При виде ее у меня гора свалилась с плеч.
Мама работала в какой-то консалтинговой фирме модной одежды с офисом в Лондоне.
Она постоянно находилась в разъездах, и за три недели ее отсутствия я успел по ней соскучиться.
И только что понял, как сильно.
— Привет, мам, — пробормотал я, сообщая о своем появлении. — Как дела?
— Джонни! — Мама стремительно повернулась ко мне. В руке она держала деревянную ложку. — Ты дома, — улыбнулась она. Бросив ложку на стойку, она вытерла руки о фартук и подошла ко мне. — Дай тебя обнять.
Я рассчитывал на короткое объятие, но мама не выпускала меня целых тридцать секунд.
— Мам, — усмехнулся я, высвобождаясь из ее крепких рук. — Я тут. Расслабься.
— Я так по тебе скучала. — Она неохотно разжала руки, отошла и, как всегда, окинула меня странноватым материнским взглядом. — Боже, ты вырос еще на фут.
— За три недели? — удивился я.
— Не умничай, — нахмурилась она в ответ на мой сарказм.
— Не могу, я слишком умный. — Я чмокнул ее в щеку, затем взглянул на кастрюлю с жарким. — С голоду помираю.
— Ты вообще в эти дни ел?
— Конечно.
— Как следует?
— Всегда.
— Как школа?
— Школа есть школа.
Мама не спросила про регби. Она всегда спрашивала про школу, друзей, домашнее задание, проведенный день и, бог ты мой, про мои чувства.
Но никогда про регби.
Нельзя сказать, чтобы мама равнодушно относилась к моей страсти. Просто она всегда подчеркивала, что ее больше и в первую очередь интересуют другие стороны меня.
— А Джерард? — Мама неизменно называла Гибси по имени. — Как его успехи?
— Как всегда, — ответил я, положил себе порцию жаркого и понес к столу. — Па еще не вернулся из Дублина?
Мой отец был адвокатом, и весьма успешным. Бóльшую часть времени он курсировал между графством Корк и своим офисом в Дублине. Все зависело от очередного подзащитного и серьезности дела. Но как правило, чем крупнее преступление, тем больше разъездов.
Служебные обязанности родителей и их деловые графики означали, что я был предоставлен самому себе, когда они уезжали, и это мне до жути нравилось.
Пока мне не исполнилось четырнадцать, родители просили соседку Мору Рейлли жить у нас, но, как правило, она просто возила меня в школу и на тренировки. Я был вполне взрослым, чтобы оставаться одному, и вполне самодостаточным.
Мора и сейчас заглядывала к нам, когда мама уезжала, но по большей части для уборки дома и готовки еды впрок.
После стольких лет такого образа жизни, не говоря уже о безграничной свободе, я сомневался, что вынес бы присутствие родителей, будь они постоянно дома.
— Он вернется из Дублина лишь к середине марта, и это самое раннее, — ответила мама, подходя к столу. — Я заехала к нему в Дублин сегодня утром, и мы пообедали вместе, — сообщила она, усаживаясь напротив меня.
— Зачем было торопиться? — спросил я с полным ртом. — Могла бы остаться с ним на несколько дней.
— А как ты думаешь? — спросила мама, упираясь локтями в стол. — Потому что мне хотелось увидеть моего малыша.
Я выпучил глаза:
— Мам, я не малыш.
— Ты мой малыш, — возразила она. — И всегда будешь таким. Даже если вырастешь до семи футов, ты по-прежнему останешься моим маленьким Джонни.
Божечки!
Что сделаешь с такой женщиной?
Я покачал головой, отложил ложку, поднес тарелку ко рту и допил остатки подливы; поставил тарелку и удовлетворенно вздохнул.
Никто не умел готовить так, как моя мама.
Ни повара в Академии, ни шефы местных ресторанов, где я брал еду навынос.
Эта женщина меня родила, и у нее был прямой доступ к моему желудку.
— Смотрю, твои манеры не стали лучше, — иронично заметила мама, бросив на меня неодобрительный взгляд.
— Мам, ничего не могу с этим поделать, — ответил я и подмигнул. — Я растущий организм.
Я пошел к плите за второй порцией, остановился и стал есть там.
Какой смысл садиться, если я собираюсь очистить всю кастрюлю?
