Они смотрели друг на друга целых тридцать секунд, после чего отец отошел.
Вырвавшись из кухни, я с бешеной скоростью промчалась по лестнице и не останавливалась, пока не вбежала в комнату и не защелкнула дверь.
Едва перевела дыхание, положила печенье на прикроватную тумбочку, скинула форму, влезла в пижаму и нырнула в кровать.
Забравшись под одеяло, сунула руку под подушку и достала плеер, после чего укрылась до подбородка.
Я заткнула наушником одно ухо. В этот момент снизу донеслись крики.
Еще через несколько секунд уши заполнил грохот падающей мебели.
Живот скрутило. Я быстро всунула второй наушник, а потом включила свой старый, выцветший аппарат.
На ощупь нашла кнопку воспроизведения, нажала ее и вывернула громкость на максимум. Только бы хватило батареек, чтобы музыкой заглушить тот ад, что назывался моим домом.
Переключив на самый громкий, жесткий металлический трек на диске, я легла на подушку и лежала совершенно неподвижно, напряженная, как туго сжатая пружина.
Четыре песни — и мое сердцебиение вернулось к нормальному ритму.
Еще три песни — и ко мне вернулась способность связно мыслить.
Так было не всегда.
Будние вечера в основном проходили спокойно, за исключением четвергов, когда отец получал на почте пособие по безработице.
В выходные бывало по-всякому, но я фантастически ловко избегала столкновений с отцом.
Если он напивался в будний день, я старалась после школы быстренько поесть и уже к шести часам вечера запереться у себя в комнате.
Если он пил в выходные, я весь день не выходила из своей комнаты.
Однако сегодняшние события выбили меня из колеи, и я допустила чудовищную ошибку.
Джонни выбил меня из колеи.
Я опустила защитный барьер.
Я забылась.
Альбом доиграл до конца, и я включила его на повтор.
Только когда сквозь грохот музыки я услышала, как хлопнула соседняя дверь, я расслабила сведенные судорогой мышцы.
С ним все в порядке.
Я судорожно выдохнула, прикрутила громкость и стала вслушиваться.
Тишина.
Я вытащила наушники, откинула одеяло и выбралась из кровати.
Пройдя на цыпочках к двери комнаты, я повернула замок и осторожно выбралась на пустую площадку, впотьмах подошла к двери комнаты Джоуи, взялась за ручку и проскользнула внутрь.
— Джо, — шепотом позвала я, взглянув на брата. Он в одних трусах сидел на краешке кровати, прижимая ко рту кусок скомканной туалетной бумаги. — Ты в порядке?
— Я грандиозно, Шан, — резко ответил он, промокая бумагой нижнюю губу. — Иди спать.
— У тебя же кровь идет, — едва ворочая языком, произнесла я, во все глаза глядя на струйку крови, стекающую на мятую бумагу.
— Да всего лишь губа разбита, — отмахнулся он, и в голосе я уловила легкое раздражение. — Давай иди к себе и ложись спать.
Я не пошла.
Я не могла.
Должно быть, я долго простояла у двери его комнаты. Когда Джоуи снова на меня посмотрел, его лицо выражало покорность судьбе. Тяжело вздыхая, он провел рукой по волосам, затем хлопнул по простыне рядом с собой.
— Забирайся.
Я плюхнулась рядом и крепко обхватила брата за шею. Я цеплялась за него так, словно он был единственным, что удерживало мой мир от разрушения.
Иногда мне думалось, что так оно и есть.
— Все в порядке, Шан, — прошептал он, успокаивая меня.
— Прости меня, — выдавила я, еще крепче обнимая его шею. По щекам потекли слезы. — Джо, пожалуйста, прости.
— Шан, это не твоя вина.
— Но я его разозлила.
— Ты не виновата, — уже жестче повторил брат.
— Джо, я больше не хочу здесь жить.
— Я тоже.
— Я устала все время бояться.
— Знаю. — Он погладил меня по спине, потом встал. — Однажды станет лучше. Обещаю.
Брат прошел к гардеробу, откуда вытащил знакомый спальный мешок и пару подушек.
Я не спрашивала зачем, я и так знала, и у меня сжималось сердце.
Устроив на полу место ночлега, Джоуи забрался в мешок.
Он заложил руки за голову, тяжело вздохнул и попросил:
— Шан, выключи свет.
