министерство вооружений сможет действовать эффективно в ситуации прогрессирующего паралича всей управленческой вертикали и опасался, что оно быстро превратится в суперведомство, а его руководитель получит слишком большую власть. Выходом из путаницы аппаратных споров и межпартийных противоречий Даладье видел свое личное вовлечение в решение повседневных вопросов организации национальной обороны на всех уровнях, начиная с формулирования технических параметров нового оружия и оканчивая инспекцией военных заводов. В долгосрочной перспективе это имело очевидные негативные последствия.
В апреле 1938 г. эволюция коалиции Народного фронта логически привела к ее смещению в центр политического спектра и фактическому вымыванию из правительства левых министров. Пост председателя Совета министров занял сам Даладье. Министром финансов стал Рейно, а портфель министра колоний получил давний соратник Клемансо Ж. Мандель. Присутствие этих людей в составе кабинета ясно говорило о том, что перевооружение и подготовка к войне становятся основной задачей государственной власти. Даладье не только сохранил за собой должность военного министра, ответственного за национальную оборону, но и отказался перебираться из здания военного ведомства в резиденцию главы правительства в Матиньонском дворце. Наиболее известным из его предшественников, управлявших страной из особняка на улице Сен-Доминик, был Клемансо в 1917–1920 гг. Парламент делегировал кабинету Даладье особые полномочия – «посредством декретов, обсуждаемых Советом министров, принимать меры, необходимые для обеспечения национальной безопасности, а также оздоровления государственных финансов и экономики»[659]. Предварительная санкция депутатов при этом не требовалась. Радикал Даладье смог добиться того, что не удалось социалисту Блюму.
За май и июнь правительство приняло 182 чрезвычайных декрета. Оно вновь повысило налоги (в среднем на 8 %) и привлекло дополнительные средства на рынке капитала. Кабинет министров упростил процедуру вывода предприятий, работавших на оборону, из-под действия закона о 40-часовой рабочей неделе. Под этим флагом Даладье вступил в затяжную борьбу с профсоюзами. Попытки убедить рабочих в необходимости увеличения нагрузки на производстве за дополнительную плату провалились: профсоюзы и владельцы предприятий не смогли договориться о размере вознаграждения. Ставки были велики: именно в это время назревал острый кризис вокруг Судетской области, в который были вовлечены Германия и Чехословакия, союзник Франции.
Вопрос темпов перевооружения становился более чем актуальным. В августе глава правительства сделал свой ход. В радиообращении к нации он откровенно описал то состояние дел, которое складывалось в промышленности: «Ни в одной стране мира промышленное оборудование, созданное для того, чтобы облегчить труд человека, не простаивает один или два дня в неделю. Пока международная ситуация остается сложной, мы должны иметь возможность работать больше 40 часов [в неделю – авт.]»[660]. Даладье требовал «вернуть Францию на работу», после чего было немедленно объявлено об установлении 48-часовой рабочей недели на предприятиях, так или иначе связанных с военным производством. В знак протеста против подобной меры из состава правительства вышли еще два министра, придерживавшихся левой ориентации.
Окончательное решение проблемы продолжительности рабочей недели и, соответственно, мобилизации трудовых ресурсов последовало в ноябре 1938 г. Декреты, инициированные министром финансов Рейно, вводили на заводах жесткую дисциплину с элементами «принудиловки» [661]. Вознаграждение за переработки сокращалось; отказ от выхода на сверхурочную работу приравнивался к нарушению трудового договора и карался штрафами и вычетами из заработной платы; противодействие новому трудовому распорядку рассматривалось как уголовное правонарушение и влекло за собой тюремный срок. Недовольные профсоюзы объявили о всеобщей стачке 30 ноября, которая не достигла своих целей – 10 тысяч забастовщиков были уволены[662]. Левые партии Народного фронта резко осудили трудовую политику правительства. Наряду с Мюнхенскими соглашениями, подписанными 30 сентября 1938 г., ее реализация стала последним гвоздем в крышку гроба левоцентристской коалиции. В октябре на своем съезде радикалы объявили о разрыве с коммунистами. В декабре в оппозицию перешла СФИО[663]. В палате депутатов сформировалась ситуационная правоцентристская коалиция, на которую теперь опирался кабинет министров.
Важным результатом трансформации парламентского большинства стало окончательное освобождение правительства от доктринальных ограничений программы Народного фронта. Рейно теперь мог свободно возвращаться к экономическому либерализму. Франция по-прежнему существовала в парадигме «расширенного воспроизводства богатств». «Выражение “военная экономика”, используемое отдельными спикерами (чаще всего непримиримо настроенными, теми, кого охотно называли поджигателями войны), производило в общественном мнении двойной шок: той опасностью, которая в нем таилась и которой пытались избежать, и теми неизбежными лишениями, которые оно обещало. Сторонники ее создания именно тогда оказались в полном меньшинстве. Нормой было вести себя как страус»[664], – констатировал А. Сови. В конце 1938 г. правительство взяло уверенный курс на стабилизацию курса национальной валюты, стимулирование промышленного производства посредством уменьшения процентной ставки, наращивание экспорта, возвращение капиталов. Во главе угла стояла цель увеличения национального дохода, достижение которой «в рамках либеральной экономики позволяло Франции поддержать уровень жизни населения, сохраняя расходы на вооружения» [665].
В мае и ноябре 1938 г. прошли еще две девальвации франка, после чего правительство попыталось зафиксировать цены. С октября 1938 г. по август 1939 г. они выросли лишь на 1,7 % (в период с мая 1936 г. по май 1938 г. их рост составил 75 %). Промышленное производство с сентября 1938 г. по июнь 1939 г. выросло на 15 %, в годовом исчислении этот рост составил 23,5 %. Дефицит внешней торговли за этот же период сократился на 26 %. В результате выросла покупательная способность франка – на 5,8 % за восемь предвоенных месяцев (9 % в годовом исчислении), в то время как с мая 1936 г. по май 1938 г. она, несмотря на усилия правительств Народного фронта, практически не увеличилась. Ежемесячный прирост золотого запаса банка Франции накануне войны достигал 125 тонн[666]. Общий же объем французских золотовалютных резервов в июле 1939 г. составил 92 млрд. франков.
Эти цифры наглядно отражали общее настроение, определявшее оборонную политику правительства Даладье: оно продолжало готовиться к войне, стремясь максимально сохранить экономику мирного времени. Ее сворачивание рассматривалось как политически рискованная мера. Летом 1937 г., настаивая на сокращении военных ассигнований, министр финансов Бонне произнес характерную фразу: «Если Франции придется и в дальнейшем перевооружаться в таком темпе, потребуется перевести все население на казарменное положение, выделяя гражданским лицам довольствие и рацион солдата»[667]. Министерство труда отказывалось от развертывания полноценной системы переобучения для подготовки специалистов в сфере военного производства. Его глава Ш. Помарэ считал, что эти кадры станут излишними и разбалансируют рынок труда после того, как программа перевооружения будет реализована. Не принималось никаких административных мер для того, чтобы привлечь работников, занятых на производствах, не связанных с обороной. Правительство продолжало играть по правилам рыночной экономики. Ставка по-прежнему делалась на поиск необходимых рабочих рук на рынке труда, в регионах, сильнее других пострадавших от роста безработицы. Именно по этому пути предлагали следовать профсоюзы, однако их интересы, очевидно, расходились с теми