— Ты же на прошлой неделе проходил медосмотр. Как результаты? — спросила мама. — Доктор Мёрфи доволен показателями?
Откуда мне знать, если я к нему не ходил?
Я ограничился общими фразами, торопясь перенести содержимое кастрюли себе в желудок.
— А что говорят врачи в Академии? — допытывалась мама. — Насколько знаю, им не нравилось, что ты слишком быстро вернулся к играм.
Я вновь прибегнул к общим фразам, поскольку мне совсем не улыбалось затевать очередную дискуссию с мамой.
Если совру, она поймет, она же видит меня насквозь.
Если скажу правду, запаникует.
При любом раскладе она захочет увидеть область травмы, то есть мой член и яйца.
И при любом раскладе я потеряю терпение и скажу «нет».
А дальше терпение потеряет мама, схватит телефон, позвонит отцу и со слезами станет жаловаться, что я не желаю показывать ей свои интимные места, поэтому он должен немедленно приехать домой и разобраться со мной сам, потому что я, возможно, умираю от «гангрены пениса» или другой жуткой болезни, нарисованной ее воображением.
Отвлекающие маневры и избегание прямых ответов были чертовски важны, чтобы не доводить маму до слез и не усугублять мое реальное состояние.
— Мам, так рад, что ты дома. Спасибо за жаркое. Но я думаю пойти к себе и взяться за домашку, — сказал я, избрав такую тактику. — Пятый год прямо тяжелый, я даже всерьез подумываю подтянуть ирландский, — для пущего эффекта добавил я.
Мне не требовалось ничего подтягивать. С третьего года за любую контрольную и экзамен я не получал оценок ниже В.
На самом деле это я мог подтягивать других. Я много помогал парням с экономикой и бухучетом.
Отвлекающий маневр сработал, сместив мамины тревоги с моих болячек на образование.
— Ох, котик, ничего страшного, — ободряющим тоном произнесла она. — Я горжусь, что тебе хватает мужества признать проблему. Утром я позвоню нескольким людям и посмотрим, чем тебе помочь.
— Да, было бы здорово, — как пай-мальчик, кивнул я, потом заложил руки за голову и зевнул.
— Вид у тебя измученный, любовь моя. — Мама посмотрела на меня, оценивая степень усталости, и ее карие глаза наполнились состраданием. — Почему бы тебе не лечь пораньше? А твоим преподавателям я напишу объяснительную про домашнюю работу.
— Спасибо, мама. Я действительно вымотался.
Я поцеловал ее в щеку и пошел к двери, собираясь покинуть кухню раньше, чем мама вдруг снова вспомнит о моем здоровье.
— Да, пока не забыла, — крикнула она вдогонку, заставив меня остановиться. — Я записала твою машину на техосмотр. Ближайшая дата — через две недели, в понедельник. Так что я отвезу тебя в школу, а на обратном пути мы заедем за машиной.
— Черт, — проворчал я, поворачиваясь к ней.
— В чем дело?
— В следующем месяце у меня каждый вечер сеансы физиотерапии по линии Академии. — Я сокрушенно вздохнул и потер лоб. — Мама, мне нужна моя машина. — Я с надеждой посмотрел на нее и добавил: — Конечно, если ты не хочешь, чтобы я вырубился и тебе пришлось бы везти меня в клинику. Или тогда одолжи мне свой джип.
— Пропуск одного сеанса тебя не убьет, — спокойно возразила мама.
Наверное, не убьет. Но сегодня я уже пропустил сеанс из-за Шаннон.
— И потом, через день после той даты я снова улетаю в Лондон, и мне хотелось побольше побыть рядом с тобой.
Да, я знал, что она это скажет.
Ей до сих пор хотелось быть рядом со мной. Ну и женщина.
Проклятье!
— Приближается финал лиги, — возразил я, хотя и знал, что спорить бесполезно. — Это очень важно для репутации школы. Я должен быть в соответствующей форме.
— А сейчас ты что, не в форме?
— Не жалуюсь.
— Тогда почему ты прихрамываешь?
— Что-о? — спросил я, разинув рот от неожиданности.
— Правая нога, — ответила мама. — Ты словно боишься на нее наступать.
Она повторяла слова Шаннон. Мне стало не по себе.
