каждую тропинку. Знаешь, сколько весенних листьев породит земля, сколько песчинок смешают в реках и в море волны и ветер, что замышляет и откуда идет тот, кого ты видишь. И все же, если ты хочешь, чтобы с тобой, мудрым, я соревновался в мудрости, могу высказаться и я. За девушкой-невестой ты прибыл в эту долину, и ты отвезешь ее за море, в пышный сад Зевса-Аммона, и там сделаешь ее владычицей города. Ты соберешь вокруг нее на холме, на гладких равнинах, народ, живущий на острове. Обширная, изобильная полями Ливия заботливо и с любовью примет мудрую нимфу в золотой дворец. Из своей земли народ выделит ей долю, чтобы Кирена всегда полноправно царила в Ливии и в изобилии пользовалась приносящими плоды лозами и лесными дикими животными. Там родится у нее сын, приняв которого из объятий матери славного Гермеса, она отнесет к орам и Гее. Вот они держат ребенка на своих коленях и капают по капле на его губы нектар и амброзию и делают его бессмертным на радость достойным людям; он будет хранителем их стад, это будет Агрей, бог охоты, и Ном, бог пастухов, другие же будут называть его Аристей.
Хирон кончил и своими словами еще больше возбудил страсть бога, а если богов вынуждают спешить, все сразу приходит к концу и коротки бывают пути. За один день все было сделано. Аполлон отвез Кирену в золотой повозке в богатую золотом Ливию, там златообутая Афродита приняла делосского гостя, помогла легкой рукой сойти с повозки и справила свадьбу нимфы и бога. Вслед за тем Кирена стала править прекрасным городом, который Аполлон основал для нее. И пожалуй, поэтому так часто возвращались на родину со славой киренские юноши с состязаний в Дельфах, именуемых Пифийскими, учрежденными в честь Аполлона[40].
Ниоба
Однажды случилось, что фиванские женщины собрались у алтаря Латоны.
— Идите, идите, фиванские женщины, — звала их Манто, дочь Тиресия, украсьте головы лавровыми венками и принесите усердные моленья, воскурите благовонный фимиам Латоне и ее двум блистательным детям. Сама богиня моими устами дает приказ!
Царем Фив был Амфион, а царицей — Ниоба. Ниоба не была уроженкой Фив. Царь привел в свой дом жену из далекой Азии. Здесь боги благословили ее счастьем. Весь земной круг знал, что среди детей смертных женщин у Ниобы самые прекрасные дети. Но Ниоба в преступной гордости захотела соревноваться с богиней. Уже все женщины собрались вокруг алтаря Латоны, когда среди них появилась Ниоба. Все взоры обратились к ней, стоящей среди семи мужественных сыновей и семи прелестных дочерей. И Ниоба высокомерно сказала им:
— Безумие то, что вы делаете, женщины Фив, более прославляя невидимую богиню, чем меня, которая стоит перед вами. Мне — жертвы Латоны, меня чтите благовонным фимиамом и усердными молитвами. На что вам прекрасная богиня? Лучше передо мной склонитесь на колена. Я происхожу из славного царского дома, в светлом дворце рождаю моих детей. Вы все, конечно, помните как бездомную гонимую всеми женщину ни один остров, за исключением ничтожного Делоса, не хотел принять. Да и только двое у нее детей. У меня же их четырнадцать! Семь сыновей и семь дочерей, один лучше другого. Достаточно уже принесли вы жертв матери только двоих детей! Снимите лавры с ваших голов!
Фиванским женщинам не оставалось ничего другого, как исполнить повеление царицы. Они оставили жертвоприношения, сняли праздничные венки и отправились по домам, тайно посылая свои мольбы оскорбленной богине.
Латона увидела, что ее алтарь был всеми покинут. Разгневанная, явилась она немедля на Делос, на гору Кинт, и пожаловалась своим детям — Аполлону и сребролукой богине Артемиде:
— Вы были до сих пор моей славой, а теперь унизила вас надменная фиванская царица. Она осмелилась своих смертных детей поставить выше вас, а женщин своего народа она отогнала от моего праздничного алтаря. Где же после этого мое достоинство богини?
Аполлон и Артемида не тратили много слов, чтобы утешить свою мать. Вместо этого они взяли в руки свое серебряное оружие и, закутавшись в темное облако, понеслись в Фивы. Большое ровное поле простиралось у городских ворот. Здесь как раз развлекались старшие сыновья царя; в пурпуровых плащах носились они на великолепных скакунах, сдерживая их золотой уздой.
— Увы мне! — вдруг воскликнул Йемен, самый старший сын царя, схватился за сердце и упал с лошади.
В ужасе бросился к нему Сипил, младший брат, но не успел он и наклониться, как уже невидимая стрела поразила и его в сердце. Горючая алая кровь его смешалась с песком ипподрома.
Файдим и Тантал в это время грудь с грудью боролись на арене, состязались в силе, обхватив друг друга могучими руками. И тут их пронзила беспощадная стрела Аполлона. Вскрикнули они одновременно, оба разом упали на землю и тут же испустили дух. Разгневанные боги отыскали также Альпенора, Дамасихтона и Илионея. Семерых юных богатырей оплакивал город. Над телами семи сыновей стояла бедная Ниоба. Одного за другим целовала она их, припадая похолодевшими губами к тем из них, к кому могла дотянуться, и, пораженная, таила гнев в своем сердце за то, что так жестоко отомстили ей боги. Но собрала она остатки своей материнской гордости и подняла к небу ослабевшие руки:
— Теперь, беспощадная Латона, любуйся на мою боль! Но даже и так я победила: и ограбленная, я все же еще имею больше детей, чем ты, счастливая!
И снова выпрямившись, оглянулась вокруг. Там стояли девушки в черных одеждах, с распущенными волосами, оплакивая своих братьев. Но вдруг из неведомой дали послышался звон натянутой тетивы. И каждый содрогнулся, за исключением ослепленной матери. Одна из девушек, горячо целовавшая холодный труп брата, также упала бездыханной рядом с мертвецом. Вторая, утешавшая в этот момент мать, вдруг оборвала свою речь. Остальные пытались убежать, но стрела всюду настигала их. Напрасно металась одна из дочерей, Артемида все же нашла ее. В окружении шести мертвых дочерей пришла в чувство для новых слез несчастная царица. Всего одна лишь дочь еще оставалась жива, самая младшая. Как дрожащая птица прикрывает всем телом своих птенцов, так прикрывала Ниоба своей распахнувшейся одеждой, подобно крыльям, последнюю дочь.
— Хоть эту, единственную из стольких детей, по крайней мере эту, одну-единственную, самую младшую, оставьте мне! — кричала она жалобно, но уже ни звука не произнесла та, самая младшая, падая мертвой в объятия матери.
Так стояла Ниоба над развалинами своего материнского счастья, медленно выпуская из своих рук безжизненный труп младшей дочери, и ее члены
