рынков, однако у Народного фронта фактически отсутствовало цельное видение того, как необходимо регулировать внешнюю торговлю[638]. Особое внимание по-прежнему уделялось объемам экспорта: государству требовалась валюта для импорта дефицитного сырья и топлива, цены на которые номинировались в долларах и фунтах стерлингов. Французские товары оставались менее конкурентоспособными в силу своей относительной дороговизны. После начала Великой депрессии Франция не пошла по пути других западных стран и не провела девальвацию национальной валюты, сохранив верность золотому стандарту. Чтобы поддержать курс франка относительно основных мировых валют, предшественники Блюма делали ставку на строгую бюджетную дисциплину и сокращение государственных расходов. Однако к началу 1936 г. на фоне стагнирующей экономики эта политика доказала свою неэффективность. Золотовалютные запасы банка Франции, «подушка безопасности» на случай новой мировой войны, таяли на глазах.
Правительство Народного фронта не имело конкретного рецепта лечения этой болезни. Более того, его активная реформаторская политика лишь усугубила ее. Развертывание общественных работ, увеличение заработных плат рабочих, наращивание финансирования социальной сферы вкупе с принятым в сентябре планом перевооружения армии и национализациями требовали дополнительных расходов. Запланированный на 1937 г. дефицит бюджета составил колоссальную сумму в 21 млрд. франков[639]. Иного варианта действий, чем брать в долг, у министра финансов Ориоля не оставалось. Попытки правительства ввести прогрессивный подоходный налог привели к усилению оттока капиталов, что в свою очередь спровоцировало дальнейшее сокращение золотовалютных резервов банка Франции. К началу сентября они составили 50 млрд. франков: именно такая сумма считалась минимально необходимым запасом на случай войны[640]. Нехватка денег рисковала похоронить все начинания Народного фронта. «Многие французы, включая Блюма и его экономических советников, задумались над тем, подходила ли либеральная финансовая система для реализации колоссальных задач перевооружения армии, к решению которых они только что приступили» [641], – отмечает Дж. Майоло.
Оказавшись в аналогичной ситуации дефицита внешнеторгового баланса, Германия пошла по пути развития автаркии[642]. В своем меморандуме от августа 1936 г., легшем в основу четырехлетнего плана, Гитлер четко обозначил приоритеты, которые стояли перед Третьим Рейхом: «Гитлер наотрез отвергает идею о том, что Германия может спастись, увеличив объемы экспорта… Теме девальвации Гитлер вообще не собирался уделять внимания. Вместо этого он утверждает, что экономические меры следует производить с той же “скоростью”, “решительностью” и “безжалостностью”, с какой велись военные приготовления. В частности, Германии следовало удвоить свои усилия по замене импортного сырья отечественным. В конечном счете Германию спасут лишь завоевания, но не торговля»[643].
Во Франции раздавались голоса тех, кто считал, что страна могла бы взять на вооружение подходы к экономическому развитию, которые воплощала в жизнь Германия. Министр авиации Кот констатировал: «Хотя [нацистский – авт.] режим и одиозен, он позволяет Рейху сконцентрировать в сфере авиастроения больше капиталов и ресурсов, чем может себе позволить любое другое государство». Даладье сожалел, что в вопросах военного строительства не может действовать, как Гитлер, а Блюм признавал: «Пытаясь противостоять претензиям фашистов на власть. мы часто испытываем соблазн последовать их путями»[644]. Однако политические риски подобного выбора были колоссальными. Очевидно, что в этом случае дело не ограничилось бы одними обвинениями в опасном революционном экспериментаторстве, как в случае с национализациями. Почти наверняка коалиция Народного фронта не пережила бы подобного потрясения: едва ли партия радикалов, выражавшая настроения многомиллионной мелкой и средней буржуазии, посчитала бы возможным оставаться в ней после столь явного поворота к модели закрытой экономики. От правительства окончательно отвернулся бы частный капитал, а также партнеры в Великобритании и США. Наконец, демократические институты Третьей республики плохо подходили для подобной операции. Трансформировать ее в разновидность диктатуры явно не входило в планы Блюма.
Ивон Дельбос.
Источник: Bibliothèque nationale de France
Единственной альтернативой этому оставалась девальвация франка, которая могла бы стимулировать экспорт, обеспечить поступление валюты и таким образом вернуть доверие инвесторов. Среди лидеров Народного фронта доминировала точка зрения об опасности девальвации: она вела к росту инфляции и, как следствие, к падению покупательной способности населения, увеличение которой являлось важной целью левоцентристской коалиции. 10 мая 1936 г. сам Блюм публично заявил о неприемлемости девальвации как экономической меры. Однако давление огромных бюджетных расходов заставило скорректировать эту позицию. В сентябре прошли трехсторонние переговоры между Францией, Великобританией и США, по итогам которых было достигнуто соглашение о регламентации курсов национальных валют. Сразу после его подписания 26 сентября правительство Блюма девальвировало франк, который потерял треть своей стоимости. Кабинет рассчитывал, что эта мера приведет к оживлению экономики и поспособствует возвращению капиталов во Францию, однако ее эффект был не столь значительным. Бюджет 1937 г. остался дефицитным, и в начале года Блюм оказался перед непростым выбором.
Проводить масштабные социальные реформы и перевооружать армию, производить и масло, и пушки одновременно у Франции не получалось. Поданный военными главе правительства в ноябре 1936 г. меморандум «Перевооружение в Европе» не оставлял сомнений. «В течение 1936 г., – гласил документ, – производство оружия достигло беспрецедентного с 1918 г. размаха». Германия превращалась в огромный военный лагерь. Италия наращивала темпы производства орудий и бомбардировщиков. Великобритания активно усиливала свою авиацию. «Франция не может оставаться безучастной перед лицом ускоряющегося роста германских и итальянских вооружений», – подводился итог[645]. Правительство сделало ставку на перевооружение. В феврале 1937 г. была объявлена «пауза» в реализации социальных реформ [646].
20-миллиардную программу общественных работ фактически свернули, в то время как оборонный бюджет остался в неприкосновенности[647]. Министерство финансов выпустило облигации военного займа на 10 млрд. франков. К 1938 г. социальные расходы государства упали ниже уровня 1935 г. Сложилась парадоксальная ситуация: социальный бюджет правительств Народного фронта оказался меньше, чем у правоцентристских кабинетов Лаваля и Фландена[648]. В то же время военные затраты росли как на дрожжах: в 1935 г. они составили 22 % государственных расходов, в 1936 и 1937 гг. – 33 %, в 1938 г. – 37 %, в 1939 г. -64 %[649]. Народному фронту практически с колес приходилось решать задачи, требовавшие перестройки всей государственной машины, но его политических ресурсов для этого явно не хватало. Февральскую «паузу» в штыки встретили коммунистами и часть СФИО. С другой стороны, закон о 40-часовой рабочей неделе, нанесший удар по мелкой и средней буржуазии, вызвал недовольство радикалов. Частный капитал с подозрением относился к политике правительства, обвиняемого в стремлении организовать во Франции социальную революцию.
В июне 1937 г. кабинет Блюма представил в парламенте программу стабилизации финансов, предполагавшую введение ряда косвенных налогов. Кроме того, правительство запросило особые полномочия с целью установления административного контроля над финансовыми потоками: в ситуации, когда девальвация не достигла своих целей, эта мера, сколь бы предосудительной с политической точки зрения она ни казалась, являлась необходимой. В Палате депутатов коалиции удалось собрать большинство голосов в поддержку правительства, однако
