— А экспедиции были? — жадно поинтересовался я.
— Да ну, какие экспедиции, Чез. Что ты, истории не знаешь, — вздохнул Райс. Минутку поколебался, а потом раскрылся диковинным букетом эмоций. — Вымерла классическая деревня, еще к концу двадцать первого века вымерла, да и тогда уже что там было из устных традиций. Только записи и остались, и то часть архивов утрачена, чертовы бюрократы, вовремя оцифровать не озаботились, а там же бумаги, пленки… Им от времени при неправильных условиях хранения лучше не становится.
Он еще помолчал, а потом удивил и меня, и совсем притихшего Герыча.
— Я иногда получал справку о выезде, заказывал флаер и летал куда-нибудь за пару тысяч километров от Московского. Старые деревни на Алтае, на Приполярном Урале, в Сибири… Часть домов до сих пор стоят. Уже и порожки прогнили, и сам дом покосился, и окна темные на тебя смотрят, будто старики незрячие, — Райс позволил нотке тоски проползти в речь и расцветить ее для меня эмоцией обрядовой напевности откуда-то из исторических глубин культурного бессознательного. — Смотрят, а я слышу, словно поет кто-то. Но звук-то идет изнутри, а снаружи — только тишина, ветер, кузнечики да птицы…
Он махнул рукой, а я, не желая спугнуть хрупкий момент, медленно отпустил Герыча, встал и кивнул. Нарушать молчание сейчас казалось вопиющим кощунством. Этим мой недавний пленник и воспользовался — видимо, пока на полу лежал, копил злобу и силы — и попытался пырнуть меня чем-то острым в бок.
Я заметил движение краем глаза и сработал на автомате. Перехватил замах, через большой палец выбил оружие — им оказался небольшой складной нож — и вывернул руку за запястье локтем вверх. Красный эту разбалансировку и способ контроля противника умным словом обзывал, но я забыл, каким. Помнил только, что это откуда-то из айкидо, и накрепко усвоил технику, потому что времени на нее угробил целую прорву. Кто же знал, что пригодится… Вернусь — расскажу Красному обязательно.
Герыч затрепыхался, тогда я завернул руку сильнее, заставив его приподняться на цыпочки и чуть ли не танцевать балериной на кончиках пальцев. Я не стал дальше издеваться, поймал момент, когда он качнулся вперед, и через плавный поворот, пользуясь локтем как рычагом управления, вторично послал его лицом в пол. Снова завернул руку, но на этот раз хорошенько эмоционально придавил и высказался, процитировав кого-то из моих ребят, по-моему, Али:
— Для тебя в поле любой первопроходец — царь, Бог и отец родной. Хочешь жить — выполняешь приказ раньше, чем услышал. Среди своих можешь быть кем угодно, а для меня ты — стажер. Сосунок в полевой работе. Уяснил?
Герыч что-то невразумительно промычал в пол. Я отпустил его и скомандовал излюбленным тоном беспрекословного руководства, не прекращая эмпатического контакта и давления:
— Встал. Три прогона по ситуациям пять, одиннадцать и восемнадцать. И еще раз раздавишь цветок — отдам Тайвину на опыты.
Я поднялся на ноги, отпустил контроль и слегка одурманенного Герыча и повернулся к Райсу. Тот наблюдал за мной с выражением скрытого, но очень сильного удивления: похоже, что я, с его точки зрения, должен был Герыча или избить, или обругать, или, по крайней мере, затаить злобу — и тогда в его понимании я стал бы таким, как он. Как они. Тем, кем Райс себя считал. Мстительным мелочным ублюдком, которому только дай до власти над другим дорваться — но ублюдком оттого понятным, а то, как я себя вел, было для него пугающим. Непривычным.
Что ж Райсу так с людьми в жизни-то не повезло… Зато теперь понятно, почему я его чувства прочитать не мог — их особенно и не было, пока я к нему в голову двумя ногами не влез.
Я улыбнулся и пояснил:
— Не он первый из стажеров характер старается показать, не он последний. — И, слегка повернув голову, я тут же сменил голос на командно-ледяной, почуяв ошибку, и рявкнул: — Стоп! Ногу не опускать!
Герыч застыл с приподнятой ногой — а я подсветил указкой крохотный шип на проекции как раз под его ботинком. Там пряталась зловредная крылатка, и наступить на шип — значило побеспокоить зверя. А ноги она откусывает быстрее, чем соображает, на кого напала.
Белесое тело животного перемежают красные полоски, на морде красуется черная маска, а на шее гигантской то ли змеи, то ли аксолотля примостился кожаный капюшон с подвижными отростками разных цветов, один из которых крылатка высовывает из-под земли. Как радар.
Я решил крылаткой зверя назвать потому, что полосатая, ядовитая и с шипами, прям как экзотическая земная рыбка, но у наших ксенозоологов наверняка найдется название поточнее и поинтереснее.
В радиусе трех метров вокруг шипа и пасти крылатки листва всегда аккуратными спиральными кругами разложена. Не для красоты, зверь пока в землю закапывается, сам своим телом красоту наводит вокруг, надо просто про это знать. Мы — не местные звери, в эмпатии дубы дубами, засады ощутить не сможем, так что остается полагаться только на собственную наблюдательность. И разум. Как же мне это до моих новых подопечных-то донести…
— Вспоминай, кто это и что надо делать. И сначала еще раз. Так вот, про факультет фольклористики…
Я отвернулся от порядком удивленного Герыча, но, глядя на еще более изумленного Райса, у которого поперек лба было написано: «Ты что, спиной умеешь видеть?», мысленно чертыхнулся и дал себе виртуальную затрещину.
Пытаешься осваивать эмпатию — не пугай людей. И вообще, может, это твое единственное стратегическое преимущество, которое надо при себе держать и помалкивать.
Глава 32
Как
