— Спасибо.
Моей благодарностью Монтенегро, конечно же, не был доволен. Возможно, в идеале ему бы хотелось, чтобы я бросилась целовать его берцы с криками «Авэ, Ваас!», но, боюсь, этого он никогда не дождется. По крайней мере, в этой жизни.
— Засунь свою липовую благодарность, amiga, знаешь куда? — раздраженно процедил пират.
— Нет… Куда? — иронично спросила я, оборачиваясь на пирата, но, встретившись с его прожигающим взглядом, предпочла заткнуться и больше не подавать признаков жизни до конца пути.
Этот короткий разговор с пиратом немного отвлек меня от тяжелых мыслей о Еве, и стоило нам обоим замолчать, как на меня снова накатила паника, которую я упорно продолжала сдерживать внутри себя. Единственное, что успокаивало меня — это мысль о Докторе, он точно не позволит моей подруге умереть. Я продолжала нервно сжимать края своей майки, что точно не укрылось от бокового зрения главаря пиратов.
— Да можешь ты хоть пять минут посидеть спокойно?! — рявкнул он, на что сначала получил мой опешивший взгляд, а затем раздраженный вздох. — Заебала, реально.
— Тебе-то легко говорить… — только и ответила я, отворачиваясь от мужчины.
Вообще Ваас выглядел таким же невыспавшимся и уставшим, как и я, соответственно, еще и до кучи он был недовольным: еще бы, набухаться в хламину, продрыхнуть где-то пару часов, пойти искать меня по всему лагерю, найти, отвести в свою комнату, а затем смотаться туда и обратно на другой конец острова за никчемные два часа, чтобы спасти жизнь, на которую тебе абсолютно по барабану. Еще бы он был доволен…
— Голова болит? — как бы между делом и без особого интереса спросила я у пирата, откидываясь на спинку сиденья и складывая руки на груди.
— С чего такая забота, дорогая? — съехидничал пират, но на его лице не проскочило и тени улыбки.
Скорее всего, это у него уже заложено на автомате, поэтому я терпеливо вздохнула, прикрыв глаза.
— Просто не хочу, чтобы водитель отрубился посреди дороги и не довез меня до пункта назначения… — так же безэмоционально съязвила я, невозмутимо пожав плечами.
Вдруг я получила смачный щелбан чуть выше виска — сдавленно прошипя, я бросила гневный взгляд на мужчину, который как ни в чем ни бывало следил за пустой дорогой.
— Единственной, кто здесь может отрубиться — это ты, принцесса, — улыбнулся он, поворачиваясь ко мне, но в его голосе отчетливо слышалось плохо скрываемое раздражение. — Если продолжишь залупаться на меня, окей? Окей, я спрашиваю?
— Окей… — вздохнула я, возвращаясь к созерцанию пейзажей.
Мы свернули на какую-то дорогу, и я начала узнавать знакомые места, незаметно для себя все глубже и глубже погружаясь в воспоминания тех дней, когда я еще была на свободе: даже не там, на материке, за тысячи километров отсюда. Я вспоминала те недалекие дни, когда носилась по этим джунглям в поисках друзей, проезжала по этой чертовой дороге вместе с воинами ракъят на захват аванпоста и впервые тренеровалась в стрельбе из снайперской винтовки, отдачу которой мое плечо запомнило надолго, и я решила больше не иметь дела с этой малышкой. Тогда я думала, что эти дни на Рук Айленде — это сущий ад на земле, и люди из нашей тур-группы продолжают гнить в плену работорговцев, а я ничего не могу с этим поделать, за исключением предпинимать все новые и новые попытки отыскать их на этом злоебучем острове.
И как же я, мать твою, ошибалась.
