– Это чудесно. Я уж и не помню, когда была в музее, – и Маша ушла к себе переодеваться.
Яркое солнце и чистое небо. Как это контрастировало с тем, что являл город на Неве. Там, где раньше стояли дома с историческим прошлым, сверкали тонированным стеклом и блестели металлическим панелями дома-монстры.
– Это просто преступление, строить такие дома, – сказал Алексей. – Увы, сегодня за деньги можно сделать все – продать, купить, солгать…
Верещагину было уделено столько внимания, что на осмотр других шедевров ни сил, ни времени не осталось. Музей в субботу закрывался раньше.
– Предлагаю пищу духовную подкрепить пищей насущной.
Мы с Машей не возражали.
Ужин в ресторане при гостинице «Европейская» был классическим. С салатом оливье, с мясным ассорти. С горячим. Я взяла судака в кляре. Маша какие-то тефтели. Алексей ел шашлык по-карски.
Водку пили мы с Алексеем. Маша удовольствовалась вином.
Был и десерт. Как давно я не пила кофе глясе.
– Алексей Иванович, а вы у нас надолго обосновались?
– Маша! – хотела я урезонить дочь, но меня остановил Алексей.
– Милая Маша, прошу заметить: если с моим прибытием в ваш дом и происходили изменения, то только в лучшую сторону…
Он продолжал говорить, а во мне зрело чувство беспокойства. Того, животного. Птицы, на птенца которой устремил свой взор хищник. Потому что заметила, с каким интересом слушает Маша этого невесть откуда свалившегося на нашу голову человека.
Монолог историка-подполковника прервал официант:
– Заказывать чего будете?
– Хочу шампанского! – ну и заноза моя дочь.
Через три минуты на стол было водружено ведерко с «Советским шампанским».
Выходили мы из ярко освещенного подъезда, когда часы башни бывшей городской думы пробили двенадцать ночи.
– Предлагаю, – это опять моя дочь, – пройтись немного. Надо же растрясти то, чем мы успели наполнить наши животы.
Я неимоверно устала, и перспектива гулять меня просто убила. Я взмолилась: Христа ради посадите меня хоть в такси, хоть в поливальную машину или мусорку, только отправьте домой.
Алексей поймал легковушку, сунул водителю деньги, сказал: «Головой отвечаешь!» и захлопнул дверцу. Как поется в песне: «Ехай, мама, не спеша, но и не опаздывай»…
В квартире все еще стоял запах застолья. Открыла окно в спальне. Стала у окна и вдруг почувствовала, как мне тоскливо. Не имею я права хандрить. Не имею и права на злость и гнев. Так мне врач говорил: «После вашей душевной травмы и болезни вам противопоказаны гнев и радость чрезмерная. Во всем умеренность!»
Да, что же это за напасть такая! Я же еще не совсем старуха. Во мне еще столько чувства. Мне сорок пять. Как там говорит народ? Сорок пять – баба ягодка опять.
Холодный ветер с севера быстро привел мои чувства в норму. Поживем – увидим. Алексей – мужик вроде порядочный. А то что старше Машки на двадцать лет, так чего ни бывает в жизни. Нерастраченная нежность, неоконченный роман. Да и с чего я взяла, что у них что-то завяжется?..
Когда вернулись мои «молодые», я не знаю. Я спала до десяти утра не просыпаясь.
– А где Алексей Иванович?
Маша сидела у стола на кухне в стареньком халатике.
– На рынок поехал. Решил поразить нас ухой.
Что-то не так с дочерью. Я ведь вижу.
– Что-нибудь произошло?
– Сама еще не знаю. Я переспала с ним.
– Эка невидаль!
– Нет, я серьезно. Не знаю, какой червь в меня пролез. Тревожно мне, мама.
– Это любовь, Маша. Любовь – это не влюбленность, бездумного счастья она не приносит. Тревога и нежность. Забота и опять тревога.
– Вот, скажи мне, раз ты такая умная. Отчего так: говоришь человеку о своей боли, а он в ответ о своей?
– Такова сущность человека, значит. Знаешь, Маша, в жизни в основном люди – эгоисты. Редко кто обладает даром сопереживания и еще реже – сочувствия. Такие идут в монахи, – я хотела как-нибудь развеселить дочь.
– Значит, я пойду к монахам.
– Монахи дают обет безбрачия, – опять я шучу. – В монахи, а не к монахам. Разницу чувствуешь?
Наш диспут прервал звонок. Маша, не меняя выражения лица, пошла открывать. Актриса. Далеко пойдет. С первых шагов приручает мужика. Я, пока они там, в прихожей, будут обмениваться приветствиями, выпью. Так решаю, но не успеваю исполнить задуманное.
– Мама, это к тебе, – звонко (и где вселенская скорбь?) кричит Маша.
У меня душа в пятки – прыг. И сидит там, ногам ходу не дает. Большой глоток – и душа заняла свое законное место. Где-то рядом с брыжейкой.
