Камилла протянула ей блокнот.
— Держи, — произнесла Мамаду, пролистав все страницы, — это здорово. Я согласна. Можешь уходить, и все-таки… Все-таки я рада, что мы познакомились, кузнечик, — добавила она и отвернулась.
— Хочу попросить тебя об одной услуге, Мама…
— Хочешь, чтобы мой Леопольд наколдовал тебе удачу и богатых клиентов?
— Нет. Я хочу, чтобы ты мне попозировала…
— О чем это ты?
— Я хочу тебя нарисовать…
— Меня?
— Да.
— Издеваешься или как?
— С самого первого дня, когда мы встретились в Нейи, я мечтала написать твой портрет…
— Прекрати, Камилла! Я ведь даже не красивая!
— Я нахожу тебя очень красивой.
— Правда? — после долгой паузы переспросила Мамаду.
— Чистая правда…
— Да что в этом красивого? — удивилась она, ткнув пальцем в свое отражение в черном стекле. — Ну скажи, что?
— Если твой портрет выйдет хорошо, люди узнают все, о чем ты рассказывала мне с тех пор, как мы познакомились… Все… Твою мать и твоего отца. И твоих детей. И море. И… как там ее звали?
— Кого?
— Твою маленькую козочку?
— Були…
— Они увидят Були. И твою кузину — ту, что умерла, и… И все остальное…
— Ты говоришь как мой брат! Болтаешь невесть что, выдумщица!
— Но… я не уверена, что сумею… — помолчав, призналась Камилла.
— Да неужели? Знаешь, если на твоей картинке Були не окажется у меня на башке, я буду довольна! — ухмыльнулась Мамаду. — Но… То, о чем ты просишь, займет много времени?
— Да.
— Тогда я не смогу…
— У тебя есть мой телефон… Возьми два отгула в Touclean и приходи. Я тебе заплачу… Натурщикам всегда платят… Это ведь настоящая работа, понимаешь? Ладно, пока. Может… может, поцелуемся?
Негритянка сжала Камиллу в объятиях.
— Как тебя зовут, Мамаду?
— Не скажу. Мне мое имя ужас как не нравится…
Камилла бежала по платформе, жестом прося Мамаду позвонить. Ее бывшая коллега устало кивнула. Забудь меня, белая малышка, забудь меня. Да ты уже забыла…
Она шумно высморкалась.
Она любила с ней разговаривать.
Что да, то да…
Никто другой никогда ее не слушал.
3
В первые дни Полетта не выходила из своей комнаты. Она боялась побеспокоить остальных, заблудиться, упасть (они так спешили, что забыли ее ходунки) и — главное — пожалеть о своем скоропалительном решении.
Часто у нее в голове все путалось, она заявляла, что чудесно проводит отпуск, и спрашивала, когда они собираются отвезти ее домой…
— Куда это домой? — бесился Франк.
— Ну как же… Ты знаешь… домой… ко мне…
Он тяжело вздыхал.
— Говорил я вам, эта затея — жуткая глупость… А теперь вот у нее крыша совсем поехала…
Камилла бросала взгляд на Филибера, а Филибер смотрел в сторону.
— Полетта…
— А, это ты, малышка… Ты… Как, говоришь, тебя зовут?
— Камилла…
— Ах да! Что тебе, деточка?
Камилла решила не деликатничать. Она напомнила старушке, откуда и почему они ее забрали и как каждому из них придется теперь переменить свою жизнь.
Она разговаривала с Полеттой жестко, почти жестоко, чем совершенно ее обескуражила.
— Значит, я никогда не вернусь к себе домой?
— Нет.
— Но как же…
— Пойдемте со мной, Полетта…
Камилла взяла ее за руку и повела по квартире. Гораздо медленнее, чем в первый раз, попутно «расставляя вешки».
— Здесь у нас туалет… Видите, Франк прикручивает ручки, чтобы вы могли держаться…
— Идиотство… — пробурчал он.
— Здесь кухня… Большая, правда? И холодная… Но я вчера собрала столик на колесах… Чтобы вы, если захотите, могли есть у себя в комнате…
— Или в гостиной, — вмешался Филибер. — Знаете, вы не обязаны целый день сидеть в одиночестве…
— Так, теперь коридор… Он очень длинный, но вы можете держаться за панели, правда? Если нужна помощь, мы сходим в аптеку за новыми «ходунками»…
— Было бы хорошо…
— Никаких проблем! Один мотоциклист в доме уже есть…
— Здесь ванная… Об этом нужно поговорить серьезно, Полетта… Садитесь на стул… Взгляните-ка… Видите, как красиво…
— Очень. Я такого никогда прежде не видела…
— Отлично. Знаете, что завтра сделает ваш внук с помощью своих друзей?
— Нет…
— Они все здесь порушат. Установят для вас душевую кабину, потому что ванна слишком высокая и в нее трудно залезать. Так что, пока не поздно, вы должны принять окончательное решение. Вы либо остаетесь — и тогда мальчики принимаются за работу, либо вам все это не улыбается, и тогда — никаких проблем! — поступайте, как хотите, Полетта, но сказать нам о своем решении вы должны прямо сейчас, ясно?