Огромный остров, остров Рук, был лишь маленьким пристанищем для безумцев, вроде пиратов и ракъят. Настоящий же ад творился там, в том месте, где я находилась почти гребаную неделю — в лагере Вааса, на его личном небольшом острове, который смело можно было ознаменовать концлагерем без всяких преувеличений. Вооруженные солдаты, насильники и убийцы, озлобленные сторожевые псины на цепях, сотни скулящих в своих клетках пленных, начиная от взрослых амбалов и заканчивая невинными детьми. Здесь ни на минуту не прекращаются человеческие страдания, не замолкают холодящие душу вопли и стоны пленников, которых насилуют и пытают каждый день, даже воздух здесь не освобождается от запаха крови, дешевого алкоголя и похоти.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С пробегающими перед лицом пальмовыми листьями в моей голове проскакивали горькие мысли о том, что этот второй круг ада вот-вот перейдет к третьему: сделка будет совершена завтра утром, покупатель заберет меня и увезет в неизвестном направлении, и что из себя будет представлять моя жизнь в дальнейшем — мне было неизвестно. Никому не было известно. Даже ублюдку Монтенегро…
Я вздрогнула, когда мою задумчивость прервал вибрирующий телефон пирата. Бросив мимолетный незаитересованный взгляд на недовольного водителя, который с неохотой полез в карман своих военных штанов и достал неплохую мобилу, на миг я опешила, увидев имя «Барби», высветившееся на дисплее устройства. И только спустя две-три секунды до меня дошло, кого Монтенегро мог так называть… Если бы не вся напряженность ситуации и мои переживания за подругу, мне бы хватило сил усмехнуться про себя отсутствию хоть капельки гордости у этой белобрысой особы. Ведь стоило ее мужчине укатить ни свет ни заря, как Крис тут же понадобилось узнать, куда он поехал и с кем. Если бы меня так контролировали, нахрен бы я послала такие отношения. Хотя есть ли мне дело до этих двоих? Правильно — нет. А потому я отрешенно вернулась к горным просторам за окном, оперевшись подбородком о кулак, и ожидала затянувшейся череды ругательств со стороны Монтенегро на свою пассию. Однако тот лишь еле слышно матернулся и вырубил телефон, устремив все свое внимание на дорогу…
Оказавшись недалеко от дома Эрнхардта, я почувствовала, как высохли мои искусанные губы и вспотели ладони: почему-то именно сейчас я прочувствовала весь страх за подругу настолько, насколько это было возможно. Эта некогда чарующая своим умиротворением вершина скалы, на которой проживал гостеприимный добрый старик, где цвели самые разные целебные растения, шумела вода в озерах и позвянкивал от порывов ветра металлический флюгер, теперь в красках алого рассвета казалась мне одиноким опустелым местом. Не было ощущения той безопасности, не было пения райских птиц и заплетающегося смеха Доктора Эрнхардта. Плотно закрытые двери в особняк и занавешенные окна нагоняли на меня тревожность и отчаянье, гробовая тишина, нарушаемая только морскими волнами где-то на двести метров снизу от нас и неприглушенным мотором пиратского внежорожника, не могла заглушить лезущие в голову страшные мысли.
Выйдя из машины, я быстрым шагом направилась к особняку, не дожидаясь главаря пиратов. Вроде бы он что-то раздраженно бросил мне, наверное, приказал ждать его, но я была больше не в силах усидеть в салоне и смотреть на это темное красное небо. Последние шаги до дома переросли в бег, я вскочила на порог и отворила дверь, залетая в дом дока.
Я забегала по помещению глазами, тут же встречаясь ими с алхимиком — Эрнхардт выглядел не лучшим образом: мешки под морщинистыми глазами стали на тон темнее, капиляры в белках полопались, делая намокший взгляд старика еще более жалким. Он стоял на одном колене перед диваном в гостинной, держа в руке шприц с неизвестным мне содержимым, но я полностью доверяла этому человеку. Мужчина поднял на меня печальный взгляд, при этом он ничуть не был удивлен моему приходу, ведь мое выражение лица говорило само за себя: от такого безнадежного взгляда Доктора на мои глаза навалились слезы, но я упорно сдерживала их, пропуская воздух сквозь зубы и тяжело дыша. Я перевела глаза к фигуре на диване, лежащей ко мне затылком, уложенным на подлокотнике на мягкой подушке, рука девушки свисала возле колена Эрнхардта…
Я сделала неуверенный шаг вглубь комнаты, не сводя глаз с девушки, лица которой я все еще не могла разглядеть. Последовал второй шаг, третий… На четвертый я сквозь пелену слез рассмотрела знакомые черты лица Евы, и мои ноги подкосились — я схватилась на спинку кресла, прижимая ладонь ко рту и сдерживая лезущий наружу вопль. Ева лежала на диване. Ее кожа была бледной и уже отдавала синевой. Девушка не двигалась и, казалось, вовсе не дышала. На ее молодом лице не было ни единого признака жизни: карие глаза были широко распахнуты и смотрели в потолок, но смотрели как бы сквозь, без единой эмоции, зрачки были сужены до предела, от чего ее глаза казались до безумия похожи на глаза ходячих мертвецов из знаменитых фильмов, тонкие губы высохли и потрескались. Меня бросило в дрожь, и силы духа продолжить держать себя в руках у меня больше не осталось.