Я потянулась, щелкнула выключателем, после чего улеглась в пустую кровать.
— Спасибо, Джоуи, — сказала я.
Тыльной стороной кисти я вытерла мокрый нос и натянула одеяло.
— Не за что.
Я повернулась на бок и стала смотреть на брата, который лежал на полу.
Шторы в его комнате были задернуты, но света от уличных фонарей вполне хватало. В полумраке я различала тени на его лице.
— Эй, Джо?
— Да?
— Можешь выполнить мою просьбу?
Он качнул подбородком, показывая, что слушает.
— Пожалуйста, не поступай со мной так, как Даррен с нами. — Я сунула руки под щеку и шепотом добавила: — Не бросай меня.
— Не брошу, — пообещал брат. Его голос был пронизан мрачной искренностью. — Я ни за что не оставлю тебя с ним.
Я судорожно выдохнула:
— Мама никогда от него не уйдет.
— Мама может делать все, что ей, блин, вздумается, — перебил меня брат; в голосе появилась жесткость. — Она выбрала сторону, когда приняла его обратно в прошлый раз. Что ж, может и дальше рожать от него детей и до конца своей никчемной жизни терпеть его говно. Меня это не колышет. Мы с тобой — другое дело. — Джоуи повернулся ко мне. — Когда я выберусь из этой сраной ямы, а я выберусь, я заберу тебя с собой.
— А как же мальчишки? — кусая губу, спросила я.
Джоуи тяжело выдохнул, но не ответил.
Бабуля Мёрфи — наша прабабушка с материнской стороны — каждый день забирала младших братьев из школы, кормила, мыла и около восьми вечера укладывала спать.
Точно так же бабуля возилась с Дарреном, Джоуи и со мной, пока мы не перешли в среднюю школу.
Странная эта самоотверженность тревожила меня, если учесть, что отношения с нашими родителями у нее были натянутыми и они почти не разговаривали. Однажды я спросила прабабушку, почему в восемьдесят один год она продолжает помогать нашим родителям, хотя они ей даже спасибо не скажут.
Бабуля Мёрфи вырастила мою мать и ее сестру Элис, когда обе в раннем возрасте лишились родителей. Но мама вела себя с бабушкой так, словно та была совершенно посторонним человеком.
Бабуля ответила, что делает это не для наших родителей.
Она это делала для нас.
Она нас любила.
Она считала, что мы не должны страдать из-за родительских глупостей.
Каждого из нас она приучала к горшку, ведь мама отрабатывала дополнительные смены, а отца подобные дела вообще не занимали.
Бабуля Мёрфи появлялась в нашем доме, когда родителей там не было.
Она недвусмысленно заявила им, что будет любить всех детей, которые появятся от этого проклятого союза, и нянчиться со всеми ними, потому что это ее правнуки.
Благодаря любящей прабабушке Тайг, Олли и Шон были относительно защищены от двуногого торнадо, именуемого нашим отцом.
Проблема была в том, что она не могла постоянно вмешиваться и спасать положение.
Ее здоровье ухудшалось, старость брала свое, а с деньгами было так же скудно, как и у нас. Бабуле не хватало средств, чтобы, кроме мальчишек, кормить еще и нас с Джоуи. Всякий раз, когда мы прибегали к ней с очередной проблемой, на ее лице появлялась очередная морщинка, а в расписании — очередной визит к врачу.
Поэтому и по многим другим причинам я и Джоуи старались пореже грузить ее домашними бедами.
— Они ведь наши братья, — прошептала я, выбираясь из мыслей.
— Братья, а не мои сыновья, — буркнул Джоуи. — Кто знает, может, мама одумается раньше, чем испоганит им жизнь, как испоганила Даррену и нам. Но в любом случае эту ношу я на себя не взвалю. Шаннон, я не могу заботиться еще и о них. У меня нет ни денег, ни времени. Я могу вытащить отсюда нас двоих. Это все, что мне по силам.
— Обещаешь?
Он кивнул:
— На будущий год, как только распрощаюсь со школой и поступлю в колледж, я сниму квартиру. Скорее всего, мне понадобится какое-то время, чтобы подкопить деньжат и встать на ноги, но жить я здесь не буду. И тебя заберу отсюда. Это я обещаю.
