, не дают мне скучать. Показывают мне мою персону в разных видах… А у меня в голове всего две мысли. Во-первых, будут ли они мои неприличные фотографии показывать?…
Алик замолчал.
Сказочка была интересной, и Андрюша подбросил хворосту в огонь:
— Это какие же неприличные? Порно, что ли?
— У каждого человека, Андрюша, бывают в жизни такие моменты, которые он ни за что не захочет увидеть запечатленными в цвете. Да еще в таком путешествии. Это покруче порно, Андрюша… Но там люди порядочные оказались. Ни одной постыдной моей фотографии не предъявили… Может, не успели, а может, на потом оставили.
Алик замолчал надолго. Будто потерял нить рассказа. Андрюша ему помог:
— Ты сказал, две мысли были у тебя. Какая же вторая?
— Вторая? — очнулся Алик.— А вторая мысль: не зря же мне такой сервис шикарный организован! Что-то за эти фотографии с меня потребуют. И хватит ли у меня, так сказать, наличности, чтобы за него расплатиться?… Очень верная, как я теперь понимаю, мысль. Жалко только, что она человеку поздновато в голову приходит…
И Алик опять замолчал. Но Андрюше было интересно. Таких сказок он в горах не слышал.
— А Первозванный-то где?
— Очень, знаешь, обидная в том положении мысль, — продолжал о своем Алик. — И вот с этой навязчивой мыслью подлетаю я к сверкающим огням конечной станции… Нет, не огням. Огонь один… Желто-голубой… Теплый… Неизвестно откуда… Источника не видно… Мне уже совсем хорошо стало… Спокойно-спокойно… И полетел я на этот огонь, как мотылек на керосиновую лампу… Очень мне захотелось в этом свете раствориться…
— Тогда все, — неожиданно сказал Андрюша, — тогда бы больше не вернулся.
— А зачем? — искренне удивился Алик. — Я и не хотел возвращаться. У меня и мысли такой не было… Лечу я на этот огонь, и вдруг из этого огня человек выходит… Нет, не выходив, конечно… Из этого света выделяется человек… Вот так, наверное, точнее… Именно, из света выделяется. И идет мне навстречу. А свет у него за спиной, в глубине, остается… Идет ко мне человек в длинной белой одежде. Грудь крест-накрест голубой лентой перевязана. И пояс тоже голубой…
Андрюша вспомнил свой сон. Странные прозрачные вертушки без винтов. Смуглого мужчину с белой бородой, перепоясанного, как пулеметными лентами, голубым муаром.
— Это и был Первозванный! — догадался Андрюша.
— Лицо смуглое. Борода и волосы седые. Глаза большие, серые. Как у тебя. Человек этот поднимает правую руку перед собой. Точно как на иконе… И я начал тормозить свой полет… И встал перед ним. Человек мне говорит… Нет, конечно, не говорит… Он даже рта не раскрыл. Но я его понял отлично… А сказал он мне примерно следующее: «Погоди, сынок. Ты еще кое-чего там доделать не успел. Вот доделай и приходи. Я тебя опять встречу. И тогда уже как следует приму. До свидания, сынок…» И заметь, я на него ни капли не обиделся…
— За что же на него обижаться? — не понял Андрюша.
— За то, что он меься сынком назвал, — подмигнул ему Алик.
— Ладно, кончай стебаться,— покраснел Андрюша,— такие истории я еще до армии читал. У Рона Моуди: «Жизнь после смерти».
— Видишь, какой ты образованный, — похвалил его Алик. — А я тогда таких книг не читал. За ахинею их держал. За красивые небылицы для безнадежных больных. Я же чистой наукой занимался, как положено,— крысами. Хотя и не видимыми глазом. Это я оттуда вернулся другим. В полном смысле слова… А когда после операции мне бороду сбрили… Сам себя в зеркале не узнал…
Алик достал из кармана деньги. Развернул их в ладони, как карты. Пересчитал.
— У меня еще десятка, — добавил свою Андрюша.
— Отлично! — обрадовался Алик. — Тогда еще по пятьдесят хватит. Давай-ка за «святого пограничника» эту допьем.
Они долили коньяк. Андрюша попробовал лимон. Он оказался некислым. Посыпанная сверху сахарная пудра приятно таяла во рту.
— А второй раз ты когда его увидел?
Алик посмотрел на него, раздумывая. Покачал головой:
— Это страшная история, Андрюша.
— Ты с ним встретился у чекистов в лаборатории? — дошло вдруг до Андрюши.
Алик побледнел, оглянулся испуганно. Будто их кто-то мог подслушать. Приложил палец к губам:
— Не надо об этом.
Андрюша объяснил ему сурово:
— Я про тебя все должен знать, — если хочешь, чтобы мы выкрутились… Рассказывай.
Алик посмотрел на него умоляюще. Андрюшины серые глаза стали стальными:
— Рассказывай! Что это за лаборатория? Кем ты у них работал?
Алик опустил голову, вздохнул:
— Я служил у них АЛом.
— Что это такое?
— АЛ — это астральный летчик,— тихо объяснил Алик.
Андрюша подумал, что Алик опять играет в свою любимую игру — ловко уходит от ответа. И рассердился:
— Кончай стебаться!
— Я серьезно. Я очень серьезно.
— Что такое астральный летчик?
— А то же, что и нормальный. Только в другой среде… В другом измерении.
Алик не стебался и не шутил. Он говорил тихо, испуганно оглядывался. И Андрюша попросил его шепотом:
— Объясни.
Алик осторожно взял Андрюшу за руку:
— Не оборачивайся. Тихо. Он здесь.
Алик делал вид, что пересчитывает деньги. Андрюша, как ни старался, все же не обернуться не смог.
У дверей стоял загорелый парень в потертой кожаной куртке. С маленькими черными наушниками на седой голове. Он, улыбаясь, закрыв глаза, тихо посвистывал в такт своей музыке.
— Страшный человек, — тихо сказал Алик и сгреб мелочь в карман.
