мае 1935 г. фирма «Панар», на заводах которой в Парижском пригороде Иври-сюр-Сен трудилось 3000 рабочих, получила небольшой заказ на изготовление для армии 30 броневиков AMD-178. Он был выполнен со значительной задержкой лишь в ноябре 1937 г. Причиной тому стали три забастовки в цехах самой фирмы (в июне, октябре и ноябре 1936 г.), а главное – фактический паралич на предприятиях поставщиков, вызванный также забастовками, который удалось преодолеть лишь к январю 1937 г.[627] По оценке Жакомэ, периодически вспыхивавшие забастовки задержали выполнение сентябрьской программы перевооружения на 6 месяцев[628].
Принятый в июне 1936 г. закон о 40-часовой рабочей неделе мало помогал мобилизации трудовых ресурсов. «Закон о 40 часах, – вспоминал Даладье, – можно сразу реализовать в стране, где заводы и крупная промышленность в достаточной степени оснащены оборудованием для того, чтобы организовать работу в три смены. Три смены работают по восемь часов каждая, а машины работают 24 часа в сутки. Разумеется, это – движение в сторону современного прогресса. Но в той промышленности, где к производственному процессу можно привлечь лишь две смены рабочих или даже одну, соответствующая организация столкнется с большими трудностями»[629].
Замысел сокращения длительности рабочей недели заключался в борьбе с безработицей: меньшее число человеко-часов на производстве должно было заставить предпринимателей нанимать дополнительных работников. Однако в специфических французских условиях 1930-х гг. эта мера не возымела эффекта, а в сфере оборонной промышленности привела к серьезным негативным последствиям. «Недостаточная текучесть рынка труда, нехватка квалифицированной рабочей силы препятствовали привлечению безработных на производство. Поэтому это решение [о переходе на 40-часовую рабочую неделю – авт.] имело своим следствием не сокращение безработицы, а замедление темпов промышленного роста» [630], – констатирует французский историк Р. Франкенстейн.
С проблемой нехватки квалифицированной рабочей силы Гамелен и тогдашний военный министр Морэн впервые столкнулись в начале 1936 г. при обсуждении возможного перебазирования ряда оборонных заводов из Парижского региона вглубь страны. Именно тогда стало понятно, что большая часть квалифицированных кадров сконцентрирована в столице, а тех резервов, которые имелись в провинции, не хватало для развертывания масштабного промышленного производства. Однако вскоре выяснилось, что и в Парижском регионе наблюдается явный дефицит специалистов, подготовленных для работы на сложных военных производствах. Разрабатывая программу национализации и переоснащения промышленности, правительственные чиновники исходили из того, что вся проблема заключается в технической отсталости предприятий, находившихся в руках частного капитала. Их модернизация должна открыть возможность быстрого увеличения производства. При этом считалось, что столичная агломерация является достаточным резервуаром рабочей силы, которую будет тем легче привлечь, что в стране сохранялся высокий уровень безработицы[631].
Такое видение не учитывало ни структуру безработицы, ни отсутствие в стране централизованной системы переподготовки, ни фактор конкуренции с частным капиталом, который под влиянием закона о 40-часовой рабочей неделе также вступил в борьбу за дефицитные рабочие руки. Замер безработицы, проведенный летом 1938 г. по распоряжению Жакомэ, показал, что 65 % французских безработных по профессиональным и возрастным признакам не подходили для переобучения на дефицитные специальности. Из 45 000 безработных в металлургической промышленности всего 2 000 относились к категории узких специалистов, однако далеко не все из них являлись обладателями квалификаций, необходимых на вновь открываемых или модернизируемых предприятиях. Правительство пыталось с нуля создать сеть центров профессиональной переподготовки. В 1938 г. на эти цели было выделено 3 млн. франков, а через год – уже 14,5 млн. [632] Но реализация данных мер требовала нескольких лет, которыми Франция в ситуации гонки вооружений не располагала.
В октябре 1936 г. специальным декретом правительство предусмотрело возможность временной отмены правила 40-часовой рабочей недели для предприятий, работавших на оборону. Уже в январе 1937 г. после того, как стал понятен масштаб проблем, с которыми сталкивалось французское перевооружение, Гамелен обратился к Даладье с просьбой прибегнуть к этой мере, в частности, в сталелитейной промышленности и приборостроении: именно здесь дефицит специалистов ощущался сильнее всего. Однако ее реализация столкнулась с рядом препятствий. СФИО и сам председатель Совета министров Блюм утверждали, что социальные завоевания Народного фронта не могут приноситься в жертву, даже если речь идет о национальной безопасности. Закон о 40-часовой рабочей неделе являлся одним из ключевых элементов всей экономической политики правительственной коалиции, так как стимулировал занятость. Изъятия из него рассматривались как обесценивающие весь замысел и дающие предпринимателям дополнительные аргументы в споре с властями[633]. Увеличение продолжительности рабочей недели требовало пересмотра коллективных договоров и провоцировало конфликт с профсоюзами, в то время как сохранение социального мира являлось одним из приоритетов правительства.
Даладье считал, что правило выведения оборонных предприятий из-под действия закона о 40-часовой рабочей неделе должно соблюдаться со всей строгостью, однако ему не удалось этого добиться вплоть до 1939 г. В июне 1938 г., уже будучи председателем правительства, в беседе с советским дипломатом он откровенно высказал свою озабоченность: «Производительность труда очень низкая. В то время как Германия и Италия работают круглые сутки, он – Даладье – не может добиться увеличения числа рабочих часов в военной промышленности, хотя закон о 40-часовой рабочей неделе допускает изъятия для оборонной промышленности по согласованию с СЖТ [634]… К сожалению, ни коммунисты, ни социалисты, ни СЖТ не помогают правительству в этом отношении. Рабочие не желают усилить производство даже по линии обороны. Такое положение не может продолжаться. Французская республика не может существовать при таких условиях, она должна либо погибнуть, либо уступить место диктатуре. Необходима дисциплина, и у него лично при виде дезорганизации производства иногда является желание “взять палку и пойти на завод”»[635]. Даладье впоследствии вспоминал: «Правило 40-часовой рабочей недели применялось [во Франции – авт.] с чрезмерной систематичностью и строгостью, в то время как немцы работали лучше и гораздо больше»[636].
Создание военной экономики не могло не повлечь за собой снижение благосостояния населения. Однако это противоречило предвыборным задачам Народного фронта, которые ставили во главу угла увеличение покупательной способности домохозяйств. Беспрецедентную по масштабам программу перевооружения предполагалось реализовывать в рамках экономики мирного времени. Несмотря на волну национализаций и старания чиновников военного министерства, в чьи обязанности входило разъяснение представителям частного капитала важности промышленной мобилизации, крупнейшие фирмы продолжали ориентироваться на удовлетворение повседневного потребительского спроса. В 1938 г. Рено «думал лишь о развитии своего драгоценного автомобилестроения и поэтому позиционировал себя пацифистом. Все то, что не способствовало решению этой задачи, без колебаний выводилось за сферу интересов группы Рено». Гораздо больше наращивания производства бронетехники фирму в преддверии войны беспокоило ее отставание от конкурентов «Ситроена» и «Пежо» на рынке гражданского автомобилестроения. В сентябре 1939 г. лишь 18 % ее мощностей работали в интересах военного министерства[637].
Франция оставалась страной, которая зависела от международных
