поужинать и остаться на ночь у Шоны, зная, что так будет проще, чем отказываться от приглашения.
Я начала рассказывать, чем Уолт и Билли занимались в Вирджинии, и мы все шутили про их эксцентричность. Я вспомнила об их навязчивом желании возвращаться после поездок и видеть искрящийся от чистоты унитаз. Прежде чем вернуться из поездки, они звонили мне и просили зайти к ним домой и «пробежаться ершиком» в туалетах, чтобы им не пришлось смотреть уродливое кольцо. Шона рассмеялась, потому что когда-то давным-давно она была «держателем ершика» в Денвере. Мы все согласились, что хуже всего «тыкать медведя» – так мы называли свои ответы на очередное послание отца по электронной почте. Мы подсчитывали, кого он чаще всего вычеркивал из завещания. Я была почти уверена, что это я, но Сэм привел убедительный аргумент, что лидером все-таки был он. Еще мы серьезно поговорили обо всем, что нам еще предстояло обсудить вместе лично: например, почему Крис уехал, чем он поделился со мной о тайнах нашего детства. Я говорила о лжи и манипуляциях, насилии и издевательствах. Я признала, что все они в детстве пережили то же самое. Я отметила стремление их матери положить конец всему этому, а также ту боль, которую принесло всем нам принятие со стороны моей матери. Я рассказала о том, как Крис пытался спасти отношения с мамой и папой, написав длинное эмоциональное письмо, и об их отказе, из-за которого он ушел так, как ушел. Мы говорили о фильме «В диких условиях», успех которого показался им таким же нереальным, как и мне. Мы все были расстроены тем, что мама и папа создают у людей неправильное впечатление о Крисе.
Окруженная теплом и поддержкой братьев и сестер, я не хотела ехать к родителям и вслух размышляла о различных предлогах, которые можно было бы использовать, чтобы остаться у Шоны. Слишком устала? Это бы не сработало, их квартира находилась всего в десяти минутах езды. Слишком много выпила, чтобы садиться за руль? Мы решили, что здесь два главных недостатка. Во-первых, все знали, что я редко пью, а если и позволяю себе иногда выпить, то никогда не перебираю. Во-вторых, они ведь могут настоять на том, чтобы приехать и забрать меня? Это был бы самый нежелательный, но очень вероятный результат моих попыток уйти от обязательств.
– Я даже немного удивлен, что ты наконец-то такое говоришь, – сказал Сэм, задумчиво глядя на меня. – Я, честно говоря, волновался, что ты приедешь и будешь их рупором – попытаешься убедить всех нас дать им еще один шанс.
Я глубоко вздохнула:
– Наверное, я просто устала бороться за мир во время бесконечной войны.
Все мои братья и сестры прошли этот путь до меня. Некоторые из них полностью порвали с моими родителями, другие поддерживали с ними периодические контакты, в лучшем случае натянутые. Шелли, Шона и Стейси почти не виделись с ними после поездки во Францию. Но все они понимали, что я должна принять решение сама, на своих условиях и в своем темпе. Несмотря на то что они всегда были готовы обсудить то, что мне нужно, пока я осторожно продвигалась по собственному минному полю испытаний и невзгод в отношениях с родителями. Но никто из них никогда не пытался препятствовать сохранению наших с ними отношений.
Я приехала в квартиру к родителям и застала отца в приподнятом настроении. Он стоял на кухне, готовил ужин из четырех блюд, одетый в новый поварской халат. Черные с проседью волосы он собрал сзади в короткий конский хвост. Мы с папой пошутили над его кулинарным эго. Он попросил на свой день рождения настоящий поварской халат с вышитой надписью: «Величайший шеф-повар в мире». Я, в свою очередь, заказала ему повседневный фартук с выглаженной надписью: «Мне кажется, что я величайший шеф-повар в мире!» Он надевал его, когда был в хорошем настроении, чтобы сделать забавное фото – например, во время приготовления цыпленка на гриле, – но не перед тем, как приготовить впечатляющее блюдо, которое нам предстояло разделить в тот же вечер. В последнее время он придерживался здорового образа жизни – на этот раз рыба, – и запах пронизывал воздух.
– Посмотри, что Хантер сделала для меня. Разве это не мило? – сказала я, подходя и расправляя плакат на кухонной столешнице.
– Ого! Здорово! – соглашался папа, не поднимая глаз от напряженного действия, происходящего на плите.
Мама взглянула на плакат и быстро отвела взгляд, но закатила глаза, когда повернулась лицом. Один взгляд на пустые винные бутылки на столе выдал, чем она занималась, пока я была в гостях.
Не успела я снять сумочку с плеча, как она проплыла мимо меня, подняв одну руку вверх, словно дирижируя симфонией, которую могла слышать только она. «Карин, пойдем со мной».
Она привела меня в их спальню и показала мне красивую и очень большую панорамную картину с изображением лошадей на заснеженном поле. «Видишь это, Карин? Видишь? Мы с отцом купили ее в галерее в Юте. Она стоила восемьсот долларов». Затем она показала еще два произведения искусства и сказала, сколько они стоят. Она провела алкогольную экскурсию по каждой комнате, рассказывая о каждом предмете, который стоял на полке или висел на стене, о том, куда они ездили, где его нашли и сколько он стоил. Я всегда обожала мамино пристрастие к выгодным покупкам – она никогда не стеснялась объявить, что то великолепное платье, которое на ней надето, она нашла в комиссионном магазине, – но сегодня настроение было другое. Я узнала огромную хрустальную чашу из дома в Аннандейле – подношение мира, которое папа привез домой из Германии, чтобы избежать угрозы развода во время печально известного происшествия с Шелли. Мама снова напомнила, насколько все это ценно и что однажды я это унаследую. Я осознала, что она показывает мне все, что может предложить.
Папа позвал нас на ужин. Мы сидели за столом, передавали друг другу тушеную рыбу, овощи и рис на пару, изысканную зелень с неизменно восхитительной папиной домашней заправкой, как вдруг мне стало холодно. Я хотела оказаться дома у Шоны, с более теплой атмосферой и не такой специфической едой. Папа намекнул на комплименты по поводу специй, использованных при приготовлении филе голубого тунца. Мама взволнованно спросила, как у меня дела в мастерской и в отношениях с Робертом. Они не задали ни единого вопроса о братьях и сестрах или о своих внуках.
Мои родители даже подумать не смели, что они находятся всего в десяти минутах от
