могу зайти в торговый центр.
– А если ты закроешь глаза и я проведу тебя внутрь?
Даже не спросил почему. Саша заметила, что Леша редко спрашивает. И что он ничему не удивляется.
– Ты специально сделаешь так, чтобы я врезалась во что-нибудь.
– Не сделаю.
– Сделаешь!
Саша засмеялась. И Леша засмеялся. Они уже были посередине газонного поля, Женя, который всегда шел чуть позади Саши, теперь пытался догнать их, вставить себя между ними или хотя бы прилепиться рядом, но его все равно относило то назад, то в сторону. Саша заметила это и взяла Женю за руку.
– Хорошо, будешь меня вести, – сказала Саша.
Маршрутка притряслась быстро, она была почти пустой, позади, как обычно, сидел какой-то дачник с грязными пакетищами и никуда особо не смотрел. Саша, Леша и Женя разместились уголком, у окна, из которого шел воздух, разжижал духоту, спутывал волосы, сушил глазные яблоки и делал поездку в маршрутке, ржавом гробу, дырявой коробке, хоть сколько-нибудь выносимой. Доехали до площади, и, хотя торговый центр стоял именно здесь, Саша предложила ее обогнуть, не идти прямо – не только потому, что площадь была сковородкой, на которой поджаривались кузнечики, птицы, люди, собаки, да кто угодно в такую жару поджаривался, а потому что ей, Саше, она не нравилась.
– У вас всегда такие сложные маршруты, Жень? – сказал Леша и пошел за Сашей. Женя, наверное, мог бы ответить, что обычно все просто идут за Сашей.
Пошли по тропинке, которая сначала была пробором в траве, а затем вытекала в небольшую улочку, местами даже асфальтированную, потом раскатывалась по межпанельковым дворам и вливалась в очень маленькую, пятирублевую площадь, на которой стояло отделение полиции. Саша и Леша разговаривали, иногда смеялись, и оба чувствовали себя так, будто всегда ходили из школы поодиночке, но сегодня нашли приятеля, озорного одноклассника, которому по пути.
Саша, Женя и Леша смотрели только друг на друга, на себя, в свою троицу, касались кожей, случайно или нет, ногтями, локтями, Сашины волосы пролетали по Лешиному лицу, как кисточки, Женя держал Сашину ладонь, и их пот смешивался, еще смешивались все их голоса, смешки, их общий кислород, которого было так мало и которым они все дышали. Поэтому никто из них не увидел, как на лавочке возле отделения полиции курил мент в голубой рубашке, летней и форменной, мент, хорошо знавший Сашу, обиженный на Сашу, чего-то хотевший от нее, а чего – пока сам не знавший. Мент подумал, что, возможно, прямо сейчас, когда увидел Сашу с каким-то размазней, тощим и потому бабоподобным, вот с этим, у которого наколка на всю ногу и шортики, шортики, как у подростка, вот сейчас он понял, чего хочет от Саши, но, может быть, пока понял неточно.
– Документы, – Сергей подошел, держась за пряжку ремня, собирая силу своих рук в одном месте.
– Привет, Сереж, – Саша проигнорировала опасно-ментовское, вставшее рядом с ней, и смотрела на Сергея так же, как только что смотрела на Лешу.
– Ваши документы.
– Наши?
– Твои.
– С собой не ношу.
– Тогда пройдемте в отделение для установления личности.
– На свидание зовешь? – Саша начала плеваться в Сергея смехом. – Интересно, на каком основании?
– То есть вы отказываетесь предъявить паспорт?
– Саш, ты же видишь, что он разговаривает не с тобой, а со своей агрессией, – сказал Леша спокойно, как всегда спокойно, будто вел занятие. – Лучше дай ему паспорт.
– Паспорт? – сказала Саша. – Хорошо.
Она сунула руку в рюкзак, достала паспорт, раскрыла его и, вложив средний палец как закладку, выстрелила паспортом в лицо Сергею.
– Пожалуйста.
Сергей убрал руки с пряжки, нависающей над его мошонкой, и вытянул паспорт из Сашиной руки. Наслюнявил палец и начал листать документ, прочитывая каждую страницу. Хм, интересно, из Сергея выдыхались слова, понятно, хм, угу, так.
– Ой, – произнес Сергей. – Уронил.
Саша посмотрела на бордовую, подмоченную слюной книжку. Она лежала в шпагате на земле, рядом с черными ягодами тутовника, на асфальте, раскрашенном ими в горох, и потом снова взглянула на Сергея. Его лицо будто бы прокисло, оно было мятым, бугристым и подергивающимся.
– Получается, сегодня без свидания? – Саша резала лицо Сергея своей веселой, заточенной улыбкой. Наклонилась, подняла паспорт, потрясла им так, будто он весь был в крошках, и положила в сумку. Сергей не уходил, продолжал смотреть на Сашу, выдумывая, что ответить, как у доски в те времена, когда она еще могла ему подсказать.
– Бежим! – крикнула Саша.
Оторвала себя от земли, схватила тутовничью ветку, дернула ее и запрыгала прочь от Сергея, на которого посыпался черно-ягодный град, от отделения полиции, куда ее все-таки не отвели, и от дурацкой Сергеевой пальмы, которая начала все ниже наклоняться к земле и сохнуть.
Впереди бежала Саша, за ней топали Леша и Женя.
– Тутовник же не смывается! – Леша ржал, задыхался от бега и все равно ржал и от смеха тоже задыхался.
– Если потереть вишней, смоется! – Саша тоже хохотала, давилась воздухом и духотой, бежала.
– А вишню как отстирать?
Саша остановилась, повернулась спиной к непарадной части торгового центра, до которого они уже доскакали, согнулась от хохота и сказала:
– Не знаю!
Саша опять засмеялась, Леша засмеялся, даже Женя засмеялся, хотя все звуки гасились еще в его горле. Все смеялись, всем было весело, легко и колко в боках.
– Я с тобой больше никуда не пойду, – сказал Леша, выталкивая из себя воздух после бега.
– Возьми мою руку, мы пришли, – ответила Саша, так же выплевывая воздух. – И не потеряй Женю.
Сначала было просто темно, темно и жарко, а ладонь у Леши такая прохладная и совсем не липкая, по ней размазывается Сашин пот, Сашина жидкость, а в ее ладони незнакомая ледышка, точнее известно, что Лешина, но прочувствованная, потроганная впервые. Они пошли, и Саше стало видно глазную кожу, темно-коричневую через свет, потому что они вышли из-под деревьев и солнце стало налипать на их тела, а когда Сашиным ступням стало горячо через подошву кед, она поняла, что торговый центр совсем близко, они все уже на площади-сковородке, сейчас будет несколько ступенек, и дверь-вертушка с четырьмя языками залижет их внутрь, а торговый центр их сожрет. «Так, аккуратнее, теперь лестница», – Лешин голос, его рука-морозилка, его рубашка, липнущая к Саше, все это стало главным содержанием мира, который разрезала собой Саша, ничего не видя. Ей было нестрашно, совсем нестрашно, она чувствовала, что находится в подводной лодке, защищенная, охраняемая, она чувствовала рядом Женю, слышала, как он шагает.
Вошли, потому что стало скользко и холодно, гулко, как в кастрюле с остывшим супом на дне. «Сейчас будет лифт», – пел Леша, и