В прихожей стоят две фигуры. Одна – моя дочь. Над ее растрепанной головой два голубых глаза. Так и сверлят меня. Так и сверлят. Больше я ничего не вижу.
– Тамара, вот я и приехал, – теперь сомнений нет. Это Федор.
– Очнись, мать, – Маша повернулась, и теперь уже две пары глаз сверлят меня.
В глазах вспышка и судорожная дрожь по всему телу…
Глава вторая
Отступление восьмое.
Врач приехавшей через двадцать минут скорой медицинской помощи констатировал инсульт. Экстренными мероприятиями женщина была выведена из коматозного состояния и после доставлена в клинику неврологии больницы.
Вот что произошло, после того как Тамара Вениаминовна услышала голос Федора Петровича.
Кто же поведает нам о том, чем закончилась эта непритязательная история женщины, не лишенной сексапильности, ума, хитрости житейской?
Мы видим: Маша, Алексей и Федор сильно встревожены. Они по очереди дежурят у спецкойки Тамары, и все нещадно курят.
Подождем пару дней. Можно перекурить и нам.
Вновь встретимся с героями этой истории через год.
* * *
Мария
2001 год. Прошли выборы президента. Я не голосовала. Моя беременность проходила очень тяжело.
Алексей нашел-таки достойную его знаниям и таланту, именно так, таланту, работу. И платили прилично, и творить давали. В издательстве «Иммапресс» была издана его книга. Говорили, что сам президент читал ее и отозвался хорошо. Мой папа отказался от размена квартиры. Он с новой женой вообще уехал из России.
Мама долго болела. Ее второй инсульт оказался не таким страшным, как первый, но все же…
Федор Петрович вернулся к своей основной профессии – стал преподавать математику в колледже. Деньги не ахти какие, но на жизнь хватает. Он практически не отходил от мамы, пока она болела. Было до слез трогательно смотреть, как он ухаживал за ней.
Месяц мама провела в пансионате в Репино. Федор Петрович чуть ли ни через день ездил туда. Я тоже съездила. Красота! На заливе у них свой пляж. Летом там, наверное, чудесно. У мамы хороший номер. Под окном куст сирени. Вокруг сосны. Мама нас даже накормила обедом: «Это самые близкие мне люди», – сказала, и официантка принесла нам обед.
Вот так мы и живем. Скоро мне рожать. УЗИ показало, что будет девочка. Мы с Алексеем решили, что назовем ее Тамарой.
После того, как с мамой случился второй удар, я решила вести дневник. Купила красивую тетрадь. На его глянцевой обложке белый попугай. В тему. Исписала три странички и поняла: это не для меня. Но коли я решила вести, как принято сейчас говорить, мониторинг здоровья мамы, то не отступлюсь. Потратилась, но купила диктофон Samsung. У меня так всегда. Чего в башку вобью, не успокоюсь. Так и тут. Потратила деньги и забыла. Алексей подшучивает надо мной: «С тобой хорошо. Не надо трястись над кошельком. Он у тебя всегда пуст».
Мой муж становится мэтром в своей области. В почтовом ящике то и дело обнаруживаю письма то из Штатов, то из Англии, то из Франции. И все хотят иметь его. Прости, мама, за такое выражение. Они, суки, хотят на нем деньги заработать. А оплатить хотя бы дорогу – так фиг. Наш президент и вправду, наверное, читал книги Алексея, потому что выделил миллион рублей на написание учебника новейший истории. Это папа может. Он по косточкам разложил все события с 1945 по 1987 год. Я его спросила, почему до восемьдесят седьмого. Он ответил так: «Именно в этом году был издан Закон о разрешении частной предпринимательской деятельности. Но он не был подкреплен подзаконными актами, которые регулировали бы деятельность этих полукриминальных кооперативов. Это было начало конца. Дальше начинается другая эпоха».
Мудрено это. Для меня во всяком случае. Мне бы плод доносить.
Вот опять, вместо того чтобы говорить о твоем здоровье, разболталась о всякой чепухе. Нет, скажи, ну не подлость ли это? Ты, конечно, в данный момент занята своим здоровьем. Это правильно. Без тебя дом и не дом вовсе. Одно радует. Ты быстро восстанавливаешься. А мне рожать скоро. Страсть, как боюсь. Вот чувствую я, что помру. И не смейся. У меня дар. Например, на прошлой неделе утром, еще не встала с постели, лежу с закрытыми глазами, и мне привиделось, что у нашего Мишки будто двойня родилась мертвая. Ну и что? Через день мы получили (тебе пока не говорим) от него телеграмму. Так и есть. Не пойму, зачем он об этом нам сообщил.
У мамы все обследования показали почти полное восстановление мозгового кровоснабжения. Какая она веселая вернулась из центра! Федор Петрович тоже рад неимоверно. Все-таки он – герой. Это его трудами на все 90 % мама встала на ноги.