— Вы поняли? — переспросил Филибер.
Старая дама вздохнула, помолчала несколько секунд (они показались им вечностью!), теребя полы своего жилета, подняла голову и с тревогой в голосе спросила:
— А о табурете вы подумали?
— О каком табурете?
— Понимаете, я ведь совершенно беспомощна… Я, конечно, могу сама принять душ, но без табурета ничего не выйдет, так что…
Филибер сделал вид, что записывает заказ на ладони.
— Табурет для дамы из дальней комнаты! Заказ принят! Что-нибудь еще?
Она улыбнулась.
— Больше ничего…
— Совсем ничего?
Она наконец решилась:
— Мне нужна моя телепрограмма — знаете, «Tele Star», мои кроссворды, спицы и шерсть для свитера малышки, баночка Nivea — свою я где-то оставила, конфеты, приемничек — маленький, я поставлю его на тумбочку, раствор с пузырьками для протезов, подвязки, носки и халат потеплее, а то здесь везде сквозняки, причиндалы, пудра, одеколон — Франк забыл его забрать, еще одна подушка, лупа и чтобы вы передвинули мое кресло к окну и…
— И? — встревожился Филибер.
— И, пожалуй, все…
Франк, стоявший в сторонке с ящиком инструментов, хлопнул Филибера по плечу.
— Черт возьми, приятель, теперь придется обслуживать двух принцесс…
— Эй, поаккуратней! — прикрикнула на него Камилла. — Посмотри, сколько от тебя пыли…
— И прекрати ругаться, будь любезен! — добавила его бабушка.
Он удалился, волоча ноги и причитая:
— Оооо мамаа мояя дорогая… Мало никому не покажется… Даа, дружище, нам конец… Лично я возвращаюсь на работу, там спокойнее. Если кто соберется в магазин, принесите картошку, я сделаю вам запеканку… И чтобы правильная была! Ищите подпись на сетке: «Для картофельного пюре»… Уяснили?
«Плохо, плохо, плохо, просто ужасно…» — думал он — и ошибался. Никогда в жизни им не было так хорошо.
Звучит, конечно, смешно, но это была чистая правда, а что смешно, так это их давно не колыхало: впервые в жизни каждому по отдельности и всем им вместе взятым казалось, что у них появилась настоящая семья.
Даже больше чем настоящая — они сами ее выбрали, именно такую они и хотели, за такую сражались, а взамен она требовала одного — чтобы они были счастливы вместе. Даже не счастливы — это уж слишком! Просто чтобы были вместе, только и всего. Такая вот им выпала удача.
4
После разговора в ванной Полетта изменилась. Как будто расставила собственные вешки и с удивительной легкостью погрузилась в окружавшую ее новую действительность. Возможно, ей требовалось доказательство? Доказательство того, что ее ждали и что ей рады в этой огромной пустой квартире, где ставни закрывались изнутри, а пыль никто не вытирал со времен Реставрации Бурбонов, Раз уж они устанавливают ради нее душ… Она немножко растерялась, когда лишилась пары-тройки привычных мелочей, и Камилла часто вспоминала ту сцену. Как часто люди впадают в отчаяние из-за ничтожных пустяков, и как стремительно все могло полететь к черту, если бы рядом не оказалось терпеливого верзилы, спросившего «Чего изволите?» и сделавшего вид, что он записывает ее пожелания в воображаемом блокноте. О чем, собственно, шла речь? О жалкой газетенке, лупе и нескольких пузырьках… С ума сойти… Камилла с наслаждением философствовала, но подрастерялась, когда они выбирали зубную пасту во «Franprix»: Steradent, Polident, Fixadent и другие стоматочудеса совершенно выбили ее из колеи.
— Скажите, Полетта… То, что вы называете… «причиндалами»… это…
— Ты же не заставишь меня пользоваться подгузником, как это делали там? Они говорили — это дешевле… — возмутилась старая дама.
— Так это прокладки! — обрадовалась Камилла. — Как это я сразу не догадалась…
«Franprix» они знали наизусть, и очень скоро этот старомодный магазин им осточертел. Они переместились в «Monoprix» и разгуливали по залам с тележками и списком покупок, который Франк составлял для них с вечера.
Ах, «Monop»…
Вся их жизнь…
Полетта всегда просыпалась первой и ждала, когда один из мальчиков принесет ей завтрак в постель. Если «дежурил» Филибер, на подносе красовались щипчики для сахара, вышитая салфетка и маленький кувшинчик со сливками. Он помогал ей встать, взбивал подушки и раздвигал шторы, комментируя погоду. Никогда ни один мужчина не был с ней таким предупредительным, и неизбежное случилось: Полетта всем сердцем, как и все остальные, полюбила его. Франк обслуживал бабушку этак… «по-деревенски». Ставил кружку кофе с цикорием на тумбочку и с ворчанием чмокал в щечку — он вечно опаздывал.
